Кейт изо всех сил старалась остаться спокойной, хотя у нее
сердце обливалось кровью, а грудь стискивали рыдания. Больше всего ей хотелось,
чтобы Джо взял назад все слова, которые он произнес вчера, но он молчал.
Все в том же молчании они доели завтрак. Лишь после этого
Джо снова поднял на нее глаза — во второй раз за целое утро — и заговорил. И
Кейт сразу поняла, что настал один из тех ужасных моментов, которые помнишь в
мельчайших подробностях всю жизнь, которые преследуют тебя и днем и ночью и
заставляют просыпаться в холодном поту.
— Я люблю тебя, Кейт, — сказал он. — Люблю
больше всего на свете, но именно это и вынуждает меня говорить тебе правду.
Вряд ли когда-нибудь я смогу жениться — на тебе или на ком-нибудь другом.
Прости за выспренность, но я с ранней юности обручен с самолетами. Брак связал
бы меня, а я… Я не хочу принадлежать кому-то, не хочу, чтобы мною владели. У
тебя есть только одна возможность быть со мной — раздели со мной мою работу и
мои пристрастия. Это все, что я в состоянии тебе дать: себя и самолеты,
самолеты и себя… Я люблю авиацию и все, что связано с небом, почти так же
сильно, как тебя, — быть может, даже больше, чем тебя. Прости меня, Кейт,
но я не могу любить тебя сильнее — так уж я устроен. Я не хочу, чтобы у меня
были дети, — и не захочу никогда. Они мне не нужны…
В этот момент Джо с горечью и раскаянием осознал, что Кейт
тоже ему не нужна. Она связала бы его сильнее всего, она представляла собой
самую большую угрозу для него и для его свободы. Самолеты, бизнес, и только
потом — она… Именно так обстояли дела с его списком приоритетов. Если бы она не
требовала так много, он, быть может, нашел бы какой-нибудь способ сохранить,
удержать ее. Но Кейт было уже двадцать четыре, она была взрослой женщиной и
стремилась иметь мужа, семью, детей, а не только место руководителя отдела в
его фирме.
А значит, никакого выхода не было вообще.
На Кейт его последние слова подействовали, как удар, хотя
Джо не сказал ничего нового. Он лишь подтвердил ее самые худшие опасения. Еще
раз подтвердил.
— Мне нет дела до твоего бизнеса, Джо! — с трудом
сдерживая слезы, воскликнула она. — Я хочу иметь детей, детей от тебя! Я
люблю тебя, Джо, и именно поэтому я сейчас ухожу — возвращаюсь домой. Я только
об одном жалею — о том, что не задала тебе все эти вопросы раньше!
Она чувствовала себя круглой дурой — никчемной, никому не
нужной, глупой маленькой девочкой. Примерно то же Кейт испытывала, когда умер
ее отец. Тогда страшная потеря пригнула ее к земле и едва не раздавила своей
тяжестью, и вот — все повторилось снова. Кейт не знала только одного — выживет
ли она на этот раз.
— Когда мы начинали создавать фирму, я не знал, как все
будет. Теперь — знаю. Поступай как считаешь нужным, Кейт.
— Но я ухожу от тебя! Совсем! — воскликнула Кейт в
последней надежде, что, быть может, он не понял ее или не расслышал.
— Ты хорошо подумала? Как-никак у тебя было на фирме
неплохое место… — Джо все-таки не верил, что Кейт сможет вот так взять и уехать
— бросить все, бросить его. Она казалась ему такой же одержимой, каким был он
сам; они вместе делали дело, какое до них никто никогда не делал, и Джо готов
был разделить с Кейт успех. Это было самое дорогое, что он мог ей дать. Но для
Кейт интересы фирмы были делом десятым или даже двадцать пятым. Она теряла
любовь, перед этим все остальное казалось пустяком, мелочью.
— Это не моя фирма, а твоя, — ответила она, и
морщины на лбу Джо слегка разгладились. Ему показалось — он догадался, в чем
дело.
— Хочешь, я переуступлю тебе часть своей доли в
уставном капитале? — спросил он, и Кейт улыбнулась сквозь слезы.
