А потом думать о женитьбе ему стало просто некогда. Встал
вопрос о расширении производства, о строительстве второго завода, о выпуске
новых моделей самолетов, и Джо снова с головой ушел в работу. К осени он и
вовсе перестал вспоминать о том, что они собирались пожениться.
Кейт, впрочем, тоже была занята настолько, что на День
благодарения они даже не сумели вырваться в Бостон. Только неделю между
Рождеством и Новым годом они провели с ее родителями, но визит этот оказался
неудачным. Элизабет злилась на них за то, что они до сих пор не объявили о
своей помолвке, и разговаривала с Джо сквозь зубы. Джо нервничал, и Кейт не
решалась напомнить ему о свадьбе. Это был для него больной вопрос, и Кейт
начала понемногу склоняться к мысли, что поскольку они все равно живут вместе,
как супруги, им вовсе не обязательно спешить с официальным оформлением их
отношений. Лишь раз или два она вскользь касалась этой темы, но Джо неизменно
оказывался слишком занят решением каких-то важных задач, чтобы обсуждать с ней
вопрос о браке.
И он действительно был очень занят. Ему было только тридцать
шесть, но он уже считался «человеком номер один» в авиационной промышленности
страны. Предприятие, которое Джо создал всего год назад фактически на пустом
месте, оказалось настоящей золотой жилой. Оно приносило совершенно
фантастические доходы, однако прибыль интересовала Джо, лишь поскольку она
означала новые производственные площади, новые разработки, новые опытные модели
самолетов, которые он по-прежнему разрабатывал практически в одиночку. В
последнее время Кейт почти не видела Джо: все свое время он проводил либо на
встречах и переговорах, либо в воздухе, испытывая собственные самолеты. Правда,
Кейт тоже была очень занята. Джо дал ей настоящую работу, и теперь она за
хороший оклад возглавляла отдел по связям с общественностью. Но Кейт нужны были
вовсе не деньги. Со временем она все яснее понимала, что ей необходима своя
семья — муж и дети — а Джо, судя по всему, окончательно раздумал на ней
жениться. Особенно тяжело ей было общаться с родителями. Элизабет во
всеуслышание заявляла, что «черного кобеля не отмоешь добела», и настаивала,
чтобы Кейт бросила его и вернулась в Бостон. Кларк был менее категоричен,
однако и он все чаще с горечью думал о том, что его красноречие пропало втуне.
На носу было лето, а Джо вот уже несколько месяцев подряд не вспоминал, что они
с Кейт собирались пожениться.
Через два года после его возвращения из небытия и ровно
через год после того, как он сделал ей предложение, Кейт наконец прямо спросила
Джо, собирается ли он исполнить свое обещание. Неизвестность ей осточертела,
она хотела знать точно, что он по этому поводу думает и что собирается
предпринять. Или не собирается.
— Мы когда-нибудь поженимся, Джо? — спросила она, усадив
его на диван и затворив дверь, чтобы он снова не улизнул на одно из
бесчисленных производственных совещаний или на встречу с инвесторами. —
Или, может быть, ты передумал? Скажи мне прямо, я не обижусь.
Джо ответил не сразу. В последнее время он сознательно
избегал любых разговоров на эту тему, потому что не мог не признать: как-то
незаметно для себя он вернулся к своим первоначальным взглядам и установкам.
Брак снова стал казаться ему ярмом, арканом, привязью, способной лишить его
свободы. Кроме того, — и Джо не раз признавался в этом Кейт, — он
по-прежнему не хотел заводить детей. В мыслях он часто возвращался к этому
вопросу и точно знал — это не для него. Джо нужен был только его бизнес, его
самолеты и Кейт — чтобы возвращаться к ней вечером. Вопящие младенцы, бутылочки
с кашкой, мокрые пеленки в ванной, на кухне и везде, где только найдется
свободное место, — эта перспектива пугала его до тошноты. Джо не забыл
свое детство и не имел ни малейшего желания снова сталкиваться с ним в любой
форме, к тому же ему не хотелось ни с кем делить Кейт.
