Оба «орла» повалились на крышу, гулко загремевшую под ударом.
Крыша в этом месте была наклонной, и бойцы, потеряв равновесие, покатились к ее краю. Голубев, оказавшийся впереди, перелетел через узкое ограждение и, едва успев ухватиться за него рукой, повис над семиэтажной пропастью. Дроздов сумел затормозить на самом краю крыши и схватил напарника за запястье. Они замерли в этом неустойчивом положении: один, едва дыша, висел над смертельной бездной, второй изо всех сил удерживал его, боясь пошевелиться и нарушить неустойчивое равновесие.
Теперь перед Малютой стояла только Амалия Львовна. Покосившись на беспомощно застывших на краю крыши бойцов, она криво усмехнулась и повернулась к немому.
Тот, все еще переполненный злобой, двигался на нее, мрачно сверкая глазами.
Амалия попятилась и торопливо проговорила:
– Девяносто восемь, девяносто девять, сто…
И тут я высунула голову в дверь у нее за спиной и выпалила:
– Пномпень!
– При чем тут Пномпень… – раздраженно пробормотала Амалия, тряся головой и собираясь с мыслями. – Не Пномпень, а…
– Куала-Лумпур! – крикнула я, пытаясь сбить ее с толку.
Расстояние между Малютой и ее хозяйкой неумолимо сокращалось. Амалия пятилась, тряся головой, как после купания, и пытаясь сосредоточиться.
– Аддис-Абеба! – выкрикнула я, судорожно вспоминая школьный учебник географии. – Браззавиль!
Я пыталась запутать Амалию, помешать ей вспомнить настоящее ключевое слово, и, кажется, это мне пока что удавалось.
Между Амалией и Малютой оставалось не больше двух шагов.
– Акапулько! – выкрикнула я.
Это было то самое слово, после которого Малюта озверел и набросился на подчиненных майора. Наверное, это слово включало в его голове вместо беспрекословного подчинения хозяйке приступ неуправляемой ярости. Вот и сейчас, услышав его, немой взревел, как раненый зверь, в один прыжок подскочил к Амалии, обхватил ее длинными руками и легко, как перышко, оторвал от крыши. Амалия закричала от ужаса, принялась бить Малюту маленькими сухими кулачками по лицу, по голове…
Наверное, для него эти удары были не опаснее щекотки, но под их градом Малюта инстинктивно зажмурился. Не разбирая дороги, он сделал несколько шагов вперед, неловко повернулся и вдруг оказался на самом краю крыши.
– Стой! – крикнула я в ужасе и бросилась за ним, пытаясь удержать.
Конечно, такая задача была бы мне не по силам. Легче, наверное, было бы удержать руками разогнавшийся грузовик или товарный состав. Но в любом случае я опоздала: Малюта сделал еще один шаг вперед, его нога ощутила пустоту…
На какое-то мгновение немой гигант завис над пропастью, как бы раздумывая: подчиниться закону всемирного тяготения или взмыть в небо, как птица?
И только его любимые голуби, словно пытаясь помочь хозяину, кружили над ним, тревожно хлопая крыльями.
И в эту долю секунды Амалия вспомнила ключевое слово:
– Монтевидео! – выпалила она, уставившись в мрачное лицо Малюты.
Слепая ярость мгновенно сползла с этого лица, уступив такой же слепой покорности… но было уже слишком поздно: сжимая хозяйку мощными руками, немой рухнул в бездонный проем двора.
Через секунду снизу донесся глухой удар.
Я стояла, скованная ужасом.
Все происшедшее казалось мне чудовищным сном.
Вдруг мимо меня, тяжело топая по гулко грохочущей крыше, пробежал майор. Он подбежал к своим подчиненным, барахтавшимся на краю крыши, опустился на колени рядом с Дроздовым и протянул Голубеву ремень:
– Хватай, Толик!
Тот, уже теряя надежду на спасение, из последних сил цепляясь за руку напарника, ухватил ремень свободной рукой и намотал его на запястье. Майор напрягся, потянул ремень на себя, Дроздов, со своей стороны, тоже поднатужился, и совместными усилиями они втащили Голубева на крышу.
Двое в черном сидели на крыше, отдуваясь и виновато переглядываясь.
– В спортзал! – недовольно проговорил майор, оглядев свое воинство. – Немедленно подтянуть физическую подготовку! С каким-то голубятником справиться не смогли!
– Ничего себе – голубятник! – обиженно отозвался Дроздов. – Да он один целого взвода спецназа стоит!.. Стоил… – поправился он, взглянув в провал двора.
– Это не человек – это живой бульдозер… был! – поддержал напарника Голубев.
– Что же теперь делать? – вмешалась я в их разговор. – Что будет с Леонидом Борисовичем? Ведь, кроме Малюты, никто не знал, где его держат… а теперь, выходит, и вовсе никто не знает!
В это время в кармане у майора зазвучала старая мелодия «Уходим в далекое море». Это зазвонил его мобильный.
– Начальство! – бросил он мне, достал мобильный и вытянулся по стойке смирно. – Слушаю! Так точно! Есть! Приступаю к исполнению! – Выпалив все это, он снова убрал телефон в карман и повернулся к своим расстроенным подчиненным: – Адмирал звонил. Лично. Очень срочное поручение…
Дроздов с Голубевым вскочили, и вся троица двинулась к выходу с крыши.
– Эй! – окликнула я их. – А как же Леонид Борисович?
– Вы слышали – нас вызывают по срочному делу! – бросил через плечо майор. – Кстати, никуда не уезжайте из города: вы можете нам понадобиться!
– Отлично! – раздраженно проговорила я. – А Леонид Борисович, значит, будет сидеть в пещере, в темноте и сырости, пока не умрет от голода и жажды?
Майор ничего мне не ответил, даже не повернулся, но его спина ясно выразила, что он думает о всяких штатских, которые ничего не понимают в субординации и только и умеют вставлять палки в колеса и всеми способами мешать исполнению приказов.
…Дверь мне открыл страшно рассерженный Родион.
– Явилась, наконец! – прошипел он. – Не прошло и года!
– В чем дело? – Из последних сил я сделала неприступное выражение лица. – Ты мне не рад? Тогда я, пожалуй, пойду в другое место…
– Куда ты пойдешь? – Слон схватил меня за руку и втянул в квартиру. – Ты теперь вообще из этой квартиры не выйдешь! Будешь сидеть под замком!
Робко скрипнула дверь, и из своей комнаты выглянул запуганный Кирилл.
– Дуся! – обрадовался он. – А мы уж волновались…
– Ты молчи! – гаркнул Слон. – С тобой отдельный будет разговор! Ишь чего выдумал – девчонку в самое пекло посылать!
– Что ты так разорался? – поморщилась я. – Вот я пришла, живая и здоровая. Все у меня на месте, никто меня не тронул…
– На месте? – загремел Слон, словно и вправду хоботное животное, не зря мы его так прозвали. – Да ты на себя посмотри! Где ты была?
– Ходила в этот самый… «Морсвязьпроект», – самым невинным тоном ответила я.
