– Тебято я пристрелю с особым удовольствием, предатель, – Месяц надменно склонил голову набок, словно норовя получше прицелиться, и отпустил тетиву.
«Я помогу тебе, – вновь сказала Тёмная Птица. – Борозда глупа, она открыла мне дорогу к тебе. Я помогу. Но и ты должен помочь мне».
Белооперённая стрела пронеслась над плечом Ариши. Промахнуться с такого расстояния не смог бы даже мёртвый – или мертвецки пьяный – эльф. Месяц только и успел потрясти головой, в полном недоумении глядя на собственные руки, когда импровизированная дубина Ариши обрушилась на него.
Месяц не был бы Месяцем, эльфомвоином, прошедшим неведомо сколько схваток и вышедшим из них победителем, если б дал уложить себя с одного удара. Он увернулся, гибким неуловимым движением выхватил собственный меч, отбросив подведший лук.
Но теперь он оказался один против двоих, и прежде, чем Перворождённый успел обмануть Аришу ложным замахом, Лемех врезался в него, опрокидывая наземь, подминая под себя; от души приложил топорищем, и эльф затих, дёрнувшись лишь раз.
Слабо тявкнула Найда. Слабо и виновато, мол, прости, хозяин, не смогла.
– Ариша… молодец, – Лемех всё не мог отдышаться.
– Спасибо, батюшка, – сын опустил глаза. – Бежать отсюда надо, бежать скорее. Гриньку возьмём – и ходу!
– У меня кони рядом, – хуторянин наконец смог выпрямиться. – А что ж с… с Гринейто?
– Да что ж? – бесхитростно пожал плечами Ариша. – Угостить пришлось тем же дрыном. А то совсем сбесился, бедолага.
– А… а ты?
– А что я? Я для того и пошёл с ним, батюшка, чтоб приглядывать. Прости, что сразу не сказал, что лицедействовал… что говорил непочтительно. Он поверить должен был. Ну, и потом только и ждал, чтобы момент улучить.
Лемех только и смог, что хлопнуть сына по плечу.
– Последнее дело тут осталось. Оружие у них не забирай, а вот Борозду свяжи. Свяжи и давай ко мне на седло. Она нам щитом послужит, когда из чащи выбираться станем.
– Батюшка, ты уж не серчай на Гринькуто, он и впрямь не в себе, – жалобно попросил за брата Ариша. – Околдовала она его. И… а почему мы уходим? Почему только Борозду? Надо было б им глоткито перерезать.
Он закончил буднично, словно речь шла самое большее о том, чтобы забить давно откармливаемого кабанчика.
– Нет, Ариша. – Они ехали по узкой тропе, почти наугад, просто к краю Зачарованного Леса. – Нам отсюда выбраться надо, пусть живут. Они в нашей власти были, все трое – и мы их пощадили. Хорошо б, чтобы поняли – мы крови не хотим, но, если надо, на что хочешь пойдём.
Бледное лицо Борозды, посиневшие веки, закрытые глаза, бессильно мотающиеся руки, спутанные грубой верёвкой. Летит назад тропа, вроде б должна вести к окраине эльфийских владений, и чтото не видать здешних хозяев; как ни торопится Лемех, скоро не получается – и пути не знают. Хорошо ещё, что Найду Ариша на седло взял, коекак уместились с Гриней.
«Все эльфы сейчас на Ниггуруле, – сказала вдруг Тёмная Птица. – Я помогаю тебе. Там сейчас весело».
– Спасибо… – с невольной растерянностью прошептал Лемех.
«Но ты должен мне помочь, – теперь в низком и полном силы голосе Птицы крылась угроза. – Мне не выбраться, но как только я перестану держать недалёких эльфов на чёрном поле – тебе конец».
– Но ты же… уничтожишь всё…
«Потому что тебе так сказала Борозда? Да, глядя на Ниггурул, трудно не поверить, верно?»
– Никак иначе и не подумаешь.
– Батяня, с кем это ты, батяня?..
Лемех только отмахнулся.
«Выбирай, – холодно сказала Птица. – Или ты помогаешь мне и возвращаешься домой вместе с сыновьями, или эльфы настигают тебя. Я могу ждать ещё очень, очень долго, а вот ты – уже нет».
– Ты же всё сожжёшь! Всё спалишь! Я видел тебя, видел молнии! И пойдёшь ещё дальше, за небо!
«Верно. Пойду за небо. Я оставалась пленницей здесь, в этом мире, слишком долго. Но почему ты так безоглядно веришь Борозде, что я именно намерена сжечь всё и вся?»
– Слово против слова. Ничего больше.
– Батя? Батяня? Про кого это ты?
Лемех только досадливо отмахнулся.
«Слово против слова, именно так; потому что ты просто выбираешь, чему лучше поверить. Ни Борозда, ни я тебя ни в чём не убедят. Потому что это будут просто слова или видения, что у магов – те же слова».
– Кто ты?
«Ты назвал меня Птицей. Пусть будет так».
– Ответь!
«Я пришла сюда давнымдавно, на самой заре этого мира. Тот, кто меня породил и послал, ведом населяющим этот мир существам, которых ты зовёшь половинчиками. Вспомни, ты ведь у них бывал».
– Откуда ты знаешь, где я бывал?
Глухой смешок.
«Лемех, Борозда открыла мне дорогу к тебе, твоя память для меня – открытая книга. Я знаю всё, где ты был, я видела всё, что ты видел и что сам давно уже забыл. Но вспомни, вспомни половинчиков, вспомни их камни, украшенные странными для тебя изображениями, вспомни глаз с четырьмя зрачками…»
В горле хуторянина пересохло. Он говорил сейчас с пленённой Птицей, страшной Птицей, существом иного мира, исполненным неописуемой мощи, неведомым путём пленённой и заточённой здесь и мечтающей лишь об одном – свободе. Как ей можно верить? Что для неё слово, данное человеку?
«Ты прав. Ничто. Я видела рождение и смерть миров, я знаю тысячи тысяч наречий. Не я, но создавший меня прозревает самый первый миг, когда сущее явилось и воплотилось. Множество поколений родилось и ушло, а я ждала своего часа под Зачарованным Лесом. Ничего не жажду я больше, чем свободы, но я могу ждать ещё и ещё. А вот ты ждать не можешь».
– Это я уже слышал, скажи, чтобы я поверил!
«Невозможно. Тебя не убедит ничто. Только твоя вера, только твоя собственная вера. Поспеши, хуторянин Лемех. Эльфы уже сообразили, что к чему».
Мертвеннобледное лицо Борозды. Эльфийка попрежнему без чувств. Под копыта ложится тропа, освещённая чародейскими светильнями пущи Перворождённых. Сколько ещё до края, сколько до родных мест? Да и то сказать, найдёт ли он там покой? Или придётся бросить всё нажитое, сжечь дом, чтобы не достался супостатам, и на старости лет подаваться куда подальше? Эльфы ведь никогда не смирятся с таким унижением, нечего себя обманывать.
Но что, если Борозда права? Ктото ведь потратил огромные силы, чтобы заточить Птицу, чтобы вырастить Зачарованный Лес, чтобы привести в него самих Перворождённых. И всё это просто так? Забавы ради?
– Кто заточил тебя? За что? Как тебя победили, такую могущественную?
«Ты уверен, что поймёшь? Я стану называть имена и прозвания, что не скажут тебе ничего».
– За дело? Иль по произволу? Заточили за что? – повторил Лемех.
