«Хозяин! Хозяин! Беда! Беда! Горе!»
Найда вихрем влетела в так и оставшиеся незакрытыми ворота. Шерсть на загривке встала дыбом, зубы оскалены. Она не знала, как называются те, кого она, движимая своим звериным чутьём, выследилатаки на самых подступах к заимке Лемеха, но и того, что увидел Лемех её глазами, вполне хватило.
Гончие Крови во всей своей несказанной красе.
– Гончие! – рявкнул Лемех прямо в ухо оторопевшему Полуночи. – Добралисьтаки, выследили, так вас, следопытов хреновых, перетак и разтак!.. Ариша! Арбалеты!
Никто из домашних Лемеха отродясь не видывал таких бестий. Это вам не могучие, злые, но – обычные хищники окраин Зачарованного Леса, те, что навеки так и остались между эльфами и людьми. С этими никто из Лемеховых бы не сплоховал, но Гончие…
Лемех не знал, кому служили эти твари, – ни одна из попадавшихся ему книг об этом впрямую не говорила, а где уж простому наёмнику вплотную заниматься библиографическими изысканиями! Никогда ещё Гончие не появлялись так близко от границ Зачарованного Леса, страшные байки бродячих сказителей долгое время так и оставались байками, какими пугали детей зимними вечерами, когда всётаки выпадал снег.
– Гончие? – запоздало удивился Полночь. – Откуда? Я их совершенно не…
…Шестеро тварей, взявшись невесть откуда, вынырнули возле самых ворот заимки. Вынырнули словно и впрямь изпод воды. Только что никого тут не было, лишь утоптанная земля с торчащим коегде подорожником, а теперь тут застыли создания, каких не увидишь и в страшном сне, потому что сны мы создаём себе сами, как учил Лемеха один учёный монах – перед тем, как помер от голода во время осады Литонского монастыря в Кинте Дальнем…
Эльфы, как стояли кружком вокруг раненой, так бы и остались – но только теперь уже лежать, разорванные не то чтобы даже в клочья, а много меньше – если б не стрелы Лемеха и сыновей. Арбалеты ударили дружно и метко, Лемех не зря тратил княжьи гривны, покупая самые лучшие оголовки, подолгу вывешивая и балансируя болты. Морду самой смелой из Гончих почти что разорвало в клочья – стрелы проходили навылет, оголовки проворачивались в ране, дробя кости и кромсая плоть; громадные зелёные буркалы выбило, голый череп с редкими бурыми волосами, невесть как на нём державшимися, лопнул, словно взорвавшись изнутри; тварь припала на передние лапы, судорожно скребя землю громадными когтистыми лапами, но пятеро остальных в тот же миг рванулись вперёд. Молча, беззвучно, стремительно – они видели врага, и остановить их не могла даже смерть.
Выстрелить успел только Месяц, схватиться за меч – только Полночь. Четверо простых воинов, не столь умелых или же не столь удачливых – они оказались ближе к воротам, чем их предводители, – схватились с Гончими врукопашную. Шестая, безголовая тварь, мотая торчащим из разорванной шеи позвонком, словно чудовищным стеблем, тоже метнулась вперёд – болты ударили ей в бок, опрокинули наземь; Лемех, Ариша и Гриня стреляли, не тратя время на перезарядку оружия – это дело женщин. И как стреляли – ухитряясь попасть в волчком крутящихся Гончих, не задев при этом лесных воинов.
Страшный лук Месяца прогудел похоронным звоном, тяжёлая стрела пробила грудь зверя навылет, однако лишь слегка задержала его прыжок. Правда, эльфу и этого мига хватило, чтобы откинуться назад, выставив перед собой длинный и тонкий кинжал, невесть как возникший в левой руке лесного воина. Серебристая сталь пропорола грудь бестии, но та лишь зарычала, опрокинув Месяца наземь, – эльф едва успел увернуться от длинных, блеснувших зелёным ядом когтей.
