– Я найду, – поправил Гринчук. – Мне для этого нужно будет просто все бросить и заняться этим вопросом.
– Не думаю, что вам кто-то позволит…
– А мне плевать! – отрезал Гринчук. – Я просто все брошу и уйду. И мне…
– Давайте на этой высокой ноте прервемся, – сказал Полковник, – и все-таки пообедаем. Граф, наверное, уже ждет и волнуется. Я его предупреждал.
Граф действительно ждал.
Волновался ли он при этом, знал только Граф. По внешнему виду этого определить было нельзя. Как всегда – безукоризненный костюм, безукоризненная прическа и безукоризненная улыбка.
– Прошу, – сказал Граф, широким жестом приглашая войти.
Полковник вошел первым. За ним двинулся Гринчук. Граф закрыл за ним дверь на засов.
– Проходите в кабинет, – сказал Граф.
Полковник пошел, не оборачиваясь. Гринчук тоже. Он не обернулся даже когда Граф без взмаха, коротко ударил его кулаком в спину. Гринчук чуть качнулся в сторону, пропуская удар, потом зажал руку Графа у себя подмышкой. И продолжил свое движение к кабинету.
– Руку отдай, – попросил Граф.
Гринчук не ответил.
– Не позорь перед посетителями, – снова попросил Граф.
– Бутылка коньяку, – сказал Гринчук, не останавливаясь.
– Прошлый раз была бутылка водки.
– Две бутылки коньяку, – сказал Гринчук и что-то там сделал с рукой Графа.
Граф зашипел от боли.
– Ручка бо-бо? – спросил Гринчук.
– Сволочь ты все-таки, – простонал Граф. – Хорошо, две бутылки.
– Армянского, из того самого ящика… – продолжил выдвигать требования Гринчук.
– Хорошо, – сказал Граф и стал растирать отпущенную на свободу руку.
В кабинете было прохладно и очень респектабельно. Кожаные кресла, дубовые панели на стенах, медные канделябры и тяжелые темно-красные шторы на окне. Хотя окна-то как раз и не было. «Клуб» сообщался с окружающим миром только через входную дверь, вход на кухню и через заднюю дверь, о существовании которой знали далеко не все.
Вместо окон в клубе были светильники, спрятанные за матовыми стеклами ложных рам.
– Вам не надоело еще играться с Графом в эти детские игры? – осведомился Полковник, усевшись за стол.
Голос его прозвучал как-то особенно респектабельно, под стать кабинету, и Гринчук поймал себя на том, что хочет ответить таким же аккуратным джентльменским тоном.
– Это традиция, Полковник, – сказал Гринчук. – И заодно – тест. В тот день, когда Граф меня подловит, я подам в отставку. И уйду на пенсию. Буду разводить клубнику и продавать ее на базаре.
– На Канарских островах, – закончил Полковник.
Гринчук подождал, не напомнит ли Полковник о нежданном богатстве Гринчука, но Полковник напоминать не стал. Только тонко улыбнулся.
Открылась дверь, и в кабинет вошел Граф.
– Что у нас сегодня на обед? – спросил Гринчук.
– Полковник заказал на мое усмотрение. Поэтому он сейчас будет ждать первого блюда, а ты прогуляешься со мной в соседний кабинет, – сказал Граф.
– Как я хочу быть полковником, – сказал, вставая из-за стола Гринчук, – он может носить папаху и может оставаться на стуле, когда подполковника гоняют с места на место.
– Что случилось? – спросил Гринчук, когда дверь кабинета закрылась.
– Понимаешь, – немного растеряно сказал Граф. – Полковник меня предупредил еще два часа назад, что будет с тобой…
– Ну?
– А час назад ко мне обратился один… э-э… мой знакомый. И попросил его проконсультировать. И я решил… – Граф отвел взгляд. – Я решил пригласить его сюда…
– В «Клуб»? – изумился Гринчук. – Тут же везде написано «Посторонним В.» Или это очень большой человек?
– Большой, – кивнул Граф. – В своем роде.
Граф открыл дверь соседнего кабинета.
– Знакомьтесь, – сказал Граф, – это Левчик.
Левчик действительно был большим человеком. В свои пятьдесят пять лет при росте метр шестьдесят он имел вес сто двадцать килограммов и привычку вкусно есть. Иногда он оказывал Графу консультационные услуги и за это получил право вкушать от изысков «Клуба». А еще он иногда умудрялся обменять свою информацию на информацию Графа.
Получив задание Мастера, Левчик решил позвонить Графу. Тот пригласил Левчика на обед, одновременно пообещав, что познакомит с очень информированным по затронутому вопросу человеком.
Увидев Гринчука, Левчик побледнел, выронил вилку и, нашарив галстук, стащил его с шеи.
Пока Граф коротко объяснял Гринчуку, что именно интересует уважаемого Левчика, уважаемый Левчик пытался восстановить дыхание и вытереть с лица и лысины пот.
– Такие, значит, дела? – сказал Гринчук, усаживаясь за стол, напротив Левчика. – Значит, это меня хотели грохнуть. А Атамана так просто, за компанию?
Левчик что-то простонал совершенно задавлено, что, по-видимому, означало согласие.
– Вы тут пообщайтесь, – сказал Граф, – а я пойду займусь делами.
Возле двери Граф остановился и, будто что-то внезапно вспомнив, оглянулся на Гринчука:
– Юра, в случае возникновения разногласий, вспомни, что старше тебя на двадцать лет, у него трое детей и нездоровое сердце. Поэтому, если надумаешь, лучше сразу бей в голову.
Левчик икнул. Граф вышел.
– Я слушаю, – сказал Гринчук.
И пока Левчик, продираясь сквозь испуг и икоту, излагал позицию Мастера по этому вопросу, Гринчук обдумывал новый вариант.
А если это правда?
Кто-то решил замочить Гринчука. Прислал команду. И все должно было выглядеть так, будто это мочили Атамана. Нет, Мастер таки действительно мастер. Большая умница.
Вопрос только в том, что не понятно, кто мог Гринчука заказать.
Разве что… Гринчук задумался.
В разговоре с Атаманом прозвучала кликуха Гири. Старого закадычного врага. Мог он? Подсказал Атаману идею встречи с Гринчуком, а сам прислал людей.
Полутемный зал, вспомнил Гринчук, испуганный Атаман, силуэт убийцы и огненные светлячки пуль.
– Я не смог ничего припомнить и поэтому обратился к Графу, – сказал Левчик.
– А он обратился куда нужно, – ответил Гринчук.
Взял со стола чистый стакан, налил в него газировки из сифона, и медленно выпил.
– Плохой у меня сегодня день, – выпив воду и поставив стакан на место, сказал Гринчук. – Последние четыре часа я только и думаю, на ком бы сорвать злость.
Левчик побледнел еще сильнее и вжался в спинку стула.
– У вас действительно больное сердце? – спросил Гринчук.
