— Что же мне теперь, радоваться, что мы не были женаты
и что у нас нет детей?! — накинулась она на него. — Энди Скотт, ты рассуждаешь
точь-в-точь как моя мама! Какая разница, есть у меня на пальце кольцо или его
нет? Для меня это не значит ровным счетом ничего, к тому же это все равно
ничего не изменит! Быть может, Джо действительно погиб, а может, он сейчас
находится в одном из лагерей для военнопленных, где над ним издеваются или даже
пытают! Будет ему легче от того, что в Америке у него осталась законная жена?!
Или, может, нацисты отпустили бы его, если бы узнали, что у него есть
дети? — Она презрительно фыркнула. — Не понимаю, почему вы все
придаете такое значение устаревшим социальным институтам! Брачные узы — пустая
формальность, необходимая обществу, но не тем, кто любит! Я, во всяком случае,
точно знаю, что если бы мы даже поженились, я бы все равно не смогла любить Джо
сильнее, чем люблю теперь. А я люблю его, люблю больше всего на свете, и
плевать мне на то, что думают другие!
Она неожиданно разрыдалась и упала в объятия Энди.
— Но ведь ты сама понимаешь, что Джо скорее всего
погиб, — попытался он урезонить ее. — Существует всего один шанс из
миллиона, что он выживет и вернется к тебе.
«На самом деле, — подумал Энди, — и этого шанса
нет — слишком уж жестокой оказалась эта война».
— Он мог спастись! — всхлипнула Кейт. —
Спастись и бежать из плена. Может быть, Джо скрывается у французских или
югославских партизан и не может подать о себе весточку.
— Но что, если он все-таки мертв? — не сдавался
Энди.
Все говорило за это, и он хотел заставить Кейт повернуться
лицом к правде, какой бы горькой она ни была. Однако Кейт и сама понимала, что
Джо почти наверняка погиб, но ей было слишком тяжело это признать. Даже наедине
с собой она не осмеливалась думать о нем как о мертвом и совсем не выносила,
когда кто-то пытался убеждать ее в этом.
— Заткнись, Энди Скотт! — крикнула она. —
Говорю тебе, он жив! Я знаю, что он жив!
— Зачем так мучить себя?.. — Энди тяжело
вздохнул. — Зачем тешить себя надеждой, если она все равно не сбудется? Не
лучше ли смириться с неизбежностью и попробовать начать все сначала?
Но Кейт только затрясла головой в бессильной ярости. Она не
хотела и не могла начинать все сначала, строить свою жизнь заново, пока не
убедится, что Джо больше нет. Вот когда она сама в это поверит, тогда…
Но что будет «тогда», Кейт не знала. Она не представляла,
как будет жить без Джо. Даже не жить, а существовать, потому что без него ни о
какой жизни не могло быть и речи — слишком сильны были связывавшие их узы,
чтобы прерваться теперь, пусть даже один из них умер.
«Не умер, а пропал без вести», — тут же поправила себя
Кейт. Она и в самом деле не верила, что Джо мог погибнуть. Какая-то часть ее
души продолжала твердить ей: «Верь, надейся, и все будет так, как ты хочешь.
Джо вернется, обязательно вернется, надо только немного потерпеть».
— Он жив, — сказала она, поднимая на Энди мокрое
от слез лицо, и в ее голосе прозвучала такая убежденность, что он не нашел в
себе силы возразить.
Когда Кейт немного успокоилась и привела себя в порядок,
Энди повел ее в студенческое кафе. Никакого аппетита у Кейт не было, но он чуть
не силой заставил ее выпить стакан сока и проглотить несколько ложек салата и
жареной картошки. Как ни странно, после этого Кейт почувствовала себя
значительно лучше; во всяком случае, к ней определенно вернулись силы, а вместе
с ними окрепла и надежда. Поэтому, когда Энди пригласил ее на соревнования по
плаванию в следующее воскресенье, она не стала отказываться.
Кейт обещала прийти и действительно пришла. Гарвард
встречался с Массачусетским технологическим, и она так болела за Энди, что на
время даже забыла о своих несчастьях. Выглядела она намного лучше, чем пару
дней назад, однако, когда Энди, переодевшись после выигранного им заплыва,
поднялся к ней на трибуну, первое, что сказала ему Кейт, это что она видела сон
про Джо. Сон оказался не таким страшным, как обычно.
— Он не погиб, Энди! — воскликнула Кейт, схватив
его за руку. — Теперь я это точно знаю!
Энди решил, что от горя у нее, должно быть, помутился
рассудок, однако вслух ничего не сказал. Он уже понял, что обсуждать эти
вопросы с Кейт совершенно бесполезно. Ничто не могло заставить ее поверить в
смерть Джо.
И Кейт действительно крепко держалась за эту свою веру.
Через какое-то время не только друзья, но даже отец с матерью перестали
заговаривать с ней на эту тему — и не только потому, что для Кейт это означало
лишние страдания, но и потому, что уговаривать ее было совершенно бесполезно.
Она не слушала никаких доводов, а только твердила: «Он жив, он жив, я знаю! Он,
наверное, находится у партизан, и поэтому от него нет никаких известий».
Настало лето, но судьба Джо по-прежнему оставалась
невыясненной. Последнее письмо от него пришло через два месяца после того, как
был сбит его самолет, и Кейт часто перечитывала это письмо по ночам. Постепенно
она утрачивала чувство реальности, и ей начинало казаться, что с Джо просто не
могло случиться ничего страшного, раз письма от него продолжают приходить. Она
уже не обращала никакого внимания на окружающих, которые хотя и сочувствовали
ее горю, но по-прежнему считали, что ей давно пора забыть Джо. Или, вернее, не
забыть, а перестать думать о нем как о живом. Кейт упрямо не желала с ним
расставаться, потому что Джо действительно жил в глубине ее души — в потайном
уголке, куда не достигали ни голос рассудка, ни отчаяние, которое порой
охватывало ее по ночам, когда она лежала без сна и вспоминала, вспоминала,
вспоминала без конца. Когда Кейт все-таки засыпала, Джо снился ей, но хотя сны
эти по-прежнему были тревожными и пугающими, она ни разу не видела его мертвым.
И это тоже вселяло в нее надежду. «Уж наверное, — рассуждала она, —
если бы Джо действительно умер, его душа нашла бы способ пробраться на Землю и
сообщить мне, что надеяться больше не на что». Он оставался ее любовью, ее
мечтой, с которой Кейт не могла и не хотела прощаться.
Между тем родители, озабоченные ее состоянием, решили, что
Кейт необходимо переменить обстановку. В Европу ехать, разумеется, было нельзя,
и в конце концов она отправилась сначала в Чикаго, где жила ее крестная мать, а
потом в Калифорнию, чтобы повидаться со школьной подругой, учившейся в
Стэнфорде. В целом Путешествие получилось довольно удачным, однако Кейт
постоянно ощущала себя если не марионеткой, то автоматом, который не живет
по-настоящему, а только совершает необходимые действия в зависимости от
обстановки. Должно быть, поэтому, возвращаясь домой, она не испытывала ничего,
кроме облегчения. Кейт ехала поездом и целых три дня могла спокойно смотреть в
окно и думать о Джо — о том, как хорошо им было вдвоем. Со дня его исчезновения
прошло уже больше восьми месяцев, и даже Кейт начала понемногу склоняться к мысли,
что он, наверное, все-таки погиб. «Не может же быть, — думала она, —
чтобы за столько времени Джо не сумел дать о себе знать».
