— Извини, я ведь тоже когда-то любил.
— Как ты можешь утверждать, что любил, если это была не я. Ты не понимаешь.
— Зачем мне тебя понимать, когда я могу чувствовать, — затянулся я глубоко и ткнул сигаретой в пепельницу, сломав ей позвоночник. Та все еще жарко тлела и требовала поцелуев. Скоро тихая струйка дыма, словно дух, который покинул тело, растворилась в воздухе под теплый скрежет Армстронга.
К
Заседание кафедры уже началось, когда к залу юбок я прибавил еще свои джинсы. На соискание ученой степени выступала молодая девушка, которую я видел впервые. Похоже, она была из другого университета. Доклад был по обыкновению скучен. Мне показалось кощунственным, что молодая женщина, награжденная такой красотой, втягивает мир в уныние. Словам и жестам не хватало эротики. Мне захотелось исправить эту ошибку, и я начал мысленно ее раздевать, затем подключил и остальных. Однако скоро раздевать их и копаться в чужом белье надоело, тогда женщины начали раздеваться сами. Оставалось только приглушить слова, поставить нежную музыку и разлить нужное вино. Сквозь полусухое я тихо наблюдал, как они стягивали свой стыд, свою скромность, под которой пряталась настоящая красота. Ночью это занимало гораздо меньше времени, чем сейчас. Оно тянулось, слова из розовых губ аспирантки не кончались, как бы я их ни игнорировал.
«Вначале было слово», потом три, в конце предложение, которое мужчина должен сделать женщине. Но стоит ли торопиться? Женщины не кончались, они текли рекой, стоило тебе только открыть свой краник. Это и было самым главным чудом настоящего мира. Что делать без них? Скука. Они продолжали раздеваться. Одни это делали быстро, другие слишком медленно, кто-то ложился, не раздеваясь, а тем, кому не стоило вовсе, вдруг начали наседать на мою фантазию так назойливо, что стало душно, и я вышел из аудитории. Закрыл за собою дверь, достал из кармана пачку сигарет и двинулся через коридор далее вниз по лестнице к свежему воздуху.
На крылечке стояла молодая девушка, видимо, тоже аспирантка. Она с холодной страстью целовалась с сигаретой. Мы поздоровались. Я тоже достал свою и затянулся.
— Вместо того чтобы друг с другом, целуем какую-то гадость, — начал я. — У вас что?
— Bond, — сухо ответила она.
— Любите сильных и мужественных?
— Кто же их не любит. А вашу как зовут?
— Next.
— И кто же будет следующей?
— Вы.
Не найдя что ответить, она затянулась. Я посмотрел в ее красивые миндалевидные глаза, те прикрывались длинными ресницами от весеннего солнца. Мой взгляд упал ниже. На легкую открытую кофточку, под которой сегодня отдыхала от лифчика спелая грудь: она-то знала, что лучший бюстгальтер — это мужские ладони. Бедра обнимала короткая кремовая юбка, стройные ноги венчали розовые туфли, цвета ее помады.
— То есть я вам нравлюсь?
— Да, но это вряд ли мне поможет. Вижу, вы поссорились с кем-то, теперь вот мстите.
— Откуда вы знаете?
— Помада пылает, очень мало одежды. В общем, блестяще выглядите.
— Отомстить действительно хочется.
— Причем сразу всему миру своим внешним видом.
— Чем лучше выглядит женщина, тем больнее упала, — в первый раз улыбнулась мне незнакомка.
— Не хотите выпить кофе, правда, у меня там кафедра идет.
— Я не против, — бросила окурок в урну девушка.
Мы зашли в университетское кафе. Вид у него был нищий и пришибленный, но кофе здесь варили хороший. Я оплатил, и мы сели за столик.
— Как вас зовут?
— Алекс.
— А вас?
— Next, — грустно пошутила она. — Кэтрин.
Я поднялся и принес две чашки крепкого кофе, который к тому времени уже ждал нас на стойке, и шоколад. Мы пригубили, все еще разглядывая друг друга. Прошло несколько минут.
— Вы всегда так молчаливы? — вернул я чашку на стол.
— С хорошими людьми всегда есть о чем помолчать.
— Откуда вы знаете, что я хороший?
— Вас глаза выдают, синие-синие, как небо в ясную погоду. Вы тоже любите помолчать?
— Иногда мысли настолько хороши, что не хочется ими делиться. Хотя у вас, по-моему, не очень хорошие. По крайней мере, сейчас, — окунул я осторожно свои глаза в глаза Кэтрин.
— Читаете?
— Ага.
— Так что там написано?
— Вы хотите кого-то убить. Вас кто-то обидел?
— Меня огорчили.
— Бывает. Видите муху? — указал я на край стола, на котором сидело перепончатокрылое.
— Ну.
— Убейте ее, полегчает, я в этом уверен.
— Она слишком красива.
— Пока вы думали, их уже стало двое.
— И они занялись любовью.
— Придется убить двоих.
— Вы все еще говорите про мух?
— А вы все еще про измену?
— Вот вы могли бы изменить? — подняла она на меня ресницы.
— Я? Легко, — сделал я еще один большой глоток.
— Даже если вас сильно будут любить?
— Это как раз и спровоцирует, — выдавил из фарфора последние капли.
— Даже если вы знаете, что причините кому-то нестерпимую боль? — вылила Кэтрин осадок своего кофе на блюдце. Он образовал коричневую лужицу в форме покусанного сердца.
— Раздеваясь, об этом никто не думает, — взял я салфетку и вытер свои губы.
— Если бы вы знали, сколько красивых слов стояло за этим.
— Часто люди готовы начать говорить о любви, только для того чтобы кончить.
— Отчего же так происходит, неуклюже и примитивно? — мяла девушка в руках салфетку.
— Измена — обратная сторона любви. Нет ни повода, ни причины. Люди изменяют, потому что хотят измениться сами. Но в результате меняется только отношение к ним.
— Измена — это то, что никогда не могло прийти в голову и пришло сразу в сердце.
— Неужели не было никакого предчувствия? Хотя предчувствие должно больше относиться к любви.
— Я вроде как любила его, и он меня, но все время какие-то сомнения покусывали, знаете?
— Нет, детка, если сомневаешься, то это уже не любовь, а так… дружба с интимом, — начал я уже скучать, теребя пакетик с сахаром.
— Ну в итоге и получилось, — вздохнула она. — Наверное, еще долго буду вспоминать.
— Зачем? Думайте о чем-нибудь приятном, Кэт.
— Я и так о нем постоянно думаю.
— Я имею в виду секс.
— Я тоже.
М
В мастерской накопилось пустых бутылок и другого бытового мусора. Было очень сложно сделать сегодня хотя бы что-то, хотя бы выкинуть мусор. Все-таки мне это удалось: я собрал их в пакет и вышел во двор. В помойке, как всегда, навалено всякого щедро. Закинув в контейнер мешок, уверенно зашагал к арке и скоро уже был на улице. Рядом находился небольшой парк, в котором я хотел прогуляться и подышать воздухом. Деревья стояли голые, но неинтересные. Из-за одного из них вышла бабушка, на четырех ногах, в зеленом комбинезоне. «Зеленые человечки на четвереньках, это уже слишком». Она мне показалась знакомой.
