Юконский острог
– Григорыч, а ведь сюда идут, нехристи!
Самую малость возбужденный шепот казака вывел Алексея Орлова из дремоты. Ночь была еще та – спали вполглаза, поочередно, да и холодно было, зуб на зуб не попадал.
Хорошо, что одеяла с собой прихватили, налаживаясь ночевать у Игнач-креста, а то околели бы здесь от ночной стужи, что накатывала от гор и ледяного озера.
По совету бывалого казака, не единожды попадавшего в подобные переделки, Алехан решил заночевать на скалистом обрыве, что нависал над озером. Оно и было правильным – идти ночью к острогу по незнакомой местности худо, можно на колошей нарваться.
А здесь лепота – наверх к ним только узкий карниз идет, по которому они с трудом при свете вскарабкались. Пусть тлинкиты попробуют по нему к ним забраться!
А луки в ход не пустят – высоковато, а от соседних вершинок, если на них забраться, далековато будет. С такого расстояния только с винтовки стрелять нужно, и то попасть постарайся.
Воды Кузьма бурдюк набрал, харча на два дня хватит отсидеть в обороне легко. Завтра от острога помощь подойдет, раз они сегодня туда не явятся. Что Гриша схватится быстро, Алехан был уверен – братья друг друга знали насквозь, одна кровь, одни помыслы…
Орлов встрепенулся, стряхнул дремоту и стал вглядываться. И скоро увидел не людей, но их тени, что, освещенные солнцем, чуть двигались по склону ближней горушки, выходящей к озеру. Именно по ней они вчера и шли сюда.
– Григорыч, а ведь они чужаки здесь. Мест не знают. Оттого долго высматривают! Али проводник наш, перевертыш, к ним не добежал. Горы ведь, всяко-разно быть может.
Алехан молчал, и не потому, что боялся, что шепот услышат – слишком далеко. А что говорить – и так ясно! Оставалось только ждать, а это он умел, слишком часто приходилось сиживать в засаде…
– Рано, Григорыч, рано! Сиди тихо, а то спугнем! – тихо цыкнул казак на гвардейца. – Пусть побеснуются маненько, паря. Охолонут! А мы их всех разом и нахлопнем!
Орлов тяжело вздохнул, но послушался – Кузьма в который раз оказался прав. И когда тело Караваева предложил оставить, ведь на гору затащить его было бы делом затруднительным.
И не только – именно труп моряка привел колошей в неистовство. Ему показалось, что индейцы уверились, что они с казаком ушли с озера, недаром сразу трое индейцев, пригнувшись к земле, буквально вынюхивают оставшиеся от них следы.
Но сохранять спокойствие было трудно – два десятка тлинкитов, трое из которых имели явно свежие раны, горестно выли у Игнач-креста, разглядывая тела убитых соотечественников. Потом буднично отсекли голову несчастному моряку, и один из колошей ее тут же унес. Орлов заскрипел зубами, но сдержался – и не такое уже видывал в этих краях. Жестокое время с жестокими нравами!
Затем индейцы расселись кружком, закачались дружно, завыли во все голоса, выполняя какой-то обряд.
– А вот теперь пора, Григорыч!
Алехан злорадно ухмыльнулся – сидящие перед ним внизу туземцы были как на ладони, и он плавно потянул за спусковой крючок, поймав в прицел широкую спину самого рослого колоша.
Выстрелы грянули разом – они били почти без промаха. Индейцы вскочили на ноги тогда, когда четверо из них свалились кулями. Остальным тоже не повезло – опустошив барабаны винтовок, Алехан схватил штуцер моряка и продолжил стрелять. Кузьма же спокойно перезарядил свое оружие и через полминуты сменил Орлова.
– Десять побили, шестеро под скалой засели, а один сбег! Шустрый! Как чукча, что от меня на Анадырке ушел… За помощью побег, видно, их отряд где-то здесь. Отошли от острога, думаю, получили там знатно – одежда-то в крови у некоторых.
– Получили по сусалам, хорошо разозлились, руками как махали! – согласился Алехан и после паузы добавил: – Ты заметил, что знают нехристи про наши новые винтовки?
– Ага! Сразу стали прятаться. Раньше после выстрела только визжали да вперед рвались, а теперь присмирели. Значит, брат твой их хорошо в острожке встретил, с ласкою!
– И мы их приласкаем! Те под скалой долго не выстоят – либо в озеро упадут, либо мимо нас побегут. Так что, Кузьма, давай по очереди туда целиться, чтобы глаз не устал и беглеца первого не упустить…
Кагул
– Ваше величество, что с вами?! Вы меня слышите, государь?!
Знакомый голос ворвался в голову – Петр признал его сразу. Еще бы! Не узнать своего собственного эскулапа, что пользовал его, как лабораторную мышь? И, сделав усилие над собой, попытался встать. Куда там, только скривился от острой боли – череп прямо раскалывался.
Смог только приоткрыть веки, приложив и силу воли, и желание посмотреть, как там битва идет.
«Вечер, судя по всему, все краснотой залито, багровым румянцем. Всю битву, что ли, проспал?»
Так и есть – конвойцы и адъютанты оттащили его в сторону, положив на зеленую траву. Скосив глаз, он увидел копошившегося рядом лекаря с красным лицом, будто немчин всю ночь пил беспробудно, а потом в парилку полез. Глаза снова стали слипаться. Смешно…
– У-й! Твою мать тевтонскую!
Лоб обожгло, защипало лицо – Петр непроизвольно взревел от боли и шипящим голосом выругался. С трудом открыл глаза и поразился – мир стал привычным, багрянец схлынул, а лица окружавших его генералов, офицеров и казаков были бледными.
– Лежите спокойно, государь, вас нужно перевязать. – Голос медикуса был ровен. В нем слышалось немалое облегчение. – Вы легко отделались, ваше императорское величество, зашивать ничего не нужно. Но легких ран множество, и они кровоточивы. Потерпите, государь, будет немного больно.
Крепкие руки усадили его на траву, и только сейчас Петр ощутил, насколько слабым, почти ватным, стало его тело. Не было ни сил, ни желания продолжать командовать или драться, зато хотелось лечь и уснуть, забыть об этой войне, как о кошмарном сне.
«Хочется – перехочется! Дело важнее!» Петр снова открыл глаза, и первое, что бросилось, – разваленная надвое каска с кокардой в виде двуглавого орла. Знакомая каска…
«Твою мать! Так это же моя! Ни хрена себе ятаганом приласкали!»
Причина головной боли стала понятной, тем более немец что-то выстригал ему на макушке ножницами, а затем стал что-то втирать, сильно обжигающее череп.
– Хм! У-й!
– Ничего страшного, ваше величество! Вас спасла каска, сабля лишь чуть поцарапала кожу! Сейчас я перебинтую, государь! А боль к утру пройдет… Должна пройти. Я надеюсь…
Петр хмыкнул – какой же силищи был удар, что не только его оглушил и контузил, но стальные пластины перерубил. И не сабля это…
– Ятаганом меня рубанули, артц, а не саблей, знать надо!
– Прошу простить, ваше величество! Я не слишком хорошо разбираюсь в оружии, но прекрасно вижу, какие раны оно наносит. Вот и все, государь, перевязку я закончил. Теперь вам нужно полежать.
