Но «тогда» долго не наступало – целых восемь лет! Ровно
столько времени понадобилось, чтобы всех расселить. Сначала у Лары просто не
было денег, чтобы купить каждой семье по квартире, потом, когда средства
появились (она быстро сделала карьеру на телевидении, переквалифицировавшись из
помощника редактора в редактора, затем в сопродюсера и наконец в ведущую
дневных новостей), закапризничали соседи, требуя несусветных условий
проживания, в итоге в уговорах и поисках приемлемых для них вариантов прошли
годы. Легче всего, как ни странно, оказалось договориться со старухой Берг. Она
сразу согласилась на любую квартиру в любом районе и съехала отсюда первой.
Сложнее было с последним обитателем коммуналки – старым пропойцей
Андромедычем, по паспорту Андроном Модестовичем Свирским, выходцем из
артистической семьи оперных теноров, всю жизнь проработавшим грузчиком
Арбатского гастронома. Андромедыч не желал съезжать вообще, к ужасу его дочери
и зятя, которым хотелось унаследовать не убогую комнатушку, а отдельную
квартиру! Он был слишком стар, чтобы менять место жительства, слишком непритязателен,
чтобы мечтать о более комфортных условиях, и слишком общителен, чтобы уехать из
района, где у него была масса собутыльников, приятелей, просто знакомых, а
также провинциалов, готовых слушать его лекции об истории Москвы и басни о
своих выступлениях перед Сталиным...
Поняв, что уломать старика не удастся, Лара сложила оружие и
стала ждать, когда «противник» окончит свои земные дни, чтобы потом уже
договориться с его наследниками. Ждать пришлось недолго, хотя Андромедыч и не
умер. За год старик допился до белой горячки и полного истощения организма (у
Ларисы были подозрения, что не без помощи зятя), превратился в лежачего
инвалида, который уже не мог вести самостоятельную жизнь. Дочь забрала его к
себе на том условии, что Андромедыч согласится на продажу комнаты. Старику
ничего не оставалось, как подписать документы.
Через четыре месяца Лариса Белозерова стала полноправной
хозяйкой восьмикомнатной квартиры в центре Москвы. Лара планировала сразу же
начать в ней ремонт: все ломать, менять, реставрировать. Но когда узнала,
сколько для этого потребуется средств, приуныла – все ее немалые
накопления пошли на покупку квартиры для дочери Андромедыча. Обещал помочь муж
(как делал это уже не раз), но денег все равно не хватало, и ремонт пришлось
отложить до лучших времен. Когда они наступили, Ларе стало не до
ремонтов – она с головой ушла в работу. Ей предложили вести ежедневное
ток-шоу, она согласилась и теперь дневала и ночевала в Останкине. Домой не
каждый день попадала, не говоря уж о приобретенной квартире. Конечно, можно
было просто нанять бригаду архитекторов-дизайнеров-отделочников, но отдавать
свою мечту им на растерзание Лара боялась, хотела все контролировать сама, а
времени на это у нее не было...
До недавних пор не было! А теперь – вагон. Шоу
закрыли из-за низкого рейтинга, ничего нового ей не предложили – отправили
до осени в отпуск, муж, пока Лара горела на работе, спутался с секретаршей, к
которой не далее как вчера и ушел, ребенка они родить не успели, Ларисины отец
с матерью в заботе пока не нуждались... Вот и выходило, что заняться, кроме как
ремонтом, Ларисе было нечем. Одно плохо – на капитальный, с
перепланировкой и реставрационными работами, денег у отставной телеведущей не
хватало: на зарплату теперь рассчитывать не приходилось, впрочем, как и на
помощь богатого супруга.
