«Где же люди? – думала Рехильда. – Если их убили, то где тела?»
Словно услышав ее безмолвный вопрос, возница проговорил, обращаясь к Николаусу:
– Местных-то, похоже, всех в один дом – да спалили.
Мужчины выбрали сарай, уцелевший после пожара, и расположились там на ночлег. Рехильде постелили соломы, укрыли теплым дорожным плащом. Но женщина долго лежала без сна.
Мир оказался таким огромным. Ему нет конца. Можно ехать всю жизнь и никогда не увидеть края земли. От этой мысли захватывало дух.
Николаус и возница уже спали. Один – беззвучно, другой – беспечно похрапывал, разинув рот, где недоставало половины зубов.
Осторожно, чтобы не разбудить мужчин, Рехильда встала, закуталась в плащ, выбралась из сарая. Звездное небо простерлось над ней, и запах дыма ударил ей в ноздри.
Но был еще один запах – он манил и тянул к себе. Это был запах леса, такой настойчивый ночью. Словно услышав зов, женщина вошла в чащу. И сразу все в ней раскрылось: и слух, и обоняние, и лоно. У нее начались месячные, но она даже не заметила этого.
Она улавливала звуки, которые никогда раньше не достигали ее ушей. Она могла слышать, как в нескольких милях отсюда хрустнула ветка, как в десятках шагов на муравейник падает с дерева лист.
Ее чуткие ноздри ловили сотни ароматов: опавшей хвои, папоротника и мха, можжевельника и дикой смородины. И запах теплой крови – какой-то крупный зверь проходит невдалеке, олень, должно быть.
Рехильда шла, не веря себе, и тонула в новых ощущениях. Ей казалось, что она вернулась домой. В свой дом, которого никогда не знала. Наконец она вырвалась из плена тесных стен и вечных обязательств перед людьми, для нее почти чужих, – теткой Маргаритой, мужем.
Только лес и она, Рехильда Дорн.
[8]
Хильда Колючка.
А потом и она исчезла тоже. Остался только лес. Рехильда перестала ощущать себя, она точно растворилась во всем, что ощущала, осязала, обоняла, слышала. И стала частицей ночной тьмы.
И вот тогда из этой тьмы вышла вторая черная тень, такая же невесомая и несуществующая, как сама Рехильда, и потому женщина не испугалась.
В лунном свете она разглядела незнакомца. Это был мужчина, высокого роста, бледный, растрепанный. У него был большой тонкогубый рот, острый нос. Пристально глядели на Рехильду светлые глаза. Прядь вьющихся волос выбилась из-под капюшона, упала на лоб, разделив лицо словно бы шрамом.
– Здравствуй, Хильда Колючка, – сказал мужчина.
– Здравствуйте, господин, – ответила Рехильда и поклонилась.
Он подал ей руку, и она приняла эту руку – холодную, сухую, узкую. И они вместе пошли по тропинке, углубляясь все дальше в лес.
– Можешь называть меня Агеларре, – сказал незнакомый человек.
Имя было чужеземное, но Рехильду это не удивило. И она снова нагнула голову в легком поклоне:
– Хорошо, господин Агеларре.
Агеларре рассмеялся негромким, хрипловатым смешком.
– Умница, моя девочка.
Она улыбнулась в темноте. Ей было хорошо с этим человеком. Он нравился ей. Она вспомнила о сожженной деревне и подумала: его обязательно нужно предупредить о том, что в этих краях небезопасно.
– Поблизости бродит банда мародеров, господин Агеларре, – сказала Рехильда. – Будьте осторожны, прошу вас.
– Спасибо, мышка.
Она удивленно вскинула на него глаза – что за странное обращение. Но большой рот улыбнулся ей, и глаза улыбнулись, и она покрепче уцепилась за его острый локоть.
– Божье попустительство заходит слишком далеко, – проговорил Агеларре и скривил губы, – если Он позволяет всякому зверью убивать ни в чем не повинных людей, сжигать их дома и посевы.
– Вряд ли те солдаты, которые сделали это, счастливы, – робко возразила Рехильда. – Их грех – самое тяжкое из наказаний. Так говорит наш священник, отец Якоб, и мой муж тоже так считает.
– Да, но они живы, эти солдаты, а их жертвы – мертвы. Разве жить – не высшее благо, доступное человеку?
– Разбойники попадут в ад, – убежденно сказала Рехильда.
– В ад, – задумчиво повторил Агеларре. – Но когда? Не лучше ли позаботиться о живых, чем оплакивать мертвых? Девочка, я вижу в тебе доброе сердце. Скажи, что бы ты отдала за дар помогать людям?
– О, – не задумываясь, ответила Рехильда, – все, что угодно.
И ее глаза наполнились слезами.
Господин Агеларре провел рукой по ее волосам, ловко и незаметно распустил ее прическу, и волна светлых, рыжеватых волос упала на плечи женщины, окутала ее почти до пояса.
– Какие прекрасные косы, – сказал Агеларре.
– Вы хотите взять их? – спросила Рехильда.
– Нет. – Он помолчал немного. – Ты никому не расскажешь о нашей встрече, девочка-Колючка?
– Нет, господин. Конечно же, нет.
Рехильде и в голову не приходило, что возможно иное.
– Так ты думаешь сейчас, пока ночь и мы с тобой в лесу. А когда настанет утро?
Рехильда остановилась на лесной тропинке, удивленно посмотрела на него.
– А когда ты пойдешь в церковь? – добавил Агеларре.
– Я никому не скажу, – повторила Рехильда.
Он поцеловал ее в лоб холодными губами.
– Умница. – Он улыбнулся. – На Оттербахском руднике живет один безобразный старик, Тенебриус. Тебе он знаком?
– Да, господин. Кто же в Раменсбурге не знает Тенебриуса?
– Он непригляден внешностью, но хранит в уме несметные богатства знания. Сходи к нему, мышка. Ему можешь назвать мое имя. Только ему, поняла?
Он взял ее за подбородок, обратил к себе прекрасное лицо. Женщина смотрела на него не мигая, преданно, с любовью. Потом отпустил, и она прижалась к его плечу.
– Слушай, – сказал Агеларре. – Слушай темноту.
Рехильда снова раскрылась ночному лесу, окружавшему ее, и неожиданно услышала: где-то плакал тоненький голосок.
– Кто там? – спросила она.
Агеларре взял ее за плечо и слегка оттолкнул от себя.
– Иди, Рехильда Миллер. Под кучей палой листвы найдешь огонек жизни, готовый угаснуть.
Рехильда доверчиво посмотрела в ночную темноту. И пошла на звук. Она даже не заметила, как Агеларре исчез.
Неожиданно она споткнулась обо что-то теплое и мягкое. Плач сменился придушенным визгом. Какое-то существо начало барахтаться под руками Рехильды, отбиваться, лягаться. Острые зубки попытались ее укусить.
Рехильда вскрикнула.
Существо вырвалось и бросилось бежать. И вдруг остановилось, медленно повернулось, наклонило голову.
