– Итак, госпожа депутат Вилард…
– Ничего особенного. Хотела поинтересоваться, когда ты
попадешь в Нью-Йорк.
– Зачем тебе?
– Не нуди, ради Бога. Просто надумала созвать кое-кого
на ужин.
– Кого именно?
Алекс понял, откуда ветер дует, и ухмыльнулся. Забавно,
сестра у него как танк. Не отнимешь у нее способности стоять на своем.
– Да ладно, Алекс, не будь таким подозрительным.
– Кто подозрителен? Просто хочу знать, с кем ты желаешь
свести меня за ужином. Что странного? А если в списке гостей окажется некто,
способный всех нас поставить в неловкое положение? Если я угадаю инициалы,
тебе, Кэ, легче будет ответить.
Пришлось ей изменить себе и рассмеяться.
– Ладно, ладно, поняла тебя. Но, Господи, я случайно летела
с ней на днях одним самолетом из Вашингтона, и выглядит она, Алекс, отменно.
– А то как же! При ее заработках и ты бы так выглядела.
– Спасибо, дорогой.
– Всегда пожалуйста.
– Ты слышал, что ей предложили баллотироваться в
городской совет?
– Нет. – Последовало долгое молчание. –
Впрочем, меня это не удивляет. А тебя?
– Тоже нет. – Тут его сестра глубоко
вздохнула. – Порой мне хочется понять, осознаешь ли ты, от чего отказался.
– Как же, сознаю. И неизменно благодарен. Не хочется,
Кэ, быть мужем политического деятеля. Такая почетная роль пусть достается лишь
тем, кто подобен Джорджу.
– Как это прикажешь понимать?
– Он так погружен в свою работу, что наверняка и не
замечает, когда ты по три недели находишься в Вашингтоне. Что касается меня, я
бы замечал.
Он не добавил, что ее дочь тоже замечает. Ему это известно,
поскольку он подолгу разговаривал с ней при каждом своем приезде в Нью-Йорк.
Забирал ее на обед, на ужин, на долгие прогулки. Знал племянницу лучше, нежели
ее собственные родители. Порой ему казалось, что Кэ не уделяет дочери никакого
внимания.
– Кстати, как там Аманда?
– В порядке, надеюсь.
– Что значит «надеюсь»? – В его тоне легко читался
упрек. – Ты с ней не виделась?
– Боже мой, я только успела вылезти из вашингтонского
самолета. Чего ты от меня требуешь, Алекс?
– Немногого. Твои дела меня не касаются. Твое отношение
к ней – это нечто иное.
– И это тебя тоже не касается.
– Разве? А кого тогда это касается, Кэ? Джорджа? Да
замечает ли он, что ты и десяти минут никогда не проведешь с родной дочерью?
Наверняка знать того не знает.
– Ей шестнадцать лет, и, слава Богу, нянька уже не
требуется, Алекс.
– Нянька – нет, но нужны мать и отец – как всякой
молодой девушке.
– Ничего не могу поделать. Мое занятие – политика.
Разве не знаешь, сколько она отбирает сил?
– Угу.
Он медленно покачал головой. Вот чего она хотела ему
пожелать. Жизни с Рэчел «Паттерсон», жизни, низводящей до приближенного
мужчины.
– Что еще скажешь? – Разговор продолжать не
хотелось, и за пять минут он наслушался предостаточно.
– На следующий год меня выдвинут в сенат.
– Поздравляю, – сказано это было вяло.
– Не очень-то радуйся.
– Я не очень. Думаю вот о Мэнди, о том, во что это
выльется для нее.
– Если я пройду, это выльется в то, что она станет
дочерью сенатора, так-то вот. – В ответе Кэ прозвучала внезапная резкость,
Алексу захотелось огреть сестру.
– Полагаешь, ее это вправду трогает?
– Возможно, и нет. Деточка витает где-то в облаках и,
возможно, ухом не поведет, если меня выдвинут в президенты. – На миг Кэ
взгрустнулось, а брат покачал головой.
– Не в том суть, Кэ. Все мы тобой гордимся, любим тебя,
но существует нечто более высокое, чем… – Как ей скажешь? Как объяснишь?
Ничто ее не заботит, кроме своей карьеры, своих дел.
– По-моему, всем вам невдомек, что это значит для меня,
как тяжело все дается и сколько мне удалось. Занятие самоубийственное, и я с
ним справляюсь, а ты только и знаешь, что поносить меня, что я дурная мать. А
твоя мамочка того хуже. А Джордж слишком занят тем, что потрошит людей, и не
помнит, кто я – член конгресса или мэр. Все это, паренек, несколько огорчает,
мягко говоря.
– Не сомневаюсь. Но случается, окружающие страдают от
карьеры вроде твоей.
– Этого следует ожидать.
– Следует? И все ради карьеры?
– Может, и так. – Голос ее прозвучал
устало. – Я не готова дать полный ответ. При всем желании. А как ты? Что в
твоей жизни новенького?
– Мало что. Работа.
– Тебе хорошо?
– Иногда.
– Вернулся бы ты к Рэчел.
– Ну, быстро же ты сползла к главной теме. Не хочу я,
Кэ, возвращаться. Кроме того, откуда ты взяла, что я ей нужен?
– Она сказала, что с удовольствием повидается с тобой.
– Ох Боже мой! – Он вздохнул в трубку. – Ты
ведь не отступишься. Отчего бы тебе не пожениться с ее отцом и оставить меня в
покое? Результат получишь тот же, не так ли?
На этот раз Кэ рассмеялась:
– Возможно, и так.
– Ты вправду надеешься, что я буду вести свою интимную
жизнь исключительно в интересах твоей карьеры?
Такая идея развеселила его, но под ее бессовестностью, он
чувствовал, кроется частичка правды.
– Пожалуй, в старшей сестре мне всего милее ее
упорство.
– Оно, мой младший брат, приносит мне то, чего я
добиваюсь.
– В чем я не имею сомнений, кроме как в нынешнем
случае, милочка.
– Значит, поужинать с Рэчел ты отказываешься?
– Ага. Но если опять ее повстречаешь, пожелай от меня
всего лучшего.
Что-то в нем вновь шевельнулось при упоминании ее имени. Он
больше не любил Рэчел, но временами не мог безболезненно слышать о ней.
– Обязательно. А ты пораскинь умом. Я всегда готова свести
людей, если ты заглянешь в Нью-Йорк.
– А мне тогда повезет, ты уедешь в Вашингтон или будешь
слишком занята, чтобы со мной повидаться.
– Не исключено. Так когда ты собираешься к нам на
восток?
– Видимо, через полмесяца. Есть у меня клиент, к
которому надо съездить в Нью-Йорк. Я здесь представляю его интересы в очень
крупном деле.
– Впечатляет.
– Тебя? – Глаза его сузились, он посмотрел вдаль
из окна. – Отчего бы? Подходяще звучит для твоей предвыборной кампании?
По-моему, мамины читатели принесут тебе больше голосов, чем мои дела. –
Прозвучало это с некоторой иронией. – Если, конечно, я не одумаюсь и не
женюсь вновь на Рэчел.
