– Дадим, Гришенька, дадим. Для того я сюда пришел. Мы с них за брата Володю кровью немалой возьмем…
– Угу! – Голос старшего брата чуть зазвенел от сдерживаемой ярости и больше походил на тихий рык матерого волкодава.
– Нас, гвардионцев, и так здесь мало, полста душ всего. Семерых за прошлый год потеряли и в этом троих. Зато сейчас мы им покажем, где раки зимуют! Тем паче есть теперь чем!
– Ты что-то привез, Леша? Получше наших фузей? – Григорий с явственной надеждой выдохнул воздух.
– Намного лучше, тут сравнивать нечего. Подарок Петра Федоровича!
– Из Петропавловска привезли?
– Щас! В Петровскую крепость в сентябре прошлом бриг пришел. Наш, Гриша, бриг! Из Петербурга!
– Да ты что?!! – Григорий подскочил с чурбачка. – Как он добрался?
– В позапрошлом году вышли, пятнадцать месяцев моря-океаны бороздили. Капитаном у наших англичанин был, они мастеровитее наших лаптей, морское дело дюже хорошо ведают. Но помер в пути, болезный, и из экипажа четверть матросов души свои Богу отдали. Половина больные, прямо страсти египетские. Однако счастливчики, в рубашке родились…
– Ну-ну, – Григорий покачал головой.
– А ты как думал?! Петр Федорович четыре раза по кораблю посылал, лишь они, последние, дошли до нас. Самых лучших, здоровых моряков нарочно отбирали, и то из ста душ только семьдесят дожили. Вот так-то!
Ларга
– Так, – Петр с интересом посмотрел на задорный хохолок Суворова. Да уж, будущий генералиссимус голова, другого и не скажешь. Талант, судари мои, он либо есть, либо нет, третьего не дано. Не пропьешь, как говорится. И решил подытожить сказанное:
– Сбиваем турок с Трояного вала и атакуем по лощинам. Двумя своими дивизиями Петр Александрович ударит. А вы, Александр Васильевич, одной дивизией бьете во фланг, а второй совершаете глубокий обход и выходите в тыл их укрепленной позиции! А дальше?
– Подводим всю артиллерию и смешиваем их с землей, – вместо Суворова заговорил Румянцев, используя свое превосходство в чине. – Позиция в лагере у них скученная, войсками все забито – прекрасная цель для наших новых бомб и картечей. Так?!
Вопрос адресовался Мелиссино – начарт только кивнул, шевеля губами и что-то подсчитывая. Румянцев, даже не сделав паузы, заговорил снова, как бы отстраняя Суворова от его «детища»:
– Но лощин три – а дивизий у меня две, гвардия в сикурсе. Придется выделить по бригаде да на тот берег кавалерию послать нужно, дабы бегство османов через реку не допустить. Предложенное Александром Васильевичем без этих существенных изменений, несколько меняющих диспозицию, не дает полной победы!
Вскинувшийся было Суворов осекся, Петр повелительно приказал жестом тому помолчать, а сам внутри усмехнулся – теперь творцом победы будут считать Румянцева, что чуть дополнил картину, написанную Суворовым. Нет, эти полководцы должны командовать отдельными армиями, вдвоем они не сработаются. И Петр решительно потянул властное «одеяло» на себя:
– Дивизии генерал-аншефа Румянцева атакуют справа и слева, в центре гвардия. Третьи бригады в резервах, колоннами, на случай прорыва турецкой конницы. Наступаем каре, артиллерия в промежутках, егеря впереди рассыпным строем. После перехода Троянова вала разведке искать янычар – этих башибузуков мы сможем остановить только пушками и егерями с их дальнобойными винтовками! – Петр оглядел присутствующих. – Кавалерия во второй линии – атаковать кирасирами через интервалы. Гусаров и казаков с ротами конной артиллерии на тот берег – чтоб ни один стервец не выплыл! Другую половину легкой конницы придаю обходящему корпусу – сдержать татар. Так и будем наступать, господа генералы!
– Ваша диспозиция превосходна, государь! – Оба спорщика просветлели лицами.
Петр чуть ли не прыснул, но сдержался, сохраняя каменное лицо. Ему показалось, что еще немного, и Суворов дерзостно покажет своему сопернику язык. Да и Румянцев не лучше. Но оба с радостью нескрываемой отдали пальму первенства императору – так никому не обидно!
У самого Петра заныло в желудке, он только сейчас припомнил, что в той истории орда янычар ударила по центру, прорвала каре четырех полков, и только личное вмешательство Румянцева предотвратило отступление, если не бегство, русских войск.
Ну что ж! Остается только надеяться, что турки не замыслят чего-то новенького, а ему есть чем встретить этих головорезов, что серьезно потрепали даже закаленные Полтавской победой Петровские войска в несчастном Прутском походе 1711 года.
– Выступаем немедленно. – Петр продолжал пользоваться своим положением главнокомандующего. – В авангарде ваш корпус, Александр Васильевич, и легкая кавалерия. Затем гвардия с егерями, артиллерией и тяжелой конницей. В арьергарде будет корпус Петра Александровича. Обозы оставляем здесь, на князя Волконского. Составьте диспозицию марша!
Последнее указание адресовалось Гудовичу – тот наклонил голову, как бы говоря, что немедленно займется этим делом.
Петр, по прошествии нескольких лет, полностью изменил свою точку зрения на штабных офицеров, которые раньше казались ему сытыми и лощеными бездельниками. Да еще образ сей подпитывался в его памяти сценками из кинофильмов. В той же «Гусарской балладе» незабываемый поручик Ржевский однажды произнес: «Опять штабной? Уж лучше водки бы прислали!»
Зато теперь он планировал завести чуть ли не Генеральный штаб с академией для подготовки офицеров. И, к своему стыду, осознал, что полководец без штаба – что мозг без памяти. Сплошное недоразумение. Впрочем, насчет своих полководческих дарований он не обольщался – все его победы делали генералы, хотя выбор полководцев весьма трудное занятие, но еще труднее заставить их работать в одной упряжке…
Хиос
– Твою мать!!! – хриплый вскрик вырвался из груди капитан-командора Грейга. Он моментально понял, что произойдет, – из нижнего дека вырывались языки пламени, и, хуже того, из открытого палубного люка, что вел в крюйт-камеру, битком набитую порохом, повалили густые клубы дыма.
«Санкт-Петербург» насмерть сцепился с «Реал-Мустафой», на палубе которого шла ожесточенная рукопашная схватка. Турки дрались озверело, но отступали под яростным натиском морских пехотинцев и ожесточившихся матросов, которые, как водится в русской драке, лупили османов тем, что под руку попалось.
В ход пошло все – металлические банники, весла, цепи, концы со свинцовыми шарами, широкие морские ножи, что были у каждого из команды. Общее веселье, одним словом!
К абордажу Грейг не стремился, зачем ему это, если мощные орудия и так лихо сокрушали супостата. Вышло иначе – очумевший «турок» вынырнул из клубов дыма и сам навалился на «северную столицу». «Мустафа» пылал, подожженный русскими пушками, а потому османы решили спастись от пожаров на русском корабле, перебив, конечно, его «хозяев».
Вот тут-то нашла коса на камень – «презренные гяуры» стали дубасить «любимцев пророка» от всей широты славянской души. И все закончилось бы славно, если бы горящая мачта «османа» не рухнула на палубу «Санкт-Петербурга»…
