На следующий день после торжеств в Рэдклиффе Кейт побывала
на выпускном вечере в Гарвардской школе права, где учился Энди. Тамошние
традиции были более скромными, что, впрочем, нисколько не уменьшило радости
выпускников. И Кейт тоже радовалась вместе с Энди, хотя и чувствовала себя
виноватой перед ним — ведь по ее настоянию помолвка снова оказалась отложена.
Правда, в июне-августе Энди собирался в поездку по северо-восточным штатам,
однако Кейт даже не рассчитывала, что эта непродолжительная разлука что-то
изменит в его отношении к ней — или в его намерениях. Но если бы они объявили о
помолвке сейчас, лето было бы испорчено, а так Кейт получала отсрочку, которая
позволяла ей не думать о неизбежном.
Однако когда Энди наконец уехал, Кейт с удивлением
обнаружила, что ей недостает его больше, чем она могла предполагать. И это
обрадовало ее: Кейт поняла, что, значит, у нее все-таки есть к нему какие-то
чувства. Острота восприятия жизни стала понемногу возвращаться к ней, и Кейт
была благодарна Энди за его доброту и его терпение. Она знала, что устроила ему
нешуточное испытание, и теперь почти с нетерпением ждала, чтобы он поскорее
вернулся.
А Энди каждый день посылал ей коротенькие открытки и звонил,
как только оказывался вблизи телефонного аппарата. В каждой открытке он писал
Кейт, что очень скучает по ней, и эти признания согревали ей душу. И она
решила, что, когда он вернется, можно будет объявить о помолвке, а пожениться
будущим летом. Наверное, не было никакой особой необходимости ждать целый год,
но этот год был очень нужен ей — чтобы окончательно разобраться в своих мыслях
и чувствах.
Пока Кейт ждала возвращения Энди, она продолжала работать в
Красном Кресте. Каждый день из Европы возвращались тысячи демобилизованных
солдат, приходили транспорты, битком набитые ранеными и искалеченными. Кейт
получила направление в порт, где ей приходилось помогать распределять
прибывающих раненых по госпиталям и больницам. На некоторых раненых было просто
жутко смотреть, и все же Кейт часто думала, что еще никогда ей не приходилось
встречать таких счастливых людей. Все, кто не лежал без сознания и не метался в
бреду, радовались возвращению домой как самому счастливому событию в своей
жизни. Чтобы видеть это, стоило пойти работать в Красный Крест, хотя во всех
остальных отношениях работа санитарки была утомительной, изматывающей и
довольно грязной.
Каждый день Кейт проводила с ранеными по несколько часов.
Все они были очень молоды, но стоило только заглянуть им в глаза, и Кейт сразу
начинала чувствовать себя сопливой девчонкой, которая ничего не видела и ничего
не знает. Хотя она и потеряла Джо, ее переживания вряд ли могли сравниться с
тем, что испытали эти безрукие, безногие, парализованные, слепые
восемнадцатилетние старики. Порой Кейт даже казалось, что жизнь — нормальная
жизнь — закончилась для них, не успев толком начаться. При одной мысли об этом
у нее на глаза наворачивались слезы, и ей хотелось сделать хоть что-то для этих
мальчиков, которые прошли через ад войны и вернулись…
Однажды вечером Кейт задержалась на работе и пришла домой
особенно поздно. Она знала, что ее родители наверняка волнуются, однако стоило
ей увидеть лицо отца, как Кейт сразу поняла: случилось что-то очень страшное.
Кларк был бледен как мел, а Элизабет, сидевшая рядом с ним на диване, то и дело
вытирала платком мокрые глаза.
У Кейт замерло сердце. «Кто-то умер», — поняла она. Она
не знала, кто это может быть, однако ощущение несчастья заставило ее
вздрогнуть.
— Что случилось, па?.. — спросила она, бросая в
угол санитарную сумку.
— Ничего, Кейт. Ничего страшного. Иди-ка лучше сюда и
присядь…
Кейт опустилась на диван рядом с матерью, машинально
разгладив на коленях форменную юбку. Юбка была в пятнах крови и гноя, медицинская
шапочка с красным крестом сбилась набок, но Кейт ничего этого не замечала.