— Очень жаль, что ты так ничего и не понял, —
сказала она. — Нет, Джо, мне не нужны ни деньги, ни акции — мне нужен
муж. — Она вздохнула. — Мама была права: в конце концов это
становится самым важным. Для меня это важно…
— Я все понял! — возразил Джо, и ему действительно
казалось, что он во всем разобрался. Во всяком случае, он хотел так
думать. — А сейчас извини, Кейт. — Джо поглядел на часы и схватил
свой портфель. — Мне очень жаль, но… Мне пора.
Он отпускал ее, отпускал после семи лет знакомства, за время
которого они испытали такое, чего большинство пар не испытывает за целую жизнь!
Но Джо не хотел, чтобы кто-то или что-то вынуждало его жениться на ней. Он стал
заметной фигурой, важной шишкой, главой уважаемой фирмы, но Кейт ясно видела,
что в глубине души он остался запуганным маленьким мальчиком. За тридцать лет
ничего не изменилось.
— Мне тоже очень жаль, Джо, — прошептала Кейт.
Все происходящее напоминало ей финал трагедии, где главный
герой — их любовь — уже умер и им оставалось только оплакивать его. Нет, их
любовь не умерла — Джо убил ее! Он сделал свой выбор, и теперь им предстояло
расстаться. Но сам Джо, несомненно, был уверен, что другого выбора у него не
было.
Он даже не поцеловал ее на прощание и не произнес ни слова.
Кейт тоже ничего не сказала ему. Говорить было не о чем, и Джо, неловко
прижимая к себе распухший от бумаг портфель, тихо, как-то по-воровски
выскользнул за дверь. Он так и не оглянулся назад, хотя Кейт долго следила за
ним из окна.
Глава 13
Родители Кейт были рады, что она вернулась, но не знали —
почему. Кейт так ничего им и не объяснила, ни слова не сказав ни о Джо, ни о
том, что между ними произошло. Сначала она надеялась, что он придет в себя и
позвонит — позвонит, чтобы сказать ей, что передумал и согласен жениться и
завести детей. Но Джо, похоже, действительно говорил, что думал. Несколько
недель спустя после того, как они расстались, он прислал ей небольшую посылку с
вещами, которые она забыла у него в квартире. В посылке не было ни письма, ни
даже коротенькой записки, и Кейт снова почувствовала, как от горя у нее заныло
сердце. Сама она звонить Джо не стала, хотя порой ей отчаянно хотелось поднять
трубку и набрать его номер. Жить с ним любовницей или содержанкой она не
собиралась, понимая, что пройдет сколько-то времени, и Джо, сам того не
замечая, начнет относиться к ней, как к прислуге из отеля.
Родители догадывались, что творится в душе Кейт, но ни о чем
ее не расспрашивали. Все три месяца, что Кейт провела в Бостоне, она почти не
разговаривала с ними, только часто уходила на длительные прогулки, с которых
возвращалась заплаканная и мрачная. Ей казалось, будто часть ее души умерла,
когда они с Джо расстались. Кейт не представляла себе жизни без него, но
изменить что-либо была не в силах. «Значит, — думала она, — нужно
твердо держаться принятого решения и постараться извлечь пользу из
обстоятельств, какими бы трагичными они ни были». Другого выхода она не видела,
да его, скорее всего, просто не существовало.
Кейт начала с того, что попробовала встретиться со своими
прежними друзьями и подругами, но обнаружила, что у нее с ними осталось очень
мало общего. Джо занимал в ее жизни слишком большое место, на протяжении семи
лет она жила им, его интересами, пока ее подруги выходили замуж, рожали детей,
разводились и снова выходили замуж. Не зная, чем еще заняться, в конце января
Кейт перебралась в Нью-Йорк, где ей предложили место в музее «Метрополитен».
Кейт предстояло работать заместителем куратора отдела Древнего Египта, что, по
крайней мере, соответствовало полученной ею в колледже специальности. К февралю
она нашла подходящую и недорогую квартирку и переселилась в нее из отеля.
Теперь можно было понемногу строить новую жизнь, но Кейт даже не представляла,
с чего следует начинать. Будь ей лет сто, она бы, возможно, нашла, чем скрасить
остаток отпущенного ей срока. Но Кейт еще не исполнилось двадцати пяти, она
могла смело рассчитывать лет на сорок и не знала, чем занять столько времени. В
душе ее царила пустота, которую невозможно было заполнить без Джо.
