Мужчина, как мне показалось, не сразу понял, в чем дело. Глаза его были наглухо зашторены темными очками. Тихо сказал:
— Извините.
— Вы что — не видите? — оторвал я мокрую ткань своих брюк от ноги, чтобы не было так горячо.
— Я нет, — ответил он мне в тот момент, когда стюардесса уже стирала салфеткой пятно с моих штанов. Потом повторила маневр с кофе, снова наполнив мне пластмассу. На этот раз все прошло удачно. Я поблагодарил ее, она очаровательно удалилась обслуживать других пассажиров, оставив мне улыбку в качестве компенсации за нанесенный ущерб. Еще несколько секунд покатала мой взгляд на качелях своих впечатляющих ягодиц, пока те не растворились в проходе самолета. Приятная женщина. Злость мою сняло как рукой. Ее рукой.
— А что случилось? — произнес как ни в чем не бывало сосед сквозь очки.
— Штаны до сих пор дымятся.
— Что, стюардесса понравилась? Надо держаться.
— Поздно, уже пятно, — мне самому тоже стало смешно.
— На что похоже? — спросил он.
— Напоминает профиль моей бывшей жены. Пожалуй, так и оставлю.
— Ну что же, кофе здесь неплохой. Хорошо пахнет, — сделал он глоток из своего стаканчика. — Да и место для жены подходящее.
— Век готов с пятнами ходить, если такая женщина будет так усердно гладить мои ноги.
Я снова поймал полуулыбку стюардессы, которая уже не слышала нас и разливала кофе пассажирам, сидящим впереди.
— Вы уж не держите на меня зла, — продолжал сосед.
— Уже отпустил, нам же еще как-то надо жить вместе… эти два часа.
Он улыбнулся:
— А как выглядела ваша жена?
— Вы что, не знаете, как они выглядят? Правильные черты лица, нос с горбинкой. Яркие карие, словно гречка, искрящиеся глаза, волосы шелковые теплые густые, будто сумерки летом, растеклись по плечам блестящей на закате рекой. Худые ключицы, которые навечно врезались мне в память. Бесконечные тонкие сильные руки, два солнца трепетной груди, выдающиеся бедра и тонкие лодыжки.
— Чувствую, сохнете по ней до сих пор. Разлюбить не пробовали?
— Легко вам говорить, вы сами попробуйте.
— Если бы я такую попробовал, у меня бы тоже не получилось.
* * *
— Кто бы меня так полюбил? — неожиданно прервала рассказ Павла Фортуна.
— Нет, неправильная постановка вопроса: кого бы я так полюбила… — улыбнулся Павел и продолжил свой рассказ.
* * *
— Где же она? Почему не летит сейчас с нами? Я знаю, вы не хотели наскучить красоте, для этого ушли первым, — поправил очки попутчик.
— Нет, первой ушла она. Она погибла. Парашют не раскрылся.
— Извините.
— Да ничего, я уже пережил.
— Вы так славно вырезали портрет своей жены, а я как выгляжу, по-вашему? — постарался избежать минуты молчания мужчина.
— Вы правду хотите услышать?
— Валяйте, чего уж там. Тем более кофе я уже допил.
— Как очковая кобра, которая неожиданно ужалила меня, защищая свое пространство.
Он громко засмеялся.
— А еще у меня почему-то возник образ железного человека. В вашем голосе столько металла, пронизывает до самых пяток.
— В волосах гораздо больше, — улыбнулся сосед и потрепал свои седые волосы.
Видно было, что ему нравилось, когда говорили о нем. Люди всегда делились на тех, кто любил послушать о себе, и на тех, кто — поговорить о других.
— В общем, мудрая говорящая кобра с металлом в голосе.
— Похоже, и в характере его залежи, — сделал я последний глоток и заткнул пластик в сеточку впередистоящего кресла.
— У каждого есть риск заржаветь: достаточно попасть во влажную теплую негу.
— Вот откуда такое чудовищное обаяние. Видимо, вы хорошо разбираетесь в человеческих отношениях.
— Скорее в нечеловеческих, — поправил он и протянул руку: — Роберто.
— Павел, — пожал ее.
— Очень приятно.
— А почему нечеловеческих?
— Потому что фильмами о человеческих денег много не заработаешь. Я — режиссер. Лечу на съемки со своей командой.
— Понятно! А где команда? — всматривался Павел в ряды кресел, пытаясь обнаружить остальных.
— В бизнес-классе.
— А вы почему здесь?
— Люблю пообщаться с нормальными людьми, на обычном языке. Правда, не всегда так везет с соседями, как сегодня.
— Вы всегда так начинаете знакомство? — посмотрел Павел на свои брюки, которые уже почти высохли.
— Нет, здесь обошлось без сценария, еще раз извиняюсь. А вы, наверное, художник?
— Нет, шахтер.
— Изящно пишите портреты.
— Точнее был шахтером, уволился, решил съездить в отпуск на море.
— Как там, под землей?
— Жить можно.
— Значит, не обманывают про жизнь после смерти.
— Не, не врут. Там в темноте полно людей с фонариками на головах, которые с такой страстью ищут свое счастье, будто на поверхности оно уже закончилось.
— Темнота — это прекрасно. Что там еще есть кроме полезных ископаемых?
— Крыс много, приходится еду подвешивать над головой, чтобы не остаться без обеда.
— Крыссссы… — задумчиво вытянул длинный хвост из этого слова Роберто. — Главное, чтобы среди людей их не было.
— Нет, в этой дружной семье дерьмо не приживается. А с крысами спокойнее, они первые бегут, случись что — чуют.
— Всегда завидовал людям, которые в нескольких словах могут нарисовать портрет или пейзаж.
— Влияние книг: все детство просидел с матерью в библиотеке, она там работала, я читал, — посмотрел Павел в иллюминатор и заметил вдали белый самолетик, будто бумажный.
Он тоже расправил острые крылья, так же ветер гулял в голове, подгоняя его непрерывный полет. На мгновение Павлу показалось, что он даже смог разгадать буквы названия авиакомпании. Получалось его имя. Сложенный неплохо физически, из чистого, как новая жизнь, листа, он переливался на солнце, словно рыба в воздушном океане. Видно было, что самолет гражданский, и тоже перевозил пассажиров, но любил пассажирок. Достаточно легкомысленный, чтобы взять его на вооружение.
— Мне такого художника в команде очень не хватает. Вы же безработный теперь?
— Выходит что так.
— Не хотите помочь мне делать кино? Поверьте, это безумно интересно, — сказал он с такой страстью, будто признавался в любви, ожидая положительного ответа.
— А что нужно делать?
