– Ну! – Бугго покачала головой и засунула в рот сладкий ком печенья и мятой карамели. – Неужели никто не протестовал?
– Гуманотолерантные организации, конечно, возмущались, – подтвердил Хугебурка. – Особенно «Женщины за право распоряжаться детьми». Да только казнь все равно совершилась, и в течение месяца телом можно было любоваться в космопорту Эгиттео. Туристы валом валили.
– Ну и правильно, – сказала Бугго. – А я слышала, что ребята с Лагиди возят наркотики в собственном желудке. Набивают капсулу, глотают… и если по какой-либо причине рейс задерживается, желудочный сок успевает разъесть оболочку капсулы, и курьер умирает в страшных мучениях.
– Тяжела и полна скорбей жизнь наркодилеров, – согласился Хугебурка. – Прямо жаль их становится.
– Ничего вам их не жаль, – сказала Бугго.
Хугебурка пожал плечами.
– Ладно, – решила Бугго. – Давайте говорить о чем-нибудь более жизнеутверждающем.
– Давайте.
– Вам случалось убивать людей?
– Да, – сказал Хугебурка. – Расскажите лучше что-нибудь страшное.
– Знаете, – заметила Бугго, – вот сейчас мне почему-то совсем не страшно.
– Вы же рассчитали динамику повышения давления и умножили ее на восемнадцать, – напомнил Хугебурка.
– В том-то и дело. Я ведь плохо училась. Забыли?
– Да, это жуткое дело, – сказал Хугебурка.
Бугго допила чай и стала рассказывать:
– Когда мы с братом были маленькими, я затащила его гулять на кладбище, и мы заблудились. Он был совсем малыш и даже не понял, что я не знаю дороги. А вот я тогда перепугалась. Мы шли и шли, а надгробия вокруг становились все более старыми и ветхими, многие наполовину разрушились… В семейных склепах гробы провалились, и земля над ними как будто шевелилась… Там росли цветы. Белые и синие, на длинных стеблях. Боже мой, они закрывали меня почти с головой, а как они пахли!..
А потом я увидела черного монаха. Он стоял в цветах по пояс. С черным лицом, в черной одежде, с большой черной книгой. Вообще-то монах был каменный, но выглядел совсем живым. Не знаю, какой святой человек там похоронен. Много лет спустя я искала эту могилу, но найти ее не сумела. Брат блуждал в цветах и увлеченно общался с какими-то жучками, а я пробралась к монаху и стала трогать ледяные складки его одежды, потом залезла на постамент, уцепилась за черный-черный локоть и заглянула в книгу, которую он держал раскрытой.
– И что? – спросил Хугебурка. Подошло то места рассказа – он почувствовал это, – когда следовало спросить.
– Черными-черными буквами там было написано: «Не бойся – Я с тобой вовеки», – сказала Бугго. – Вот с тех пор я ничего не боюсь. – Она улыбнулась почти виновато. – Иной раз нарочно хочу испугаться, но не получается.
Она доела сладости и с сожалением заглянула в пакет.
– А ведь капитан Эба – вор, – сказала она. – Вор из воров.
Хугебурка послушно следовал всем скачкам и извивам девичьей мысли.
– Еще какой вор, – отозвался он. – За десяток лет он раздел «Ласточку» почти догола. Продал, кажется, все. Знаете, ведь он даже третий шаттл сплавил – кстати, контрабандистам. Из Люксео. Приходил один парень, года три назад. Они с капитаном долго толковали, а потом шаттл – тю-тю. Я сам подписывал – правда, после Эбы, внизу – одну бумажонку об аварии в нештатной ситуации.
– А огнетушители? – ужаснулась Бугго.
– Про огнетушители я ничего не подписывал. Даже не знал.
– Но почему вы не сдали Эбу властям, если он такой вор?
– Почему, почему. Потому. Начнут копаться в моем досье, – нехотя сказал Хугебурка. – Согласно моей предшествующей биографии, я ненадежный свидетель. Я запросто мог вылететь с флота, а Эба – отделаться выговором. Еще и свалил бы все на меня… – Хугебурка скорчил неприятное лицо, скривив на сторону рот.
– Сколько теперь часов до Лагиди? – спросила Бугго, поглядывая на стрелку давления. Стрелка вздрагивала, как будто страдала мигренью.
– Три с половиной.
– Пить хочется, – вздохнула Бугго.
– Еще бы! – не выдержал Хугебурка. – Вы уж простите, госпожа капитан, но глядеть страшно, как вы лопаете сладкое.
Бугго поскребла чашкой по дну ведра, зачерпнула, сколько удалось.
– А вам жалко? – упрекнула она своего старшего помощника. – Что вы тут расселись в вицмундире? Вас хватит тепловой удар!
– Не хватит, – сказал Хугебурка.
Бугго встала и босиком прошлась по рубке. Ноги у нее кривоватые, заметил Хугебурка. Коленки выпирают и чуть изгибаются. Впервые в жизни он видел женщину, которую загадочным образом не портили неровные ноги.
– Как я посажу «Ласточку»? – вскричала вдруг Бугго, резко поворачиваясь. – Я ведь не умею!
– А я покажу вам ручное управление, – успокоительно произнес Хугебурка. – Ничего сложного.
– Нет уж. Вы у нас многоопытный – вы и сажайте.
– Нет уж, – в тон капитану возразил старший офицер. – Все равно лучше вам научиться делать все самостоятельно.
Бугго обтерла пот с лица.
– Вы не думайте, шаттл я бы посадила. Я умею.
– Уверен.
– Но большой корабль…
– Возьмите перчатки. Через три часа приборная доска станет горячей. Это старый пластик, он греется. Перед самой посадкой оденьтесь в плотное и замотайте чем-нибудь голову и лицо.
– Зачем еще?
– Затем, что именно в этот момент «Ласточка» вероятнее всего развалится. Если этого не произойдет раньше.
Очень светлые глаза Бугго застыли на лице Хугебурки. Ему не понравилось их выражение.
– А может, и не развалится, – добавил он.
– Знаете, что бы я хотела выяснить в этот критический момент моей жизни? – проговорила она медленно. – Все ли кислородные баллоны вы с Эбой сперли?
* * *
Кислородный баллон нашелся один. При виде опустошенного склада, где он лежал, такой сиротка, Хугебурка застонал сквозь зубы. Кажется, только сейчас ему во всей полноте стало внятно, насколько он махнул рукой на себя, свое достоинство и жизнь. А он еще строил какие-то иллюзии: держал осанку, шипел на курсантов, не позволял себе играть в карты. Вместо этого одиноко и героически пил у себя в каюте.
Хугебурка наклонился, поднял баллон. Бугго наблюдала за ним с интересом.
– Я на самом деле не знал, – сказал он глупо.
– А хоть бы и знали… Давайте его сюда. Не стану я из-за вас губить мою молодую жизнь.
– Пожалуйста, – молвил Хугебурка, подавая ей баллон.
Бугго повертела в руках маску, стала натискивать на лицо.
– Модель какая-то странная.