Но Лариса не отчаивалась. А точнее, не позволяла себе
этого. И у нее получалось – так уж она себя выдрессировала. Ни
несчастные девичьи любови, ни провалы на экзаменах, ни выволочки начальства не
являлись для нее поводом для затяжных депрессий. Лариса отводила себе день-два
на переживания, после чего мысленно возводила между собой и неприятностями
глухую железобетонную стену (этому приему ее научила старуха Берг много лет
назад, когда Лариса переживала первое любовное разочарование и ходила сама не
своя, что не укрылось от наблюдательной Графини). И, отгородившись от
неприятностей, шла по жизни дальше, не оглядываясь, не сожалея о прошлом и
никогда не возвращаясь назад...
Лара закрутила кран, опустила ноги на пол. Ступни горели от
холода, но боль в них прошла, и это радовало. Лара не стала вновь напяливать
колготки, пошлепала по полу босой. Выйдя из ванной, она вышла в коридор и сразу
двинулась к двери теткиной комнаты. Ее до сих пор украшал плакат с портретом
Керка Дугласа в роли Спартака. Картинка прекрасно сохранилась – почти не
выцвела, зато надо лбом Ивиного любимца появились рога, пририсованные, по всей
видимости, Андромедычем.
Взявшись за уголок плаката, Лара собралась его сорвать, но
передумала. «Пусть пока повисит, – решила она, – потом выкину прямо с
дверью и с прочим хламом, коего в Ивиной комнате полным-полно». Несмотря на то
что после теткиной смерти Лара вынесла на помойку большую часть вещей, там все
равно оставалась куча ненужного старья: самодельные полки, которые она просто
не смогла отодрать от стены, треснутая посуда, груда пластинок и альбомов, в
которые Ива старательно вклеивала фотографии любимых актеров...
При мысли о тетке Ларе стало грустно. Она любила эту
странную женщину и долго горевала по ней. Но со временем боль от утраты прошла
и вот теперь грозила вернуться, только Лариса не готова была переживать еще и
из-за этого, поэтому постаралась побыстрее покинуть комнату тетки. Задержалась
она только для того, чтобы переодеться: снять тесный костюм, белую блузку,
белье и облачиться в старые спортивные штаны, майку и тапки.
Сменив рабочую униформу на домашнюю, Лариса отправилась
бродить по квартире, прикидывая по ходу, что необходимо заменить в первую
очередь. Нет, ясно, что начинать надо с туалета и ванной, тут без вопросов, а
вот на переделку какого помещения бросить оставшиеся средства, она пока не
решила. Естественно, хотелось всего и сразу, но коль нет такой возможности,
нужно выбрать одно: или оборудовать кухню, или из коридора, утыканного
кладовками, сделать холл, или хотя бы из двух комнатушек соорудить одну
нормальную спальню. Любая другая женщина на ее месте выбрала бы первое, ведь
кухня для женщины – святое, но только не для Лары. Готовить она совсем не
умела, разве что яичницу, продуктов не запасала, поэтому современная кухонная
техника не представляла для нее интереса, а ко всяким чашкам-плошкам была
равнодушна постольку, поскольку питалась обычно в ресторанах или кафе. Значит,
кухня отпадает! Остаются коридор и спальня. Что выбрать?
Не переставая над этим раздумывать, Лариса отперла дверь в
бывшую комнату старухи Берг и вошла. Она была самой маленькой в квартире и
самой темной, зато наиболее аккуратной и практически первозданной: только в ней
лепнина сохранилась полностью, а паркет не был застелен уродливым линолеумом.
Когда Графиня здесь жила, в ней стояла старинная мебель. У Лары, в те
редкие разы, когда ей разрешалось сюда входить, создавалось впечатление, что
она попадает в прошлое, ибо в комнате не было ничего из настоящего. Эллина Берг
не смотрела телевизора и не слушала радио. Не пользовалась фенами и пылесосами.
Не читала современных газет и книг. Казалось, она не хочет иметь ничего общего
с этим веком, предпочитая оставаться в прошлом. И с людьми из этого века
общаться не желает, выбирая в собеседники давно умерших друзей или себя саму.
Лариса часто замечала, как старуха, держа в руках какую-нибудь старую
фотографию, шевелит губами, будто рассказывает ей что-то.
