Она вбежала наверх в свою спальню, обдумывая на ходу, что
надеть. Она только что купила бирюзовое шелковое платье, которое выглядело
просто ослепительно в сочетании с ее кремовой кожей, темными волосами и
сережками с бриллиантами и бирюзой.
С опозданием всего на десять минут она открыла дверь к Джону
Генри, чтобы взглянуть, как он возвышается над подушками с подносом на коленях.
Он сидел на своем месте, его глубоко запавшие глаза сверкали на морщинистом
лице, одна сторона которого безжизненно обвисла, а его длинные костлявые руки
казались такими хрупкими и слабыми, что Рафаэлла застыла в дверях. Казалось,
что она увидела его после долгой разлуки. Ей почудилось, что он все слабее
держится за соломинку, которую не выпускал из рук последние восемь лет.
– Рафаэлла? – Он посмотрел на нее странным
взглядом, произнеся это слово в своей обычной, неестественной манере, и
Рафаэлла посмотрела на него почти с изумлением, вновь осознав, за кем она
замужем, каковы ее обязанности и как бесконечно далека она от своего возможного
нового замужества.
Она осторожно прикрыла за собой дверь, утирая слезы.
Глава 22
Рафаэлла рассталась с Алексом в пять утра и заспешила домой.
Накануне вечером она уже уложила вещи, и теперь ей оставалось только вернуться
в дом, дать последние указания прислуге, переодеться, позавтракать и проститься
с Джоном Генри. Прощание будет простым и сдержанным – поцелуй в щеку, последний
взгляд, пожатие руки и привычное чувство вины, что она оставляет его одного. Но
это уже стало ритуалом, который они выполняли последние пятнадцать лет. А вот
расставание с Алексом было по-настоящему тяжелым, у нее щемило сердце от одной
мысли, что она должна покинуть его. Когда сегодня на рассвете они лежали,
прижавшись друг к другу, предстоящая разлука казалась им невыносимой, словно
они расстаются навсегда. Рафаэлла прильнула к нему всем телом, не давая
шелохнуться, пока они стояли на пороге. Она посмотрела на него глазами, полными
печали и слез, и покачала головой с извиняющейся улыбкой:
– Не могу заставить себя уйти.
Он улыбнулся и прижал ее еще крепче:
– Это невозможно сделать, Рафаэлла. Ты всегда рядом,
где бы ни была.
– Жаль, что мы не можем поехать в Испанию вместе.
– Может, когда-нибудь…
Когда-нибудь… но когда же? Она не любила об этом думать,
потому что надо было представить, что Джона Генри уже нет в живых. Это было похоже
на убийство, пусть даже мысленное, и она предпочитала жить настоящим.
– Может быть. Я напишу тебе.
– И я. Можно?
Она кивнула.
– Напомни Мэнди про чемодан и теннисную ракетку.
– Хорошо, мамочка, – засмеялся Алекс. –
Напомню. В котором часу ее разбудить?
– В половине седьмого. Самолет вылетает в девять.
Он собирался проводить Мэнди до аэропорта, но ему уже не
удастся увидеть там Рафаэллу. Как обычно, шофер подвезет ее прямо к самолету.
Но они обе летели одним рейсом, и Рафаэлла должна была подбросить Мэнди до
«Карлейля» на заказанном для нее лимузине. А там Мэнди встретит Шарлотта и
проводит до квартиры Кэ. Аманда заявила, что не желает встречаться с матерью
один на один. Они не виделись после скандала в рождественские дни, да и вообще
она не горела желанием вернуться домой. Отец ее улетел на медицинскую
конференцию в Атланту, так что некому было послужить буфером при встрече дочери
с любящей матерью.
– Алекс, я люблю тебя.
– Я тоже, малыш. Все будет отлично.
Она молча кивнула, не понимая, почему уезжает с таким
тяжелым сердцем. Всю ночь она пролежала рядом с ним не сомкнув глаз.
– Пора идти?
