– Не было тут этой поросли. Честное слово, не было. Поднялась за последнее лето. Да как дружното! А намто всё поют, мол, гибнет всё прекрасное, сиречь эльфийское, истаивает, исчезает… какое там! Ежели так расти станет, то и до наших полей, старушка, доберётся – глазом моргнуть не успеем.
Найда осторожно, бочком подобралась к вьюну, понюхала, отступила, припадая на передние лапы.
«Опасно, хозяин».
– Знаю, что опасно, – вздохнул Лемех. – Только эльфы с такой порослью управляться и умеют. Недаром лесто их кличут Зачарованным. Слышал я от некоего мага на ярмарке, что сосут корни тутошние саму эту «магию» из земли, точно воду. Что, старушка? Не разумеешь? Я и сам не шибко. Ну, хорош болтать, дорога ещё неближняя…
К самому рубежу Зачарованного Леса они подобрались уже ярким полднем. Солнце сияет, на небе ни облачка, никто и не скажет, что уже совсем скоро накатит осень. Высоченные, прямые, словно древки копий, стволы перекрыли путь, тихий ветерок нёс ароматы эльфийской чащи – лёгкие, холодноватоцветочные и неуловимо, неизъяснимо чужие. В чём крылась эта самая чуждость, Лемех бы не объяснил, не нашлось подходящих слов, да и не к чему были ему эти объяснения.
– Ищи, Найда.
Верная его четвероногая спутница беззвучно нырнула в густой подлесок. Разом запахло свежестью, точно после грозы. Приученные кони ждали спокойно, но на лес всётаки косились – он им не нравился, пугал, хотя обычной чащи они не боялись совершенно.
Лемех вглядывался в сумрак меж гладкими красноствольными соснами. Вернее, на сосны они только похожи, а так и выше, и развесистей, и иглы на них куда длиннее, и… чудится это ему, что ли? – но вроде б как даже светятся. В нормальном, людям привычном лесу деревья жадно тянутся к свету, так что ветви у них чуть ли не у самой вершины, стволы голы; здесь же лесные исполины словно теснились, стараясь дать каждому достаточно света и пространства. Ветви у них росли причудливо, на сторону, так, что это походило на сложную систему зубчатых колёс, какие Лемеху довелось повидать в Кинте Ближнем, где ветряки качали воду вверх по акведукам. Но со стороны эти подчинённые чужой воле лесные великаны гляделись… странно.
Найда вернулась. Возникла призраком, вынырнув из нешелохнувшихся зарослей. Шерсть на ней стояла дыбом.
«Ловушка, хозяин. Хитрая. Яма, петля и сеть».
– Чего ж ещё ожидать от радушных хозяев? Впрочем, кто их винить станет, если по окрестностям и впрямь нечисть пошаливает? Веди, старушка.
Зелёный сумрак обволакивал, воздух словно сгустился, и точно ножом отрезало все старые звуки. Их место заняли новые, совсем не похожие на обычные лесные; меж стволов и ветвей плыла едва слышная музыка, словно незримый многоголосый хор тянул высокое «ааа…». Лемех мог даже уловить переливы мелодии, но не более. И – ни привычных птичьих голосов, ни шума ветра, и даже сучья под копытами коней не хрустели. Лемех глянул вниз – тут не было сучьев. Вместо мелкой лесной травы (где посветлее), вместо коричневого покрывала старой хвои вперемешку с сухими ветвями – мягкий мох, где искорками сияют крошечные – с черничину – светящиеся венчики. Все цвета радуги; и, чуть покачиваясь сами по себе, издают лёгкий, легчайший перезвон.
– На такую красоту и наступатьто невместно, – проворчал путник себе под нос. Осторожно шагали и лошади, опустив головы, словно выглядывая чтото на земле.
«Сюда, хозяин».
