Она позвонила в дверь, и ей открыла какая-то незнакомая
девушка. Это была служанка в накрахмаленном платье, с кислым выражением лица,
толстыми черными бровями. Она испытующе посмотрела на водителя такси, который
заносил в комнату чемоданы.
– Я вас слушаю.
– Меня зовут мадам Филипс, я дочь месье де Морнэ-Малля.
Юная служанка кивнула, не выражая ни удивления, ни интереса
по поводу ее приезда. Рафаэлла улыбнулась.
– Мой отец дома?
Служанка опять кивнула, глядя на нее странным взглядом.
– Он наверху.
Было уже восемь часов вечера, и Рафаэлла не была уверена,
что застанет отца дома. Но она знала, что он будет или сидеть дома в
одиночестве, или же уйдет вечером к кому-нибудь в гости. Было бы совершенно
невероятным увидеть здесь многочисленных праздновеселящихся гостей, как в доме
ее матери. Ее отец был в хорошем смысле менее компанейским человеком и
предпочитал встречаться с людьми в ресторанах, а не дома.
– Я пойду встречусь с ним, – вежливо сказала
Рафаэлла девушке, – не могли бы вы быть столь любезной и попросить кого-нибудь
из слуг принести мой багаж в мою комнату? – И потом, сознавая, что, быть
может, девушка не знает ее комнаты, добавила: – В большую голубую спальню на
втором этаже.
– Ой, – вскрикнула служанка и вдруг осеклась,
испугавшись сказать лишнее, – да, мадам.
Она кивнула и поспешила в кладовую. Рафаэлла же тем временем
поднялась по лестнице. Никакой особой радости по поводу приезда сюда она не
испытывала, но здесь было по крайней мере спокойно, и она могла укрыться от
постоянной суеты, царившей в доме ее матери в Испании. После этого второго
переезда она решила, что, как только продаст свой дом в Сан-Франциско,
обязательно обзаведется своим уголком. Она подумывала о том, чтобы купить
небольшой участок земли неподалеку от Санта-Эухении, построить там небольшой домик
по соседству с основным имением. А пока он будет строиться, она сможет жить в
Санта-Эухении. Это будет для нее великолепным поводом не жить в городе. Все это
она также хотела обсудить с отцом. Он занимался управлением ее собственности с
тех пор, как она уехала из Сан-Франциско. И теперь она хотела узнать, в каком
состоянии находятся ее дела. Через несколько месяцев она собиралась вернуться в
Калифорнию и закрыть дом навсегда.
На миг она в нерешительности застыла возле больших, искусно
инкрустированных двойных дверей в кабинет ее отца, но затем решила сначала
зайти в свою комнату, снять пальто, помыть руки и причесаться. Она не
торопилась встретиться с отцом. Она предположила, что он сейчас читает в своей
библиотеке или просматривает документы, покуривая сигару.
Ни на минуту не прекращая думать о том, что делает, она
повернула большую бронзовую шарообразную ручку. Прежде чем войти, ей пришлось
открыть две пары двойных дверей. Когда же она наконец вошла, ей сначала
показалось, что она ошиблась комнатой. Перед ней была высокая крупная
блондинка, которая сидела за ее туалетным столиком в голубом кружевном пеньюаре
с пушистым воротником. Она встала и пошла навстречу Рафаэлле, разглядывая ее с
бесстыдным любопытством. Рафаэлла обратила внимание, что ее голубые сатиновые
тапочки подобраны в тон к пеньюару. На какой-то бесконечный миг Рафаэлла
застыла, не в состоянии понять, кто эта женщина.
– Я вас слушаю.
Она властно смотрела на Рафаэллу. Рафаэлла же решила, что ее
сейчас попросят выйти из собственной комнаты. И тут она сообразила, что у ее
отца могут быть гости, она приехала сюда без предупреждения. Но это казалось
немного странным, ведь гостья могла спокойно переночевать в желтой или золотой
гостиной на третьем этаже. Но i даже не пришло в голову задаться вопросом,
почему ее поселил своих странных гостей в ее покоях, а не в гостиной.
– Простите, я думала… – Она не знала, что ей
делать: войти в комнату и представиться, то ли вообще исчезнуть без слов.
– Кто пустил вас сюда?
– Я не уверена… Похоже, что новая служанка. –
Рафаэлла любезно улыбнулась ей, но женщина лишь злобно спросила у нее, так, что
Рафаэлле показалось, будто этот дом принадлежит этой крупной женщине.
– Кто вы?
– Рафаэлла Филипс. – Она слегка смутилась, а
женщина тотчас же остановилась.
Рафаэлле показалось, что она уже где-то видела ее раньше. Ее
лицо, походка казались Рафаэлле знакомыми, но она не могла вспомнить, где они
встречались. В будуар вошел ее отец. На нем был красный шелковый халат, волосы
хорошо уложены и напомажены. Однако на нем не было ничего, кроме слегка
распахнутого халата, выставлявшего напоказ его мохнатую седую грудь и босые
ноги.
– Ой! – Рафаэлла отпрянула, будто вошла в дверь, в
которую никогда не должна была входить. Но теперь отступать уже поздно. Она
застала момент их тайного свидания, и это совершенно сразило ее!
– О Боже! – Теперь Рафаэлла стояла как вкопанная,
глядя на своего отца и на блондинку, жену одного из самых влиятельных членов
кабинета министров Франции.
– Пожалуйста, оставь нас вдвоем, Жоржетта. – Голос
его был строгим, но лицо выражало волнение. Женщина покраснела и
отвернулась. – Жоржетта… – Он сказал это мягким голосом, указывая
взглядом на будуар. Женщина исчезла. Отец и дочь остались вдвоем. Он плотно
запахнул халат.
– Могу я спросить, что ты здесь делаешь, в этой
комнате, почему ты меня не предупредила?
Она долго смотрела на него, прежде чем ответить. Неожиданно
гнев, который она могла бы испытывать год назад, вдруг проявился в ней с такой
силой, что она не могла с ним справиться. Медленным шагом она шла ему
навстречу, глядя на него с таким выражением, которого он еще никогда не видел в
ее глазах. Он инстинктивно оперся о спинку стула, стоявшего рядом с ним. При
виде своей дочери в таком состоянии у него внутри все похолодело.
– Что я здесь делаю, папочка? Я приехала к тебе в
гости. Я думала, что приезжаю в Париж увидеться со своим отцом. Это что,
удивительно? Возможно, я должна была позвонить и предупредить. Но я решила,
почему бы мне не сделать тебе сюрприз. А почему я стою в этой комнате? Да потому,
что обычно она считалась моей. Но вот что гораздо более любопытно: что ты
делаешь в этой комнате, папа? Ты, проповедующий в своих бесконечных речах
мораль святоши. Ты, который вышвырнул меня год назад из этого дома, назвав
шлюхой. Ты, который назвал меня убийцей, потому что я, дескать, убила моего
семидесятисемилетнего мужа, который уже девять лет до этого был почти
мертвецом?.. А если у господина министра завтра случится сердечный приступ, ты
что же, папочка, тоже будешь убийцей? Что, если он обнаружит у себя раковую
опухоль и решит покончить с собой, чтобы облегчить страдания? Ты примешь вину и
накажешь себя, как наказал меня? А что, если афера с его женой сломает ему
политическую карьеру? А что будет с ней, папа? Берешь ли ты в расчет ее
интересы? Что ты от нее скрываешь? Какое ты имеешь право заниматься всем этим,
когда моя мать сидит в Мадриде? По какому праву ты занимаешься тем, чем я не
имела права заниматься с человеком, которого любила? Почему?.. Как ты посмел?!
