Но она вновь не согласилась:
– Видите ли, меня будут сопровождать прямо от самолета.
Он постарался улыбнуться:
– Не правда ли, очень похоже, что вы рецидивистка и
путешествуете под конвоем или вроде того?
– Ну да. – Печаль была в ее голосе и в глазах.
Оживление пяти последних часов вдруг угасло для обоих. Взаправдашний мир
приготовился вторгнуться в их легкую игру. – Я прошу прощения.
– И я. – Затем он сказал ей серьезно: – Рафаэлла…
смогу ли я повидать вас, пока мы будем в Нью-Йорке? Понимаю, вы заняты, но если
встретиться за рюмочкой, а? – Она помотала головой. – Почему бы нет?
– Невозможно. Моя родня никогда не позволит.
– Да почему, ради Христа, вы же взрослая.
– Совершенно точно. А дамы в том обществе не бегают
выпивать с незнакомыми мужчинами.
– А я знакомый. – Вид у него вновь стал
мальчишеский, и она рассмеялась. – Ладно, вот что. Нельзя ли пригласить
вас на ленч со мной и с моей матерью? Завтра?
Это была импровизация, но он притащил бы мать на ленч, если
бы даже пришлось выволакивать ее с редакционного совещания. Коль Шарлотта
Брэндон понадобилась на роль дуэньи с целью склонить Рафаэллу на ленч вместе с
ним, никого лучше не сыщешь.
– Согласны? «Времена года». Час дня.
– Алекс, я не знаю. Наверняка меня…
– Постарайтесь. Даже не обязательно давать обещание. Мы
там будем. Получится у вас прийти – прекрасно. Если не появитесь, я вас пойму.
Ну, смотрите. – Самолет коснулся посадочной полосы, и в голосе Алекса
прозвучала внезапная торопливость.
– Не вижу, как… – Их глаза встретились. Рафаэлла
выглядела отчаявшейся.
– Бояться нечего. Только помните, как сильно вы хотите
познакомиться с моей матерью. «Времена года». Час дня. Не забудьте.
– Да, но…
– Тише… – Он поднес палец к ее губам, и Рафаэлла
долго не сводила глаз с Алекса.
Вдруг он нагнулся к ней, весь охваченный желанием поцеловать
ее. Может, если сделаешь это, то уж никогда ее не увидишь, а если воздержаться,
то не исключено, что они встретятся снова. Так что вместо поцелуя он предпочел
вопрос сквозь рев моторов, пока самолет выруливал на стоянку:
– В каком отеле вы остановитесь?
Глаза ее были просто бездонными, когда она смотрела на него
в нерешительности. По сути, он просил довериться ему, и она этого хотела, но не
могла отбросить сомнения, позволительно ли это. Слова вырвались у нее будто
сами собой, когда самолет резко дернулся:
– Я буду в «Карлейле».
Тут же, словно по условленному знаку, две стюардессы
показались в проходе, одна несла ее пальто из выдры, другая извлекла ее
дорожную сумку из-под сиденья, а Рафаэлла, словно послушный ребенок, попросила
Алекса достать ей шляпу с верхней полки, затем без единого слова надела ее,
отстегнула ремень и встала. И вот стоит, такая, какой он прежде видел ее в
аэропорту. Закутанная в выдровый мех, глаза под вуалеткой черной шляпки, прижав
к себе книгу и сумочку. Она взглянула на него, потом протянула ему руку,
облаченную в лайковую перчатку черного цвета:
– Спасибо вам.
Это была благодарность за пять часов, отданных ей, за
желанный случай, за побег из действительности, за то, что испробовала, как
могла бы пойти ее жизнь, могла б, да вот не пошла. Она еще на миг задержала на
Алексе свой взор, потом отвернулась. К двум стюардессам, явившимся за
Рафаэллой, присоединился стюард, решительно вставший позади нее. В хвосте самолета
открылся запасной выход близ того ряда, где она сидела с Алексом, а стюардессы
объявили по мегафону, что высадка пассажиров будет производиться через переднюю
дверь.