А стрелы всё летели, они не могли убить зачарованных тварей, но всётаки не давали им рвать свою добычу совсем уж без помех – сбившая одного из воинов Гончая сама опрокинулась, пробитая сразу тремя стрелами; окровавленный воин вскочил, с размаху воткнул в дернувшегося зверя клинок – и отскочил, собой закрывая раненую эльфийку, потому что шестая Гончая, получившая больше всех в самом начале схватки, благоразумно избегала нападать на вооруженного и сопротивляющегося врага; непонятно было, как обезглавленная тварь ухитряется видеть, но раздумывать на эти темы никто, понятно, не мог.
Полночь ловко отмахивался серебристым клинком – клочья плоти так и летели, однако Гончая словно и не чувствовала боли и не думала отступать. Месяц выдернул кинжал, вонзил снова – ничего. Казалось, Гончих можно убить, только изрубив на куски; арбалетные стрелы отбрасывали их, опрокидывали – но упрямые бестии вставали снова и снова.
Покрытые кровью эльфы всётаки сумели сомкнуть круг вокруг раскинутого тента, защищая свою раненую.
Лемех в очередной раз вскинул поданный женой арбалет. Ясно дело, что дело дрянь, как говаривал ротный Арпаго, когда их отряд в очередной раз попадал в засаду, – стрелами Гончих не остановить, здесь нужно чародейство; эх, эх, сейчас бы того мага, что ходил както с их Ротой, по какимто своим делам в Кинте Дальнем оказавшись!
Там, на дворе, Полночь чтото яростно закричал на своём языке, вроде как призывая своих идти в атаку, размахнулся клинком, снеся полбока бросившейся на него Гончей, – и сам тотчас упал, потому что безголовая бестия бросилась на него сзади; Ариша послал меткую стрелу, болт пробил твари шею, но не остановил.
Лемех в свою очередь взял прицел – и невольно замешкался, увидел, как на носилках шевельнулись окровавленные тряпки. Упала, растеклась по земле волна золотых волос, поднялась тонкая рука – жест, наверное, должен был казаться властным, но вышел просто жалким, – однако в следующий миг даже не способного и нечувствительного к магии Лемеха окатило такой волной Силы, что он едва удержался на ногах. Тряпьё упало, эльфийка выпрямилась – казалось, даже не пошевелившись; рука попрежнему поднята над головой, и теперь этот жест не казался уже ни смешным, ни жалким. Опаляющая Сила текла с поднятой руки, такая, что даже Гончие Крови остановились и попятились, впервые нарушив молчание и принявшись глухо завывать, словно от страха. Серебристоизумрудным светом заискрились, зажглись клинки эльфов, стрела Лемеха пронеслась, оставляя за собой чёрноалый след, попала в грудь отпрянувшей Гончей – и тварь нежданно завыла в агонии, валясь на бок и судорожно дёргая когтистыми лапами. Сверкнул меч Полночи, разорвав шею ещё одной твари – однако, как ни странно, Гончая лишь дёрнулась, зубы клацнули рядом с лицом эльфа – его оружие не обрело той же силы, что и простые стрелы Лемеха с сыновьями. Шесть арбалетных болтов – и шесть Гончих легли бездыханными, хотя едва ли эти порождения чёрной магии обладали способностью дышать.
Бой закончился.
А эльфийка замертво рухнула обратно, уткнувшись лицом в землю.
Несмотря на собственные раны, шестеро эльфов разом бросились к ней, словно и впрямь могли чемто помочь.
– Гриня! – страшным голосом внезапно закричал Месяц. – Сюда! Скорее!..
Лемеху показалось – его младшенький сейчас сиганёт прямо из окна. Гриня кубарем покатился вниз по узкой лестнице, едва ли не быстрее того же арбалетного болта вылетел на улицу.
Лемех с досадой плюнул, в сердцах хватив арбалет об пол. Вот не было печали! Младшенькийто вон как полетел, чуть из штанов не выпадая; ему, отцу, случалось не дозваться сына – пока подзатыльником не угостишь, сидит и мечтает себе о чёмто, как говорится, – о зелёных лугах, наверное; а тут стоило эльфу позвать… Может, и правильно жена говорила: застоялся парень, девка ему нужна, тогда, быть может, и не запал бы так на эту соломенноголовую красотку.
