Книга Охваченные членством, страница 34. Автор книги Борис Алмазов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Охваченные членством»

Cтраница 34

Витюша, следуя инструкциям ветеранов брачных межполовых конфликтов, зарядил стол шампанским, цветами и фруктами, свечами и хрусталем, отгородился от мира шторами и тихой музыкой... Все в лучших классических традициях.

Но в том возрасте, в коем уже пребывали Витюша и его лань, как выясняется, самым большим препятствием бывают не только мамаши, но уже и они сами. Лань затрепетала, залепетала и на телефонный призыв нашего весеннего изюбря ответила извинениями и отказом.

Бедный Витюша, тяжело вздыхая, убрал шампанское, икру черную и прочие деликатесы в холодильник, решив, что маме объяснит их появление подготовкой к Новому году. Несколько упустив, правда, от огорчения из виду, что на дворе июль и готовиться к праздничной елке, даже при марксистском дефиците всего в магазинах, все-таки рановато.

Вздыхая и, может быть, уронив слезу о несбывшемся, он все же решил использовать свое одиночество в доме конструктивно или хотя бы с пользой для здоровья. Из купленной в переходе метро брошюры серии «Ваше здоровье в ваших руках», а именно «Радикальная чистка организма», он внимательно проштудировал статью «Очистительные клизмы» и приступил к исполнению. Он вколотил в дверной косяк гвоздик и повесил на него кружку Эсмарха ведерной емкости. Затем, строго следуя рисункам из книжки, принял рекомендуемую позу, ввел все смазанное вазелином как следует и куда следует и повернул в длинной резиновой кишке краник.

Минуты через полторы ему показалось, что он лопнет, но, следуя инструкции, он стал ровнее дышать и, сцепив зубы, дождался-таки, когда вся «подкисленная лимоном вода переместилась из кружки Эсмарха в значительную часть кишечно-желудочного тракта». Ощущение, что вода вот-вот польется из ушей, довольно быстро прошло. Витюша поднялся и, с трудом переставляя ноги, стал, как рекомендовалось в брошюре, «по возможности дольше» прохаживаться по узенькому коридорчику двухкомнатной хрущевки, где проживал с мамой. Он сконцентрировал всю волю и, стараясь думать о чем-нибудь совершенно отвлеченном, даже пожалел, что туалет у них не снабжен замком и не запирается и нельзя терпеть, стиснув ключ в кулаке. Он даже немного гордился своей выдержкой и радовался, что мама уехала и не будет присутствовать в тот момент, когда начнется неизбежная водная феерия или очистительный тайфун, и даже успел подумать о своих ощущениях как-то отвлеченно. Но судя по тому, что в нем накапливалось, последствия могут быть слышны и на улице, а уж про квартиру и говорить нечего. Почему-то он вспомнил, что мама звала его «Фаустом», и усмехнулся, сравнив себя в настоящий момент со взведенным и готовым к выстрелу фауст-патроном.

Он начал считать про себя, опять-таки как рекомендовалось в брошюре, и досчитал уже до пятидесяти семи, когда в дверь позвонили. Стараясь не позабыть сосчитанное и находясь в полуобморочном состоянии, он машинально открыл дверь. Ведь в хрущевке, для того чтобы это сделать, даже не нужно перемещаться. Протянул руку — и пожалуйста. За распахнутой дверью, вся усыпанная блестками дождинок, сияя глазами из-под очков, делавших их еще больше, в краске смущения стояла лань!

— Я передумала! — прошептала она. — Я передумала! Я пришла!

«Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!» — сказал бы в эту минуту Фауст. Но не забывайте, что именно после этого он и рухнул в ад. Падение в театрах сопровождается грохотом, пламенем и прочими эффектами. Здесь же каждый может придумать финал по своему вкусу и самостоятельно. Но я не стану вас мучить. Все состоялось. И Витюша тянет лямку семейной жизни, как и все мы — его доброжелатели. Лань — на пенсии, помогает снохе нянчить внуков. Для этого самоотверженно ездит ежедневно через весь город на метро, так как молодые живут от них, слава богу, отдельно. Обе мамы-одиночки давно взирают на эту идиллию с небес. Мораль такая: детей рожайте! Много! Разных! Тогда хлопот, необходимых для человеческого счастья, будет столько, что никому вы судьбу не переедете своей родительской любовью.

