Возникало впечатление, что криминальные новости вызывают у восемнадцатилетней девушки самые положительные эмоции.
– Как все слышали, на днях в городе произошло тяжкое преступление. По каким-то причинам подробности этого дела были скрыты от широкой общественности, но сегодня наш корреспондент Виктор Грузинский смог получить эксклюзивное интервью у начальника оперативно-контрольного отдела областного управления внутренних дел подполковника милиции Юрия Ивановича Гринчука.
Владимир Родионыч явственно икнул.
– Водички подать? – не отводя взгляда от экрана, спросил Гринчук.
В телевизоре как раз сменилась картинка, и появился парень, держащий в руках микрофон. Быстро повторив то, что уже сказала ведущая в студии, он повернулся к стоящему рядом Гринчуку. Фоном для беседы служил забор усадьбы Липских.
Владимир Родионыч замер.
Гринчук, не волнуясь и не сбиваясь, пересказал вкратце события последних дней, поведал о похищении, об убийстве всей семьи и о чудесном освобождении мальчика из лап преступников. Причем версия излагалась именно та, на которой настаивал Владимир Родионыч – супостаты перебили друг друга. Вопрос о деньгах также был обойден стороной.
– И насколько вы продвинулись в своем расследовании? – поинтересовался журналист у подполковника Гричнука.
– Достаточно далеко, – уверенно посмотрел в объектив бравый подполковник. – Настолько далеко, что начинаю опасаться за судьбу этого расследования.
– Вам уже угрожали?
– Нет, но мне почему-то кажется, что властьпредержащие, – после сложного слова Гринчук улыбнулся, – могут попытаться закрыть это дело. Закрыть рот мне и остальным членам следственной группы.
– Все так опасно? – спросил, задыхаясь от предвкушения сенсации, журналист.
– Не знаю, насколько это опасно, но если вдруг я завтра или сегодня ночью решу выпрыгнуть в окно, или меня собьет случайная машина, или зарежут хулиганы на улице… Или я выпью не того и из не той бутылки – это будет значить, что не всех мы нашли, и что трое похитителей не просто так погибли, а были убиты сообщниками, который до сих пор на свободе. Если же меня просто отстранят от дела, которым я официально занимаюсь только один день, то все мы поймем, что там, наверху, не хотят, чтобы правда о загадочном и жестоком убийстве одного из богатейших людей, как минимум, нашего города, стала достоянием общественности…
Экран телевизора погас. Гринчук оглянулся на Владимира Родионыча.
– Сволочи эти журналисты, – сказал с чувством Гринчук. – Не успел оглянуться, как уже давал интервью. Акулы пера.
Владимир Родионыч взял папку и сунул ее в ящик стола. Внимательно посмотрел на Гринчука.
– Ничего теперь не поделаешь, придется терпеть мои поиски. Но вы обратили внимание, Владимир Родионыч, что я остался в рамках вашей версии? И что мои финальные предположения остались всего лишь предположениями. До тех пор, пока не произойдет со мной или делом чего-нибудь печального.
– Вы решили, – сказал Владимир Родионыч…
Зазвонил телефон на столе.
– Да? Смотрел. Представьте себе, Полковник, мы тут вместе с господином Гринчуком внимательно смотрели этот шедевр. Сейчас вот обсуждаем. Да. Потом поговорим. – Владимир Родионыч бросил трубку. – Вы почему-то решили, что вас теперь нельзя снять и вышвырнуть.
– Отчего же? Можно.
– Можно. И раз уж вы решили, что теперь с вами нельзя сделать ничего официального, то я ничего и делать не буду. Ошибаетесь. Именно официально мы с вами и поступим. Мы поступим с вами, как поступили бы с любым милиционером, завалившим такое дело. Через несколько дней, совсем скоро, вас официально попросят об отчете, а потом уволят по неполному соответствию. Вполне официально. Вы меня понимаете?
– Естественно, – улыбнулся Гринчук. – Как не понять. Через несколько дней. Ради бога, снимайте и выгоняйте. Через несколько дней. Я могу идти?
– Идите.
– А из квартир меня и моих людей еще не выгнали? Машины не вернуть?
– Пока не нужно. Мы же с вами решили все делать официально.
– Премного вам благодарны, – поклонился на пороге Гринчук. – Нижайше кланяемся. Наше почтение.
Когда дверь за Грнинчуком закрылась, Владимир Родионыч устало откинулся на спинку кресла.
Как там полковник характеризовал Гринчукак? Честный, неподкупный, циничный? Циничный, кто же будет спорить? А вот по всему остальному…
Грустно узнавать цену неподкупных и честных. Четыре миллиона.
Гринчук задержался возле стола Инги:
– Что там у него было в папке? Приказ на увольнение? Или мой рапорт?
– И еще конверт с выходным пособием, – сказала Инга.
– Могла ведь предупредить, – укоризненно сказал Гринчук. – Типа, предостеречь.
– Мне за это денег не платят. Мне платят за информацию о миллионах, – Инга широко улыбнулась, демонстрируя ровные и идеально белые зубы.
– Тоже вариант, – не мог не согласиться честный и справедливый Гринчук. – По понятиям – все чисто. Но нехороший осадок остался.
– Это ваши проблемы, – еще ослепительнее улыбнулась Инга.
– Исключительно, – согласился Гринчук. – Само собой. А теперь не наберете мне номер охранного агентства «Булат». И чтобы лично директора. Самого Шмеля.
Инга, не заглядывая в записи, набрала номер, переговорила с тамошним секретарем и протянула трубку Гринчуку.
– Да? – сказал Гринчук.
– Слушаю, – сказал Шмель.
– Еще сердишься на меня?
– Нет. Все честно.
– Нам нужно переговорить, – сказал Гринчук.
– Срочно?
– Да.
– Приезжай.
– Нет, лучше на нейтральной территории. Давай в клубе «Кентавр». Знаешь?
– Да.
– Через полчаса успеешь?
– Успею.
– Пока.
Гринчук протянул трубку Инге:
– А по интересующему нас с вами вопросу нет ничего?
– Абсолютно, – улыбнулась Инга.
– Все-таки, придется оштрафовать. За отсутствие рвения и информации.
– А может, я вам на сумму штрафа лучше минет сделаю? – спросила невинным тоном Инга.
– На такую сумму меня не хватит, – печально сказал Гринчук. – Не встретились мы с вами раньше, когда я еще был молод и полон жизненных соков.
– Как жаль, – сказала без сожаления Инга.
– А мне как жаль, – в тон ей ответил Гринчук. – Одно радует, меня еще не уволили, так что я буду иметь удовольствие вас иногда видеть.
Гринчук вышел.
Инга достала из сумочки зеркальце и внимательно посмотрела на себя. Вздохнула.
