Действительно, по котельной поплыл запах закипающего борща.
– Только вот одно плохо, – приговаривала Варвара, разливая борщ по тарелкам. – Пампушек я к борщу испечь не успела, а какой же это борщ без пампушек…
– Ничего, – умиротворенно протянул Григорий, разливая остатки водки. – И без пампушек покушаем…
Мария к этому времени уже утолила свой голод, но борщ испускал такой божественный аромат, что она не устояла, проглотила одну ложку, другую, третью…
Потом она подняла восхищенный взгляд на Варвару и проговорила:
– Слушай, в жизни не ела ничего вкуснее! Как ты его варишь? У тебя есть какой-то секрет?
До этой минуты Варвара поглядывала на Марию весьма неодобрительно и немного ревниво, но такой искренний комплимент смягчил ее сердце.
– Да какой там секрет… – ответила она довольным голосом. – Никакого такого нет секрета!
– Ну не может быть… – не сдавалась Мария. – Наверняка есть какой-то секрет! Ну, скажи мне, очень тебя прошу!
– Ну, ладно, – сдалась Варвара. – Все дело в том, что сперва нужно свеклу потереть на крупной терке, обжарить ее с луком, пока лук не зарумянится, потом добавить туда немного уксуса и еще немножко протомить под крышкой…
– Какая баба пропадает! – проговорил Петр Васильевич, щедро поливая борщ сметаной. – Был бы я лет на двадцать моложе – женился бы на тебе, Варвара!
– Ну, уж вы скажете! – зарделась натурщица.
Наконец ужин завершился, Григорий с Варварой отбыли (Варвара между делом успела даже перемыть посуду), и Мария осталась наедине с Петром Васильевичем.
– Теперь, дочка, наша с тобой смена начинается, – заявил Петр Васильевич, озирая свои владения. – Ты, это, спортзал подмети, коврики выколоти, подоконники протри, а потом можешь вон там на кушеточке подремать.
Мария быстро справилась с работой, прилегла на кушетку.
Она думала, что после сегодняшнего долгого и утомительного дня, после всех выпавших на ее долю опасностей и приключений заснет, как только голова коснется подушки, – но не тут-то было.
Видимо, от переутомления нервная система перешла в какой-то особый режим, только сна не было ни в одном глазу.
Против воли Мария снова начала вспоминать свою жизнь.
В свое время она не поехала учиться ни в Москву, ни в Петербург, потому что одну ее мать не отпустила. Маша поступила в университет в своем родном городе.
Первые два года ничего в ее жизни не происходило, Маша постигала науки и нигде не бывала, кроме университета. С ребятами из группы как-то у нее не сложилось, а с одноклассниками Маша не поддерживала отношений из-за Алиски. Потом тяжело заболела бабушка, и Маша окунулась в заботы о ней.
Бабушка не привыкла болеть, поэтому переносила все очень тяжело. Когда же выяснилось, что болезнь ее неизлечима, стало и вовсе плохо. Никак не мог помочь в этом случае бабушкин бойцовский характер, не с кем было ругаться, некому выговаривать и ставить на вид. Не на кого писать в вышестоящие инстанции, разве только обратиться к самому Господу Богу. Некоторые люди так и делают, когда не остается уже надежды. Бабушка же в своей жизни руководствовалась другими принципами.
«На Бога надейся, а сам не плошай!», «На миру и смерть красна!», «Один в поле не воин!» – ни одна эта пословица не пригодилась ей в смертельной болезни.
Бога надо было просить, а бабушка привыкла требовать – громко и агрессивно. Противостоять несчастью в одиночку она не умела. Смерть ее была трудной и страшной.
Прошло совсем немного времени, и Машина мама объявила ей, что выходит замуж.
– Так скоро? – оторопела Маша. – Не рано ли?
– Поздно! – закричала мама. – Поздно! Мне сорок семь лет, ты понимаешь, что это такое? А жизни не было, она мне ее испортила! Твой отец ушел, еще два раза я замуж собиралась – и что? Все кандидаты ей не подходили, все плохие оказались! Хорошо хоть Сережу я ей не показала, а то бы и его она выгнала! Из-за нее мы по чужим квартирам встречались, как тайные любовники! Я счастья простого хочу и покоя! Ты можешь это понять?
Мама кричала громко, голос ее временами срывался на визг, лицо пошло красными пятнами.
– Ну, хорошо, хорошо. – Маша испугалась, что маме станет плохо. – Выходи замуж, я не против…
– Не смей произносить этого слова – против, не против! – рявкнула мама. – Слышать его не могу!
Сережа оказался низеньким плешивым мужичком, с маленькими руками и ногами. Взгляд он имел тусклый и невыразительный, а голос слегка блеющий.
– Какой есть, – прошипела мама, поймав Машин взгляд, – мне выбирать не из кого. И оставь его в покое!
Маша только пожала плечами.
Свадьбы не было, хоть тут-то маме не изменил здравый смысл, однако Сережу она тут же прописала в их квартире. Сережа мигом выбросил бабушкины вещи и устроил в освободившейся комнате свой кабинет. Для чего ему кабинет, Маша не могла взять в толк, поскольку работал он директором городской бани. Маме она этот вопрос задать поостереглась, мама очень болезненно воспринимала все, что касалось ее новоиспеченного мужа. Мама упорно делала вид, что он тут главная персона, заботилась о нем, как Маше казалось, напоказ.
Раньше дома было плохо из-за болезни бабушки, и теперь стало не лучше. Сережа потихоньку набирал обороты, покрикивал на Машу, критиковал ее одежду и манеру поведения, а при ее способности спускать обиды все сходило ему с рук. Мама всегда была на его стороне, тоже начинала посмеиваться и критиковать дочь. Маша отмалчивалась – деться было некуда.
Она стала больше времени проводить в университете, записалась на дополнительные курсы и как-то познакомилась в библиотеке с аспирантом Володей.
Их отношения развивались очень спокойно и неторопливо. Они болтали на подоконнике в библиотечном коридоре, гуляли по осеннему парку, шурша опавшими листьями, катались на лыжах за городом. Впервые за долгое время Маше было хорошо и покойно. Они не ходили ни в рестораны, ни в ночные клубы, Володя признался, что терпеть не может громкую музыку. Догадаться про рестораны было нетрудно – у аспиранта были проблемы с деньгами. Где-то он подрабатывал, конечно, но хватало только на немногое. Жил он вдвоем с мамой, которая работала учительницей.
Маше совсем не нужны были рестораны и вообще любая красивая жизнь, тихое счастье дороже. Они никогда не ссорились, даже по пустякам. По негласному соглашению они не ходили друг к другу домой. Маша и в мыслях этого не имела, потому что мамин муж Сережа совершенно распоясался.
Случилось так, что к Маше забежала однокурсница Ленка Перышкина, чтобы отдать конспект. Было не так и поздно, одиннадцатый час, но Ленка торопилась, они перекинулись парой слов в дверях. И в это самое время открылась дверь ванной, и оттуда выплыл Сережа, завернутый в розовое мамино полотенце. Увидев Ленку – росту метр семьдесят пять, да еще сапоги-ботфорты и коротенькое алое пальтишко, – Сережа разинул рот и едва не уронил полотенце. Вид у него был до того уморительный, что Ленка захохотала в голос, да и Маша не удержалась от улыбки.