Шутка гения

Мы с Володькой Лаптевым, по прозвищу «Едреный Лапоть», сидели на кухне и пили чай. Иногда заходила его жена и раздраженно гремела посудой.

— Вот...— говорил Лапоть, — двадцать три года живем в законном браке, каждый день выпиваю — казалось бы, давно пора с этим примириться... Нет, все ругает меня: «Алкоголик! Пьяница»...

— А ты и есть алкоголик! Истинная правда! И пьяница, — едва не срываясь на крик, подхватывала Люба. — Чтоб ты прокис! Алкаш несчастный...

— Мяу.

Люба хлопала дверью.

— Еще не отчаялась, — констатировал Лапоть, — еще думает меня исправить и спасти. Думает, это так — затянувшаяся шутка гения.

Он наливал чай на блюдечко и с нескрываемым отвращением пил его.

— Между прочим, я ее до замужества предупреждал, что у меня отягощенная наследственность — мой дедушка был фотографом в Сызрани. А фотограф — это почти художник. А художник — это всегда богема. Если бы ты знал, каких титанических усилий мне стоит преодоление тяги к художественной богемной жизни...

— Как не стыдно! — кричала из комнаты Люба. -— Светлая голова! Ведущий инженер и алкаш...

— Пр-пр-производственную тему не будем трогать. Производство — это святое! Руки прочь! Но па-саран! Крепи производственную дисциплину любой ценой и даже до самопожертвования.

Два месяца назад, в пятницу, имея в сердце горение о выполнении задач трудовым коллективом и всем производством в целом, взяли секретнейшие чертежи, имея в виду поработать дома в выходные и тем самым обеспечить трудящимся квартальную премию.

С такими кристальными намерениями, как два Павлика Морозова, я и мой коллега, Рудольф Палыч, вышли из проходной НИИ в районе Исааквевской площади. И тут же встретили бухгалтера, что у нас работал, да лет пять назад на пенсию пошел. Мы его имя, отчество, естесссно, призабыли, но тело опознали. Он неожиданно так обрадовался, что повлек нас под красный свет, поперек площади, нарушая правила дорожного движения, в «щель». «Щель», как ты понимаешь, — буфет при «Астории», где можно и культурной обстановке, стоя, пригубить рюмочку. И ничего в этом плохого нет. Вне рабочего времени. На отдыхе. Тем более с секретными чертежами.

Но бухгалтер так увлекательно нам о чем-то рассказывал, о чем — я сейчас не помню, что из «щели» мы вышли часов в одиннадцать. Как раз у ресторана стояла лошадь, и на нее грузили бачки с отходами из ресторана. Естесссно, не на нее, а на телегу.

И Рудольф Палыч, который еще не ослабел тогда, заметил между прочим, что вот, мол, гусары по Невскому на тройках катались, а нам нельзя. Тогда пенсионер, который совершенно раздухарился, достает червонец и к вознице... Тот легко сосчитал, что оштрафуют его не более чем на пятерку, а пятерка в остатке. Тем более, может, и не оштрафуют. Все равно ведь, что везти: бачки с отходами или нас. Мы на фуру влезли и, проявив чудеса акробатики, с нее даже не упали. И даже стройно пели и пили шампанское, пока лошадка, ну, не галопом, но вполне приличной трусцой ехала посредине проспекта.

Тут у меня некоторый провал в памяти. Куда делся пенсионер — я не помню. А помню, что стоим мы на перроне Московского вокзала. Удивительное дело у нас в Питере летом. Полночь, а солнце светит. И перрон совершенно пустынный. И мы с Рудольф Палычем, как статуя непокоренным, с чертежами особой секретности. Но он уже слабел и обвисал, как боец, потерявший много крови за родину, за Сталина! И проводница на нас так пристально и странно смотрит. И пауза затягивается. И чтобы скрасить неловкость, я просто так, ничего в виду не имея, спрашиваю:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация