Следом показалась из сенок помертвевшая Анна.
— Ого! Винтогез! Тгехлинейка! — воскликнул, картавя больше обычного от возбуждения, Гадаскин. — Вот так да! Ну, Цупко, полные кганты выходят, а? А ну, дай гляну! — Протянул руку к винтовке, которую Баташев уже окончательно выпростал из рогожи. — Хм, вполне. Ну что, гожа уголовная, полный наговог, говоришь, на тебя? Что молчишь, паскуда?! Твоя винтовка?!
Цупко со всего маха рухнул на колени:
— Начальник! Не губи! Истинный крест, не мое это, не мое! Да чтоб мне! Партизан один поберечь велел, для охоты! Не мое, ей-богу, к маменьке не ходи, нача-а-альник!..
— Не скули, сволочь жигная! Партизан один… Вгешь, гад!
Гадаскин занес над Цупко винтовочный приклад.
— Колись, сука!
— Не вру, господин хороший, не вру! Григорием звать, а фамилия… Запамятовал!
— Вспомнишь, сучье отгодье! Вспомнишь! Попов, ну-ка, вгежь ему пару горячих казачьей подружкой!
— Бурдинский, Бурдинский евонная фамилия, Егорша Бурдинский!
— Ха, сразу память прорезалась! Так Егорша или Григорий? А? — поиграл нагаечкой Попов.
— Егорий…
— Смотри, чтоб с тобой медвежьей болезни не приключилося, орелик! И откуда же это у тебя, гниды, вдруг партизан, как ты говоришь, знакомый оказался? — спросил Попов.
— Дык, попросил по-приятельски, партизанили вместе…
— Охо-хо-ха-ха! Эко, бляха муха, как завегнул! — Гадаскин заржал и согнулся от смеха почти вдвое. — Цупко! Блядь стагая! С тебя пагтизан…
— Помогал я! Продуктишками, вещички опять же…
— Ты, сука, к пагтизанскому гегойству не пгимазывайся! — вздернул с земли за грудки Филю Гадаскин, бешено вращая белками. — Мгазь уголовная! Помогал он! У-у! Зашибу, паскуду!
Он оттолкнул Цупко и повернулся к Ашихмину с Поповым.
— А кто мне говогил, что своего человека на заежке заимели? Вот это говно? Это?!
— Так… это… — откашлялся Ашихмин. — В прошлый раз он нас на контрабанду навел…
— Увел, а не навел! — Гадаскин зло сплюнул в сторону Цупко. — Фуфелей подставил! Небось тех, что самому ему мешали, а главную добычу, гад, стогоной пгопустил! Не так, а, вошь тифозная? Так небось!
— Век воли не видать, начальник! — истерично застучал кулачищем в гулкую грудь Филя. — Землю ем — без фуфла сдал! Как на духу! Эх-ма, к маменьке не ходить, справедливости не дождесси, заформачили, как последнего фрайера!..
— Слыхал, Михаил, рулады? — засмеялся Ашихмин, подмигивая Баташеву, удивленно уставившемуся на рыдающего Цупко. — Циркач, каких поищи! А по блатной музыке, ишь, собаку съел, да не одну! Ладно, хорош тут представление разводить!
— И то, — кивнул Гадаскин. — Давайте-ка тгогаться будем. Значится, так! Этого агтиста, — ткнул пальцем в Цупко, — связать и на телегу! Стагичка, котогый вон на пгиступке затаился… Эй, ты, стагый пень! — крикнул он Бизину. — Понял меня давече? То-то…
Снова обратился к своей команде.
— Стагичка, хег с ним, пока отставим, толку с него… Да, пусть наша уголовная гожа сразу сухаги захватит и бельишко. За один только винтогез ему на нагах до-олго обитать! Слышь, пес, живо дуй в хату, но без глупостей! Собирай майдан, пагаша по тебе скучает! Баташев! Пригляди за арестованным!
Гадаскин снова покрутил обнаруженную винтовку, клацнул затвором, провел пальцем по вырезанным ножом на прикладе буквам: «Г. Б.» Что-то заставило его нахмуриться и пристально посмотреть в спину Цупко, обреченно направившемуся в избу.
Но тут и Филипп вдруг остановился и, чуть не сбив своей тушей Баташева с ног, — к Гадаскину, с шепотком:
— Гражданин начальник, на два слова, разговор секретный имеется… Переговорить ба, без постороннего уха…
Жалкий лепет медведеподобного Филиппа производил комичное впечатление. Милиционеры засмеялись, но Гадаскин оборвал:
— Тихо! Пущай уж до жопы колется!
— Мне надо с вами тока…
— Ну?
— Пройдемте в избу, сподручнее вопрос обговорить…
— Ага, пегеговогы у нас под белым флагом!
— Не сумлевайтесь, гражданин начальник, без обману! — Цупко заложил такой крест, что милиционеры снова грохнули. Настойчивость Цупко Гадаскина несколько озадачила.
— Ладно, пошли в хату! Бгатцы, — обратился он к подчиненным, — погодьте малость, пегетолкую с субчиком, коли ему невтегпеж. Во дворе не зевать, поняли!
Гадаскин и Цупко прошли в горницу.
Сидевший у крыльца Бизин, делая вид, что прикемарил по-стариковски, прикидывал в уме, кого же Филя решил продать и для чего. Одновременно, через полуприкрытые веки, как в прицел, оглядывал и запоминал накрепко лица агентов угро.
Анна с домочадцами подалась, поникнув, в большой дом, откуда слышался скрипучий голос старого охотника Митрича, о чем-то перепиравшегося с дедом Терентием. Тот там и жил, в выгороженном дощатой перегородкой углу, — следил за порядком, грел для приезжих чайник или самовар, чинил упряжь.
Из крайнего окна дома для постояльцев через щель в занавесках, скрадываясь, зырил за милиционерами Мишка Спешилов.
4
В «барской» избе тем временем разговор разворачивался интересный.
— Ну, чего ты мне тут секгетного нашепчешь? — брезгливо глядел на Цупко начальник угрозыска.
— Не сумлевайтесь, дорогой гражданин-товарищ…
— Волчага чикойский тебе товагищ! Выкладывай, чего зазывал?
— Гражданин начальник, вот те! — воровским жестом изнизу поддел передние зубы Филя. — Я ж от чистого сердца прошлый раз контрабанду сдал! И сами же убедилися, што нащет овса — полный навет!..
— Ты мне, что, политгьямоту тут читать собрался о собственной пользе?! Аблокатом заделался?!..
— Упаси меня Боже! — Цупко прижал к груди обе ручищи. — Я про то, что пользы могу принести донельзя! Завсегда подсобить конторе вашей, нешто не понимаю…
Гадаскин изучающе посмотрел на прохиндея, растягивая слова, переспросил:
— Завсегда подсобить, говоришь?
— К маменьке не ходить! От те крест, век воли…
— Слышал! — отмахнулся Гадаскин и внезапно хлестнул вопросом. — А лошади чьи?
— Приблудные! Можа, и хозяева обыскалися, так мне ноне на то не с руки было. Старика вона из централа встречал, тожа, ведь, по-людски надо, один как перст… Так и думал, что поспрошаю нащет лошадок завтреву дни…
— Вгешь ты все, как сивый мегин!
— Да, никоим разом! А еще подозреваю, что коников увели, но, вас испугавшись, бросили, вот они и приблудилися. Пошто же добро от себя отталкивать!
— Конешно-о… — насмешливо протянул Гадаскин, разваливаясь на стуле. — Новый рассказ, паря, у тебя еще интереснее! Ну а коровенку у кого стибрил?
