Ловчий даже рассмотрел в глазах старшей баронской дочери азарт и любопытство. А в глазах старика... Вот, теперь у него в глазах появился страх. Понял старик. Испугался.
Дракон за спиной взревел, времени у Ловчего почти не осталось. Дракону до него – пару прыжков. Один.
Ловчий взмахнул рукой, швырнул кинжал и побежал в сторону. Уже не оглядываясь. Пятьдесят саженей до замка. С десяток – до дракона.
На стене закричали. Ловчий снова метнулся в сторону. Не останавливаться. Теперь – не останавливаться. И надеяться, что в замке нет второго...
Рев дракона за спиной. Уже далеко... Уже до него саженей тридцать... Крики охотников:
– Синий... красный... с крыльями... железный... маленький, по колено...
Вот теперь – правильно. Теперь – своевременно.
Ловчий остановился и обернулся к дракону.
Тварь билась в грязи, увязнув по самое брюхо. Лучники всаживали в его бока стрелу за стрелой, арбалеты охотников били в голову – все идет как надо.
Ловчий выдохнул и стал счищать с лица и одежды вязкую холодную грязь.
На замковой стене суетились. Что-то кричала старшая дочка, но ее голоса не было слышно из-за выкриков охотников, густой ругани разбойников и хриплого рева дракона.
Дракон слабел и словно подернулся какой-то дымкой. Он уже даже не пытался добраться до людей. Он, казалось, тратил все силы на то, чтобы устоять.
Потом он все-таки шагнул. К реке.
– Держать! – крикнул Ловчий. – К реке не пускать!
Охотники – все, кроме Стука, – растянулись цепочкой между драконом и рекой. Шесть арбалетов.
Дракон шагнул тяжело, мотая головой из стороны в сторону.
Две арбалетных стрелы в голову.
Взмах хвоста, тяжелый всплеск грязи.
Еще две стрелы. Одна вонзилась в глаз дракону.
Тело дракона начинало менять цвет. Словно сполохи холодного небесного огня, которые Ловчий видел как-то на севере. И изменения эти совпадали с криками охотников, словно это уже они приказывали дракону.
Дракон упал – подломились передние лапы. Попытался встать. Еще две арбалетных стрелы ударили в испачканную грязью и зеленой слизью морду.
Вот и все, подумал Ловчий. До реки он не дойдет. Не дойдет. И все увидят, что он – умер.
Чертовы легенды! Нет чтобы помнить о чем-нибудь красивом. О единороге, например. Так ведь нет уже ни одного – ни настоящего, ни такого, как этот дракон.
А эта тварь сохранилась. Помнят.
Теперь – забудут.
Ловчий оглянулся, ища взглядом Стука. Бедняга, попал под плевок. А ведь я ему должен, подумал Ловчий. Это ведь он от меня уводил зверюгу. Внимание отвлекал.
Дракон уже только храпел. Перестали стрелять арбалеты, слышны были только щелчки тетивы о перчатки и нарукавники.
Перестали выкрикивать охотники. Замолчали разбойники.
И стали слышны стоны раненых.
Ловчий оглянулся – десятка два лежат возле шатра. Кто-то шевелится, кто-то – замер.
– Твою мать! – со стоном выдохнул кто-то слева, от поленницы.
Голос Стука. Ловчий мельком глянул на подыхающего дракона, подошел к поленнице.
– Стук, как дела?
– Спасибо, хреново, – сказал Стук.
Лицо у него было бледное, на лбу блестели капельки пота. Рубашка слева была залита кровью.
– Достал он меня, – пробормотал Стук. – Куртку сиять не успел.
Стук захрипел, тело выгнулось.
– Спокойно, – сказал Ловчий, оглянулся на охотников и людей Младшего, которые увлеченно добивали дракона. – Я сейчас.
Ловчий достал из-под куртки флягу, открыл. Осторожно отодвинул то, что осталось от рубашки, с раны. Осторожно капнул из фляги. Еще раз. Потом поднес флягу к губам Стука. Тот глотнул, вздрогнул и замер.
– Поспи, – сказал Ловчий. – До свадьбы все заживет.
Возле дракона раздался многоголосый радостный вопль – дракон подох.
Вот и все, сказал Ловчий, выпрямляясь и оглядывая поле сражения. Осталось только объяснить девочке, что предоставление убежища колдуну ставит ее вне закона и позволяет охотничьему отряду принимать меры к преступнице на свое усмотрение.
А Хозяину сейчас хорошо, подумал Ловчий, поднимаясь на холм к Замку-на-мосту. Сидит сейчас в своем замке – хорошо, тепло, сухо. И никаких драконов.
Откуда она взялась, подумал Хозяин. Сколько веков они не сталкивались, а тут... она вначале встретилась с Ловчим, теперь вот стоит перед воротами и молча смотрит снизу вверх на башню. И ничего не говорит. Ждет, что скажет Хозяин.
Хозяин оперся на парапет. Был очень сильный соблазн – отвернуться и уйти в зал, ничего не говоря. И она уйдет. Уйдет. Она не станет входить без приглашения. Она гордая. Птица.
– Заходи, – сказал Хозяин. – По боковой лестнице на второй этаж. В зал.
Хозяин оглянулся на море, вздохнул тяжело. Казалось бы, он столько лет ждал. Тысячу лет. Уже пора было привыкнуть.
Но он чувствует, как озноб пробегает по спине от одной мысли, что еще придется ждать неделю, несколько дней. Несколько бесконечно "длинных дней. Спускаясь по ступеням к залу, Хозяин успел подумать, что Птица появилась не просто так, что Птица является частью плана, задуманного неизвестным противником, успел тщательно обдумать эту мысль и далее успел отбросить эту мысль как совершенно идиотскую. Птица – и тайные коварные планы...
Дошел ты, Хозяин, до полного бреда. На свете есть неизменные вещи, на которые всегда можно положиться. Доброта Птицы – это не может измениться.
Хозяин улыбнулся и с улыбкой этой вошел в зал.
Птица стояла у окна.
– Здравствуй, – сказал Хозяин.
– Здравствуй, – сказала Птица.
– Ты совсем не изменилась, – соврал Хозяин.
Птица не постарела, нет. Она... Она всегда была легкой и веселой. А сейчас... Печальная складочка у рта, сухой блеск глаз.
– А ты стал другим, – Птица подошла к нему и заглянула в глаза, – У тебя глаза изменились, их выражение. Ты раньше всегда так уверенно смотрел на богов и людей. Некоторые даже думали, что самоуверенно.
Хозяин ждал, не отводя взгляда.
– Странно, – печально улыбнулась Птица. – Я вижу в твоих глазах страх, печаль, неуверенность. Но я не вижу предательства... Неужели ты научился врать?
– Предательства? – переспросил Хозяин. – О каком предательстве...
– Ты предал Ловчего, – тихо сказала Птица. – Ты его предал. Он ведь никогда... Он ведь ничего и никогда не утаивал от тебя.
Хозяин попытался засмеяться. Какая чушь – предательство. Чтобы он предал Ловчего... Никогда.