— Ты имеешь в виду, что даже если мы поженимся, детей у
нас все равно не будет? — переспросила Кейт, когда он без обиняков изложил
ей свою программу.
Джо был неприятно поражен выражением ее глаз. Для нее это не
должно было быть новостью: он и раньше довольно прозрачно намекал ей, что не
хотел бы заводить детей в ближайшем будущем. Но она либо вовсе пропустила его
слова мимо ушей, либо вообразила, что он передумает… Ей и в голову не пришло,
что это — его сознательное и твердое решение.
— Именно это я и имею в виду, — ответил он, с
трудом сдерживая раздражение. — Я не хочу заводить детей. Я так решил.
Эти последние слова Кейт восприняла как пощечину. Ей
показалось, что он оплевал все, во что она верила и о чем мечтала. Она всегда
хотела иметь детей и до последнего надеялась, что, когда они поженятся, Джо,
быть может, передумает. Но все разговоры о свадьбе заглохли много месяцев
назад, и ей вдруг стало ясно, что Джо может просто-напросто отказаться от
своего слова.
— И что ты теперь думаешь делать? — спросила она.
— Ты о чем? — Джо взглянул на нее исподлобья,
словно приготовившись защищаться.
— О нас. О том, что мы собирались пожениться. Или
теперь это тоже исключается?
Вопрос прозвучал очень обидно и резко, но Кейт этого не
заметила — она была слишком огорчена нежеланием Джо подарить ей ребенка.
— Не знаю, — уклончиво ответил он. — Ты
действительно считаешь, что это нам необходимо? Зачем жениться, если мы все
равно не собираемся заводить детей?
Он снова закрывался, уходил в себя, отгораживался от нее
глухими стенами, и Кейт почувствовала, что ее охватывает глухое отчаяние.
— Ты это серьезно? — Ей вдруг показалось, что
перед ней чужой, незнакомый человек.
— Послушай, Кейт… — Джо поморщился. — Неужели надо
говорить об этом именно сейчас? У меня завтра важная встреча, и мне хотелось бы
отдохнуть. — Он выглядел очень недовольным и явно стремился поскорее
закончить неприятный разговор.
Каждый раз, когда Кейт заговаривала о браке, Джо ощущал себя
лисицей, которую охотники гонят под выстрел, к тому же совесть его была не
совсем спокойна. Ведь он действительно обещал, что они поженятся, и теперь
чувствовал себя виноватым перед ней. А сознание вины было для него хуже всего.
Оно означало для него страх и боль, оживляя в памяти давние детские кошмары и
голоса из прошлого, которые наперебой обвиняли его в том, что он слишком много
ест, слишком быстро вырастает из обносков, которые доставались ему от старших
детей, слишком плохо учится…
— Мы говорим о нас, о нашей жизни, о нашем будущем, —
напомнила ему Кейт. — Мне кажется, что это гораздо важнее любых деловых
переговоров.
Она тоже сдерживалась из последних сил, и в ее голосе Джо
послышались визгливые нотки. Сейчас Кейт говорила точь-в-точь как ее мать.
— Но почему нужно решать это именно сегодня? —
раздраженно бросил Джо, и Кейт вздрогнула.
Он продолжал отдаляться от нее, и ей захотелось схватить его
за плечи и как следует встряхнуть, чтобы заставить опомниться, прийти в себя.
Но она понимала, что любое действие только еще больше напугает его и заставит
обратиться в паническое бегство. В эти минуты они оба балансировали над
пропастью, но спастись могли только вместе — или вместе погибнуть. Кейт это
понимала, но Джо, по-видимому, думал только о собственном спасении. Спасение
заключалось для него в немедленном бегстве, и Кейт ясно видела это, но ничего
поделать не могла. Ей и в голову не приходило, что сейчас лучше всего было
оставить его в покое, дать ему уползти в нору, чтобы зализать свои раны. Для
этого ей не хватило мудрости, обычной житейской мудрости, которая приходит
только с годами. К тому же ею начинала овладевать тихая паника, которая путала
мысли и застилала взор.