Да, вот она, первая ловушка. Непролазная заросль неведомых Лемеху кустов в рост человека, ощетинившихся шипами, что длиннее ладони. Маячит меж ними и просвет, словно получившийся сам собой, маячит и зовёт, да только лезть туда не следует.
Найда лапой разворошила мох, безжалостно вырываягася капли радужных огоньков. Открылась лёгкая плетёнка, аккуратно прикрывавшая чёрный провал ямы, где выставил остриё покрытый тёмнокоричневатыми потёками кол.
Лемех только усмехнулся. Молодцызатейники, ставили, конечно, не на таких, как он. Для него наверняка припасено чтото похитрее.
Перебравшись через ямину и переведя лошадей, крадучись пробирались дальше, Найда показывала дорогу.
Следующая ловушка ждала их на развилке троп – скрытый мхом силок, петля, что готова была вздёрнуть неосторожно ступившего. Обошли и её; Лемех едва не поддался соблазну перерубить топором напряженный канат, скрытый в зарослях.
Третья ловушка – широко раскинутая сеть – спряталась у переброшенной через узкий, но глубокий поток пары брёвен. Здесь пришлось задержаться – лошадей не провести иначе. Лемех с досадой перерезал приводную бечеву, он не сомневался, что у хозяев Зачарованного Леса есть способ узнать, в порядке их ловушки или нет.
– Хотя, старушка, если разобраться, зачем им вообще какието ямы, петли и сетки при ихто магии? Не, в самом деле, зачем? Для отвода глаз? Или, может, чародейство тоже какието запасы имеет, не хотят тратить, где обычная волчья яма справится?
Найда не ответила, только глянула на хозяина, мол, чего разговоры разводить? Дальше дорогу разведывать надо.
Утыканную западнями и капканами полосу Зачарованного Леса они миновали легко. Даже слишком легко. С такой, как Найда, да с опытом самого Лемеха – что им какието ямы или даже насторожённые самострелы, разряжающие тяжёлый болт прямо в грудь неосторожно задевшего спусковой шнурок?
Эльфийская пуща окружала их со всех сторон, вбирала в себя, делала своею частью. Огоньки повсюду, тихая песнь – её ведут, казалось, хвоя и листья, корни и крона; бесшумно порхали бабочки, хотя откуда им взяться в самой чащобе? Да и странные вдобавок бабочки, если приглядеться, куда крупнее обычных капустниц или белянок. На крыльях – пара огромных светящихся глаз, и они… ого! – моргают!
Лемех поёжился. Не людское оно тут было всё, хотя красивое. Мрачноватое, но красивое. Деревья высокие, сильные, здоровые, ни тебе гнили, ни сухостоя. Хотя, конечно, может, эльфы присматривают.
Ловушки кончились, а вот торная тропа – началась. И не просто тропа, потому что эвон, глянька, на каждом повороте – по резной фигуре. Эльфы, диковинные звери, птицы, иные знакомые – цапли, журавли, лебеди – иные вовсе невиданные. И ведь нет, не вырезано это, оно само так выросло! Всё живое, железо не касалось.
Лемех постоял возле большой – в полный рост – фигуры девушкиэльфийки в плотной, облегающей охотничьей одежде. Срамота одна! Портки, как на мужике, да ещё и в облипку, такие невесть как натянуть. Да и девка сама не фигуриста ничуть, ни обнять, ни пощупать. Ни груди, ни кормы. Хотя, конечно, из лука наверняка стрелу в птичий глаз вгонит за две сотни шагов и в полной темноте. Когда так стрелять умеешь, грудь со всем остальным иметь не обязательно.
Теперь можно было не просто пробираться, а «шествовать со всею приятностию», как говаривал ротный начальник «Весельчаков Арпаго», когда рота, получив султанское жалованье, направлялась в весёлый квартал Арраса.
И Лемех шествовал. Ни от кого не скрываясь, спокойно и действительно «с приятностью». Лес вокруг него жил, напевал чтото себе под нос, словно гигант, которому нет дела до карликов, копошащихся у его ног.
