Он уже не разглядывал ее пальцы. Решил, что, кто бы она ни
была, она состоятельна, и еще почувствовал облегчение, не обнаружив гладкой
золотой полосы на соответствующем пальце. Стал строить догадки, что у нее,
наверное, богатый отец и этот старик устроил ей нелегкую жизнь, отчего, видимо,
и плакала она там, на ступенях, где он впервые ее увидел. Или же она развелась.
Но правду сказать, его это и не занимало. А занимали ее руки, ее глаза, ее губы
и та сила, что так влекла его. Он чувствовал это даже на расстоянии, и все в
нем стремилось быть ближе к ней. Уж и так был он близко к ней, но понимал, что
коснуться ее нельзя. Можно только продолжить начатую игру.
А Рафаэлла теперь не таила улыбки. В два счета они
превращались чуть ли не в приятелей.
– Я из Франции.
– Да ну? Там и живете?
Она в ответ мотнула головой, став почему-то более
сдержанной.
– Нет, живу я в Сан-Франциско.
– Так я и думал.
– Да?
Она взглянула на него удивленно и весело.
– Как вы догадались? – спросила с полнейшей
простотой. Но в глазах читалось, что она себе на уме. Манера вести беседу
подсказала ему, что не очень-то ей приходилось сталкиваться с грубым
миром. – А похоже, что я из Сан-Франциско?
– Не похоже. Просто у меня догадка, что вы здесь
живете. А с удовольствием?
Она неспешно кивнула, но бездонная печаль вернулась в ее
глаза. Вести с ней беседу – все равно что вести корабль по незнакомой реке: не
знаешь, где сядешь на мель, а где можно мчать на всех парусах.
– Мне нравится Сан-Франциско. Хотя с некоторых пор я
редко выбираюсь в город.
– Вот как? – Он побаивался спросить всерьез,
отчего она редко выбирается именно с некоторых пор. – Что же тогда
занимает ваше время? – Его голос своей мягкостью ласкал ее, и она повернула
к нему глаза, расширенные больше прежнего.
– Я читаю. Запоем.
Тут она улыбнулась и поежилась, словно смутясь, слегка
покраснев, отвела взгляд, вновь посмотрела на Алекса и спросила:
– А вы чем занимаетесь?
Сочла себя очень смелой, раз задает несколько личный вопрос
этому незнакомцу.
– Я адвокат.
Она кивнула со спокойствием и улыбкой. Ответ ей понравился.
Всегда юстиция казалась ей интригующей, и, пожалуй, это как раз подходящая
работа для такого человека. По ее догадке, они приблизительно одного возраста.
В действительности же он был на шесть лет старше ее.
– И вам нравится такая профессия?
– Очень. А вы, что вы делаете, волшебница, помимо
чтения книг?
Ей захотелось сказать с оттенком иронии, что она нянька. Но
это показалось незаслуженно жестоким по отношению к Джону Генри, поэтому
последовала пауза, Рафаэлла лишь качнула головой, сказав:
– Ничего. – Не таясь, посмотрела на Алекса. –
Совершенно ничего.
Ему по-прежнему было любопытно, откуда она такая взялась,
какую жизнь ведет, чем занята целый день, отчего же плакала в тот вечер. Это
занимало его все сильнее и сильнее.
– Вы часто путешествуете?
– Время от времени. Всего по нескольку дней. – Она
опустила взгляд на свои пальцы, уставилась на золотой перстень с крупным
бриллиантом на левой руке.
– А теперь собрались назад во Францию? – Он
подразумевал Париж, в общем и целом верно. Однако она отрицательно покачала
головой.
– В Нью-Йорк. Я бываю в Париже один раз в год, в летнее
время.
Он закивал с улыбкой:
– Красивый город. Я однажды прожил там полгода и влюбился
в него.
– Да? – Рафаэлле это явно было приятно
услышать. – Значит, вы говорите по-французски?
– Не ахти как. – Вновь вернулась широкая
мальчишеская улыбка. – Уж точно не так отменно, как вы по-английски.
Тут она тихо засмеялась, вертя в руках книгу, купленную в
аэровокзале, на которую указал теперь глазами Алекс:
– Вы ее читали?
– Кого?
– Шарлотту Брэндон.
Рафаэлла кивнула:
– Люблю ее. Прочла все книги, которые она
написала. – И посмотрела на него, словно бы извиняясь. – Знаю, не
очень-то серьезное это чтение, но изумительное, для того чтобы отвлечься.
Откроешь любую ее книгу и сразу погружаешься в мир, который она описывает.
Наверно, такого рода литература представляется мужчине пустяковой, зато… –
Не сознаваться же ему, что эти книги спасают ее, сберегая рассудок в эти
последние семь лет, еще подумает, будто с разумом у нее неладно. – Зато
она очень увлекательная.
Алекс улыбнулся совсем доверительно:
– Знаю, знаю, я ее тоже читал.
– Да ну?
Рафаэлла взглянула на него по крайней мере недоуменно. Книги
Шарлотты Брэндон вряд ли подходящее чтение для мужчины. Джон Генри наверняка не
стал бы их читать. Равно как и ее отец. Те читают не беллетристику, а
что-нибудь про экономику, про мировые войны.
– И вам нравится?
– Очень. – Тут он решил немного продлить
игру. – Я их прочел все до единой.
– Правда? – Ее огромные глаза еще больше
расширились: удивительно, что адвокату такое интересно. Она с улыбкой протянула
ему книгу: – А эту успели прочесть? Она совсем новая. – А вдруг она нашла
наконец сотоварища?
Бросив взгляд на книгу, он кивнул:
– По-моему, она самая удачная. Вам понравится. Она
серьезнее некоторых предыдущих. Больше вызывает раздумий. Много и откровенно
говорится там о смерти, это не просто милое повествование. Немало высказано
весомого.
Он-то знал, что мать писала этот роман весь прошлый год,
накануне весьма серьезной хирургической операции, и боялась, что будет он
последней книгой. И постаралась вложить в нее нечто значительное. И это ей
удалось. Алекс с большой серьезностью проговорил:
– Автору она очень дорога.
Рафаэлла недоверчиво произнесла:
– Откуда вы знаете? Вы встречались с писательницей?
Настала короткая пауза, на лице его вновь заиграла улыбка,
он наклонился к Рафаэлле и прошептал:
– Это моя маменька. – Та в ответ рассмеялась,
словно серебряный колокольчик, приятнейший для слуха. – Честное слово, это
так.
– Послушайте, для адвоката вы очень уж несерьезный,
право.
– Отчего же? – Он постарался принять обиженный
вид. – Я серьезен. Шарлотта Брэндон – моя мать.
– А президент Соединенных Штатов – ваш отец.
– С чем вас и поздравляю. – Он протянул руку для
пожатия, она вежливо опустила свою ладонь в нее. Получилось крепкое
рукопожатие. – Кстати, меня зовут Алекс Гейл.