Задний люк вмиг открылся, Рафаэлла и трое членов экипажа
быстро удалились. Выход незамедлительно закрыли вновь, и лишь немногие
пассажиры в хвосте самолета недоумевали, что случилось и почему женщину в
черном пальто из выдры высадили таким путем. Но все они больше были заняты
собой, собственными заботами, и только Алекс задержался там, уставясь на люк, в
котором она исчезла. Вновь ускользнула от него. Темноволосая незабываемая
красавица скрылась в очередной раз. Но теперь он знал, что зовут ее Рафаэлла и
что остановится она в «Карлейле».
Вдруг у него перехватило дух – Алекс сообразил, что не
выяснил ее фамилию. Рафаэлла. А дальше? Как осведомиться о ней в отеле? Итак,
единственной надеждой остается увидеть ее завтра за ленчем. Если она появится,
если сумеет вырваться от родственниц… если… Чувствуя себя словно запуганный
школьник, он взял пальто и портфель и начал продвигаться вперед к выходу из
самолета.
Глава 6
Официант во «Временах года» проводил высокую, видную даму к
ее постоянному столику рядом с баром. Сухое современное убранство было
подходящим фоном для ярких людей, обитавших день и ночь в этом ресторане. Идя к
своему столику, дама улыбалась, кланялась, поприветствовала своего приятеля,
прервавшего разговор с кем-то, чтобы помахать ей рукой, не вставая. Шарлотта
Брэндон была здесь постоянной посетительницей. Для нее прийти сюда на ленч –
все равно что в клуб, ее высокая тонкая фигура уверенно двигалась в знакомой
обстановке, белоснежные волосы выбивались из-под шляпки, которая очень ей шла и
сочеталась с прекрасным пальто из выдры, накинутым поверх темно-синего платья.
В ушах играли сапфиры и бриллианты, вокруг шеи – три нитки крупного отборного
жемчуга, на руке – одинокий сапфир, купленный ею по случаю пятидесятилетия, на
гонорар за свою пятнадцатую книгу. Предыдущая разошлась тиражом более трех
миллионов экземпляров в мягкой обложке, и Шарлотта Брэндон, решив шикануть,
приобрела это кольцо.
Своей карьерой она была обязана смерти мужа: он разбился на
своем самолете и ей пришлось поступить впервые на работу, заняться сбором
материалов для скучнейших обозрений, которые самой ей отнюдь не нравились. А
вот что ей понравилось, и это она быстро осознала, так это сочинять, и, сев за
свой первый роман, она почувствовала себя наконец-то добравшейся до дому.
Первая книга прошла неплохо, вторая – того лучше, третья – с ходу вышла в
бестселлеры, и с той поры началась нелегкая работа. С каждым годом, с каждой
книгой она все больше и больше влюблялась в писательский труд. Теперь Шарлотту
волновали только ее сочинения, ее дети да внучка Аманда.
Не попалось ей в жизни больше никого достойного, после смерти
мужа лишь иногда заставляла она себя встретиться с каким-либо другим мужчиной.
Водились с ней стародавние близкие друзья, сберегались добрые отношения с ними,
однако выйти замуж за кого-то из них она не пожелала. Двадцать лет
отговаривалась интересами своих детей, а позже – исключительно интересами
творчества. «Со мной не ужиться. Режим у меня несносный. Пишу ночь напролет,
сплю целый день. Это ж с ума тебя сведет, не выдержишь!» Ее отговорки были
многочисленны и не очень-то весомы. Человек она была организованный,
дисциплинированный, умела рассчитать работу по часам, словно армейский
батальон, изготовившийся к маршу. Истина была в том, что ей не хотелось снова
замуж. После Артура Гейла никого она так и не полюбила. Для нее он был ярким
светом с небосвода и прототипом полудюжины героев ее романов. Александр же так
на него похож, что порой перехватывает дыхание, когда видишь его, такого же
темноволосого, высокого, стройного, гибкого и привлекательного. И она бывала
горда сознанием, что этот редкостно красивый, интеллигентный, добрый человек
приходится ей сыном. И совсем другие чувства возникали у нее при встрече с
дочерью. Кэ порождала в ее душе сокровенное чувство вины за неведомые, но
совершившиеся ошибки. Отчего получилась Кэ настолько язвительной, холодной,
злой? Из-за постоянной занятости матери своим творчеством? Из-за смерти отца? В
пику брату? Так или иначе, Шарлотта несла в себе груз поражения, с грустью и
тревогой смотрела в холодные глаза, подобные ее собственным, но не отражающие в
себе ничего отрадного.