Она переводила вопрошающий взгляд с отца на мать и обратно,
но они молчали, и их молчание показалось Кейт зловещим.
— Да скажите же что-нибудь! — не вытерпела наконец
Кейт.
У нее не было ни бабушек, ни дедушек, ни даже двоюродных
братьев и сестер, и она решила, что умер кто-то из близких друзей семьи.
— Мне сегодня звонили из Вашингтона, — сказал
наконец Кларк и снова замолчал.
Кейт по-прежнему ничего не понимала. Она была уверена, что
все плохие вести уже получила. В мыслях она давно похоронила Джо, только еще не
оплакала его до конца. И, как ни странно, живущая в ее душе скорбь помогала ей
лучше справляться с ее обязанностями добровольной санитарки Красного Креста.
Кейт не успела ни очерстветь, ни озлобиться в своем горе и по-прежнему
испытывала сострадание к раненым, к их родным и близким людям.
— Кто-нибудь… погиб еще кто-нибудь? — спросила
она.
Кларк немного поколебался, потом покачал головой.
— Нет. Скорее наоборот… Ты только не волнуйся, Кейт.
Дело в том, что Джо нашелся… Он жив.
Кейт была так потрясена, что не могла произнести ни слова.
— Ч-что?.. — выдавила она наконец, и ее лицо стало
таким же белым, как ее медицинская шапочка. — Что ты сказал?..
У нее вдруг закружилась голова, и Кейт почувствовала, что
вот-вот потеряет сознание. Огромным усилием воли она взяла себя в руки и
несколько раз моргнула, чтобы избавиться от поплывшего перед глазами тумана.
Столько месяцев она ждала, надеялась, и вот теперь, когда ее надежда сбылась,
Кейт никак не могла поверить в то, что она только что услышала.
— Джо жив… — повторил Кларк, и по его лицу тоже потекли
слезы. — Его сбили чуть западнее Берлина. Он действительно успел
выпрыгнуть, но его парашют раскрылся не до конца, и он сломал обе ноги.
Эсэсовцы тут же нашли его и отправили в тюрьму Колдицкий замок, что под
Лейпцигом. Как ты помнишь, в Англии ему выдали документы на чужое имя, но это
ему не помогло. Нацисты сразу поняли, что он американец, а не англичанин, и…
Кларк ненадолго замолчал. Пока он вытирал слезы тыльной
стороной ладони, Кейт во все глаза смотрела на него. Половина из того, что
сказал отец, до нее просто не дошло. Ей никак не удавалось сосредоточиться на
смысле произносимых им слов. «Джо жив! Джо жив!» — эти два слова стучали у нее
в голове, точно молоты, заглушая все остальное. В эти минуты Кейт чувствовала
себя так, словно не только Джо, но и она сама только что восстала из могилы.
— Именно поэтому немцы так и не признали, что майор
британских ВВС Йан Беллахью находится у них. Джо держали в одиночном
заключении, — продолжал Кларк. — Его пытали, надеясь выведать
секреты, которые он хранил. К счастью, они так и не выяснили, кто он такой на
самом деле. В Колдице Джо продержали семь месяцев, но так ничего и не добились
и отправили умирать в концлагерь.
Джо был в таком состоянии, что, когда американские части
заняли Лейпциг и захватили концлагерь, он просто не мог сказать им, кто он
такой. Лишь несколько дней назад он пришел в себя и назвал свое настоящее имя.
Сейчас Джо находится в американском военном госпитале в Берлине… — голос Кларка
дрогнул. — Он по-прежнему в очень плохом состоянии, Кейт… Врачи говорят,
Джо выжил только чудом. Ноги у него так и не срослись, сломано несколько ребер
и все пальцы на руках, к тому же его постоянно били по голове. Но врачи
надеются, что со временем он поправится. В ближайшее время они собираются
отправить его домой, так что в конце июля он, скорее всего, будет уже здесь…
