– Ты его спрячь пока, Григорыч! С такой тяжестью бежать от супостатов трудненько!
– Зачем прятать-то? – удивился Алехан. – И бежать зачем? Мы ж их всех побили!
– Мы убили тех, что нас повязать хотели! – Казак ощерился. – Колоши эти с нами уже встречались в прошлом году, но не знали, что у нас многозарядные фузеи. Иначе после первого же выстрела не стали бы нас так неспешно обкладывать, а кинулись разом. Ошибочка у них вышла. Думали, мы ружья перезарядить не успеем, не знали про шесть зарядов. И в тебя стрелы не пускали, в единственного. В аманаты ты им был нужен, Григорыч! Старые счеты к тебе у них есть!
– Так что ж это такое? Откуда они? Шли за нами?
– Измена это, ваш-бродь! Вон острожный индеец лежит, мертвяк голимый. А где второй?!
Орлов сразу отыскал караульного туземца, данного братом в проводники. Прав казак, убили его. И не тлинкиты – тех и рядом не было, и стрел в теле не торчало. Но сколько ни разглядывал место Алехан, второго караульного он так и не приметил.
Казак с усмешкой посмотрел на гвардейца и сплюнул. Затем хрипло заговорил, как старый ворон:
– Сбег, щучий сын. Своего резанул в спину и сбег. Как пальба началась, я его приметил – думал, от колошей убегает. А он от нас бежал, понял, собака, что мы огненным боем отобьемся. В остроге пальбу брата твоего видел, сообразил, что к чему, но этих предупредить не успел.
– Зато сейчас успеет, пес! – грозно процедил Алехан и засунул самородок под мох с камнем торчащим, приметным. – Нас в остроге не ждут до завтрева, а энти твари на нас охоту начнут. И скоро. Уходить надо, тут ты прав, Кузьма. Худо только, что мест сих не знаем, догонят. По следу они ходить горазды!
– Да и мы не лыком шиты, – усмехнулся казак. – Места я приметил, пока шли, так что петлять будем как зайцы. Нам бы до острога добраться, чую, пригрел твой брат змею предательскую! Как бы беды не вышло!
День третий
29 июня 1770 года
Гречиничи
Пригревало, и порядочно, как на солнцепеке.
«Это ж что такое творится?!»
Петр с трудом разлепил глаза, так и есть – какой-то дом, обстановка с восточной роскошью, несколько аляповатой, бьющей в глаза. Перебор полнейший. Явно не его привычный полевой шатер или знакомые до малейшей лепнины дворцы в Петергофе и Северной Пальмире. Да и не общага, что оставил он в той жизни.
– Неужто я к туркам в плен попал, вот и поместили меня согласно рангу? Теперь проведу года в пошлой роскоши, как предводитель команчей, с одалисками, в неге и мире.
Вот только раздетых баб он нигде не увидел, негой и миром здесь не пахло ни на грош – запах разгорающегося пожара забивал нос, едкий дым, сочившийся из всех щелей, раздражал глаза. Еще не запылало все кругом, но огонь, похоже, уже вышел из-под контроля.
Окно было разбито, легкая занавеска на его глазах вспыхнула и за секунды сгорела. Сразу же в уши ворвался грохот ружейных выстрелов. Петр непроизвольно выдохнул воздух от облегчения:
– Не «калаши», а мушкеты, значит, я в прошлом. Может, в шкуру местного бея или паши попал? Тогда где мои магараджи, кунаки и джигиты?
Петр огляделся и вздрогнул. Перечисленных в комнате не имелось, зато наличествовал труп в синем потрепанном мундире с желтыми обшлагами и гетрами. Знакомая форма, точно такую же он видел восемь лет назад, но не в доме, а на болотах. В тот, свой третий сон!
Петр нагнулся и поднял мушкет, посмотрел – тяжелая дура калибра 20 мм, на полке насыпан порох. Швед явно хотел в кого-то стрелять из окна, только сам пулю поймал.
– Не в наших ли он палил? – Секундного раздумья хватило, и Петр осторожно, прижавшись к стене, посмотрел наружу. – Мать моя, женщина! Да сколько же вас тут?!!
Волосы от страха стали дыбом – все пространство перед домом было забито под завязку оскаленными рожами в узорных шальварах, в крючковатых тапках, в пестрых рубахах. Не с мирными намерениями пришла эта озверелая османская братия – кривые турецкие ятаганы и ружья он узнал сразу, уже повидал. Морды озверелые были ему тоже знакомы – янычары, мать их за ногу, гвардия султана.
– Нет, братцы! Сдаваться вам я не намерен! Вы мне враз обрезание совершите, только головы! – пробормотал Петр с угрожающими нотками и высунул ствол мушкета. Целиться не стал – промах с короткой дистанции да по такой плотно стоящей цели был невозможен по определению. И потянул за спусковой крючок – замок щелкнул, кремень, ударившись об огниво, высек искры, тут же воспламенившие порох на полке. Это не винтовка – от спуска до выстрела чуть ли не секунда уходит, – и опытный солдат успевает с прицела в сторону отскочить…
– Б-у-х!
Приклад очень больно ударил в плечо, да так сильно, что Петр от неожиданности пошатнулся.
«Сколько же швед пороха в ствол набухал? Могло ствол разорвать!» – недовольно подумал он и посмотрел на результат выстрела.
Три янычара упали, еще двое скрючились – остальные еще громче завизжали от ярости. Петр оскалился от удовольствия, задыхаясь в дыму.
– Ты хорошо стреляешь, мой маленький принц! – Знакомый лающий голос раздался за спиной, и он стремительно обернулся.
Леденистые глаза сейчас не обдавали его смертельным холодом – король Карл, еще один «дедушка», смотрел вроде бы с одобрением. Потрепанный синий мундир с желтыми отворотами ладно сидел на его худощавом, но жилистом теле.
– Порта решила меня выпроводить из Бендер, но мы им тут крепко вложили. Да и ты постарался, мой маленький принц, – взял эту презренную крепость, исполнил мою клятву! Хоть и позже…
Король тяжело вздохнул и улыбнулся, будто голодный волк ощерился. И уперся ненавидящим взглядом в окно.
«Бог ты мой! Ведь после Полтавского сражения Карл бежал в Турцию и гостил там много лет, пока хозяевам не надоел. Турки решили его выпроводить силой, окружив дом несколькими тысячами янычар. А Карл, отпетая головушка, решил дать бой, имея всего сотню драбантов – своих личных гвардейцев-телохранителей!»
Петр вспомнил историю знаменитого «караколя» шведского монарха – турки подожгли дом, и вскоре жар стал нестерпимым. Карл с уцелевшими вояками пошел на вылазку, его обезоружили и бережно завернули в ковер, чтоб не трепыхался. Убить или ранить его янычарам настрого запретил султан – ничего не поделаешь, Восток дело тонкое, и законы гостеприимства здесь чтят!
– Припекает, мой маленький принц! – равнодушно проговорил король, будто жар и едкий дым его совершенно не трогали. – Ты, я вижу, без моей шпаги?! Ничего, возьми эту, она не хуже!
В ладонь ткнулся эфес, и Петр машинально ухватил рукоять. Она была нестерпимо горячей, и первым желанием было отбросить шпагу в сторону. Но не тут-то было – пальцы будто прикипели к эфесу.
– Ты делай свое дело, мой маленький принц, а мы свое! – Король запрыгнул на подоконник и закричал громким голосом: – Шведы! Покажем, как умеем сражаться! Вперед на вылазку!