Она кивнула, и на этот раз он проводил ее почти до самого
порога.
В аэропорту они так и не увиделись. На Рафаэллу повеяло
чем-то родным и домашним, когда она увидела в салоне самолета Мэнди. На ней
были соломенная шляпка, белое платье и босоножки, которые они покупали вместе.
В руках она держала теннисную ракетку, из-за которой так переживала Рафаэлла.
– Приветик, мамочка, – улыбнулась Мэнди, и
Рафаэлла улыбнулась в ответ.
Будь Мэнди чуть повыше и чуть менее миниатюрной, то
выглядела бы почти как взрослая женщина. Но все-таки она была еще девочкой.
– Рада тебя видеть. Мне уже стало ужасно одиноко.
– И Алексу тоже. Он превратил яичницу в угольки, у него
убежал кофе, сгорели тосты, а всю дорогу до аэропорта он гнал как сумасшедший.
Похоже, он явно думал не о том, что делали его руки.
Они обменялись улыбками. Рафаэлле было приятно просто
разговаривать об Алексе, словно от этого он становился ближе. Через пять часов
они нырнули в зной, суматоху и духоту нью-йоркского лета. Сан-Франциско
перестал для них существовать, казалось, что они никогда не найдут даже дороги
назад. Рафаэлла и Мэнди пристально смотрели друг на друга, не торопясь
расставаться.
– Я всегда забываю, что здесь – настоящий ад.
– Я тоже. – Мэнди изумленно оглядывалась. –
Боже, это просто ужас!
В эту минуту их нашел шофер, и скоро они уже расположились
на заднем сиденье лимузина с кондиционером.
– Что ж, может, все не так уж и плохо. – Мэнди
облегченно улыбнулась Рафаэлле, и та взяла ее за руку. Она отдала бы все на
свете, лишь бы только поменять роскошный лимузин на «порше» Алекса. Долгие
месяцы бесконечных хлопот по дому надоели ей до смерти – слуги, огромное
хозяйство, заботы о муже. А ей так хотелось чего-нибудь простого,
незатейливого, похожего на домик в Вальехо и их жизнь с Алексом и Амандой.
В «Карлейле» их ждала записка от Шарлотты. Она сообщила, что
задерживается у издателя. Аманда и Рафаэлла поднялись в номер, скинули туфли и
шляпки, уселись на диван и заказали по телефону лимонад.
– Представляешь, какая за окном жарища? –
рассеянно бросила Аманда, и Рафаэлла улыбнулась.
Девочка уже спешила придумать причину, чтобы ненавидеть
Нью-Йорк.
– В Лонг-Айленде будет полегче. Ты будешь каждый день
купаться.
Она как будто уговаривала ребенка поехать на лето в лагерь,
но, когда раздался звонок в дверь, вид у Аманды был довольно строптивый.
– Наверно, принесли лимонад.
Рафаэлла подошла к двери, держа в руке сумочку. Ярко-красный
шелковый костюм лишь слегка помялся в самолете и выгодно оттенял ее светлую
кожу и темные волосы. Аманда каждый раз поражалась ее красоте. Редко встретишь
такие утонченные черты и такие огромные глаза. Алекс тоже никак не мог к этому
привыкнуть, и каждый раз, когда Рафаэлла появлялась в дверях, вид у него был
ошарашенный. И она была всегда такой собранной и неподражаемо элегантной.
Рафаэлла открыла дверь с легкой, безличной улыбкой, ожидая увидеть официанта с
двумя высокими запотевшими стаканами на подносе. В дверях стояла мать Аманды,
помятая и вспотевшая, в грязно-зеленом льняном костюме и со странной
самодовольной улыбкой на губах. Она стояла с видом победительницы. Аманда чуть
не задрожала от страха, а Рафаэлла сохранила вежливое, но решительное выражение
лица. Последний раз они виделись полгода назад в кафе, когда Кэ пригрозила, что
расскажет Джону Генри об их связи с Алексом.
