Кэ резко отличалась от Алекса, который как раз сейчас
распрямился во весь рост, отыскав взглядом мать. Его добрая счастливая улыбка
озарила лицо.
– Спаси Господи! Ты, мать, выглядишь – лучше не бывает!
Он слегка наклонился, чтобы поцеловать ее, она легонько
обняла его. Уже несколько месяцев не приезжал он из Сан-Франциско в Нью-Йорк,
но она отнюдь не ощущала, что их вправду разделяют огромные расстояния. Он
часто звонил ей, справлялся, как дела, рассказывал что-нибудь новенькое;
спрашивал о готовящейся книге или же толковал о текущем судебном деле. Она
чувствовала неразрывность их с сыном существования, причем оба не докучали друг
другу. Меж ними сложились отношения, которые ее целиком устраивали. Вот она
сидит напротив сына за столиком и не скрывает светящейся в глазах радости от
встречи.
– Лесть, дорогой мой, это порок, однако восхитительный.
Спасибо тебе, – улыбнулась она в ответ.
В свои шестьдесят два года она еще смотрелась
привлекательной – высокая, изящная, элегантная, с гладкой кожей женщины
вполовину моложе. Косметическая операция помогла ей сберечь красоту и нежный
цвет лица, но хороша собой она была изначально. А необходимость участвовать в
рекламе и популяризации собственных сочинений заставляла ее заботиться о
сохранении формы. С годами Шарлотта Брэндон стала объектом немалого бизнеса.
Как дама пишущая, она понимала: ее лицо – важная деталь ее имиджа, равно как
жизнерадостность и радушие. Это была женщина, чтимая другими женщинами, за три
десятилетия завоевавшая себе преданных читательниц.
– Так что у тебя за дела? Выглядишь ты, надо сказать,
тоже великолепно.
– Работы полно. Право, не было передышки с тех пор, как
мы последний раз виделись. – Только успел он сказать это, и его взгляд
метнулся к входу. На миг показалось, что там стоит Рафаэлла. Темноволосая
головка, выдровое пальто показались наверху лестницы, но стало ясно, что входит
сюда какая-то другая женщина, и Алекс быстро вернулся взглядом к матери.
– Ты, Алекс, кого-то ждешь? – Она моментально
прочла это в его взгляде и усмехнулась. – Или ты устал от калифорнийских
дам?
– Откуда взять время на это? Я трудился сутки напролет.
– А это ты зря.
Она взглянула на него огорченно. Ей хотелось, чтобы он жил поистине
полной жизнью. Он желала этого обоим своим детям, но ни одному из них не
удавалось пока достичь желаемого. У Алекса не сложилось супружество с Рэчел, а
Кэ сжирали страсть к политике, ее амбиции, заслонившие ей все прочее. Порой
Шарлотте казалось, что детей своих она не понимает. Ей удалось и достичь
семейного благополучия, и сделать карьеру. Но дети ей объяснили, что времена
нынче не те, карьеру уже не сделаешь так легко, как это получилось у нее. Правы
они или обманываются из-за собственных неудач? Глядя на сына, она сейчас очень
бы хотела расспросить, доволен ли он своим одиноким житьем или предпочел бы
некоторые перемены. Очень бы хотела знать, связан ли он всерьез с женщиной,
которую вправду полюбил.
– Мама, не стоит волноваться. – Он весело похлопал
ее по руке и подозвал официанта.
– Выпьем?
Она согласно кивнула, и он заказал две «Кровавые Мэри». А
потом уставился на нее. Надо все сказать именно сейчас, на случай если Рафаэлла
придет вовремя. Он договаривался на час дня, а с матерью встретился в половине
первого. Опять же, возможно, что Рафаэлла вовсе не явится. Он наморщил лоб,
затем посмотрел в прозрачные голубые глаза матери.
– Я позвал одну знакомую присоединиться к нам. Но не
уверен, что у нее это получится.
Затем по-мальчишески смущенно потупился и вновь взглянул в
материнские голубые глаза.
– Надеюсь, ты не возражаешь.
А Шарлотта Брэндон уже смеялась, юный и радостный смех
звучал звонко.
– Брось смеяться надо мной.
Но такой уж был у нее заразительный смех, что Алекс невольно
сам заулыбался в ответ на игравшее в ее взгляде веселье.
– По виду тебе можно дать лет четырнадцать. Уж извини,
Алекс, так, ради Бога, скажи, кого ты пригласил на ленч?
– Одну приятельницу. Одну женщину. – Едва не
прибавил: «Пристал к ней в самолете».
– Ты приятельствуешь с ней в Нью-Йорке?
Не стоило допытываться, вопрос задан был дружелюбно,
Шарлотта по-прежнему улыбалась сыну.
– Нет, она живет в Сан-Франциско. Сюда приехала на
несколько дней. Мы летели одним рейсом.
– Очень мило. Кем она работает?
Она сделала первый глоток из своей рюмки, сомневаясь,
уместно ли об этом спрашивать, но ей всегда любопытно было узнавать о его
друзьях. Иногда трудновато оказывалось не настаивать на правах матери, но если
уж ей случалось переусердствовать, он всегда ее вежливо останавливал. Она
смотрела сейчас на него вопрошающе, но он не возражал, кажется. Держался
оживленнее, нежели приводилось ей видеть с давних пор, глаза его были полны
тепла и ласки. Никогда он не выглядел таким при Рэчел, вечно был не в своей
тарелке. Тут она заподозрила, не приготовил ли Алекс некий сюрприз.
Но он лишь весело поглядывал, отвечая:
– Верь не верь, достославная романистка Шарлотта
Брэндон, но она, похоже, никем никогда не работала.
– Ох, ох. Чистое декадентство.
Однако Шарлотту это не расстроило, ее лишь озадачило то, что
читалось во взгляде сына.
– Она совсем молоденькая?
Это было бы объяснением. Юные вправе потратить некоторое
время, чтобы выбрать себе подходящее занятие. Но коль стали чуть старше, то, по
мнению Шарлотты, надо выбрать свою дорогу, во всяком случае, род деятельности.
– Нет. То есть не молоденькая. Ей около тридцати. И она
из Европы.
– Ага, – понимающе заметила мать, – тогда
ясно.
– Все равно странно. – Он призадумался. –
Никогда не встречались мне женщины, ведущие такой образ жизни. Отец у нее
француз, мать – испанка, а сама она проводит всю жизнь по преимуществу
взаперти, окруженная, провожаемая, осажденная родней и дуэньями. Такой уклад
кажется небывалым.
– Как же удалось тебе оторвать ее от них хотя бы на
срок, достаточный, чтобы сразу подружиться с ней?
Шарлотта была заинтригована, отвлеклась лишь на краткое
приветствие, чтобы небрежно помахать через зал знакомому, сидящему в отдалении.
– Я еще не успел. Но намерен. Это один из мотивов, по
которым я позвал ее на сегодняшний ленч. Она обожает твои романы.
– Ой Боже ты мой! Такие здесь не к месту. Господи, как
стану я обедать бок о бок с теми, кто расспрашивает, давно ли я стала
писательницей и сколько месяцев уходит у меня на каждую книгу?
Однако жаловалась она понарошку и улыбалась по-прежнему
достаточно мирно.
– Отчего ты не водишься с девушками, предпочитающими
иных писателей? Очень бы кстати была такая, что любит Пруста, или Бальзака, или
Камю, или же обожает читать мемуары Уинстона Черчилля. Что-нибудь
основательное.
