После отъезда Джо Кейт с головой ушла в учебу. Она прекрасно
сдала экзамены за первый триместр, хотя мысли о Джо постоянно отвлекали ее от
занятий. Он по-прежнему регулярно писал ей, и она старалась ответить на каждое
его письмо, однако никаких особых новостей у нее не было. Через три недели
после памятного уик-энда в отеле Кейт убедилась, что не беременна, и это
заставило ее испытать одновременно и облегчение, и разочарование. Умом она
понимала, что так будет лучше для всех и что сейчас не самое подходящее время
для того, чтобы заводить детей, однако в душе ей по-прежнему хотелось родить от
него ребенка.
Когда Кейт приехала домой на День благодарения, она
выглядела значительно лучше, чем в прошлый раз, даже ее беспокойство не так
бросалось в глаза. За праздничным столом у Джемисонов, как всегда, собрались
гости, и Кейт разговаривала с ними непринужденно и уверенно, демонстрируя
редкое для женщины знание военной обстановки в Европе. Когда речь заходила о
Германии, на ее лоб набегали легкие морщинки: Кейт всем сердцем ненавидела
нацистов, развязавших эту ужасную войну, и не особенно стеснялась в выражениях,
когда надо было дать характеристику Гитлеру или Муссолини.
В целом праздничный ужин прошел очень приятно, и, отправляясь
спать, Кейт с удовольствием вспоминала о том, что виделась с Джо всего месяц
назад. Она не знала, когда он снова сможет приехать, однако была уверена, что
те несколько часов, которые они провели вместе, помогут ей легче перенести
разлуку, как бы долго она ни продлилась.
В эту ночь Кейт заснула быстро, но спала плохо и несколько
раз просыпалась, разбуженная странными, тревожными снами. Утром она рассказала
об этом матери, но Элизабет не придала ее словам особого значения, решив, что
Кейт съела накануне слишком много орехового пудинга.
— Я сама, когда была маленькой, очень любила
орехи, — сказала Элизабет, накрывая стол к завтраку. — Но мне не
разрешали есть их слишком много — моя бабушка считала орехи тяжелой пищей. И
действительно, от них у меня до сих пор бывает несварение желудка, но я
по-прежнему их люблю.
После завтрака Кейт почувствовала себя немного спокойнее и
даже поехала с подругой в центр Бостона, чтобы сделать кое-какие покупки.
Пообедать они зашли в отель «Статлер», и Кейт не могла не вспомнить о Джо и о
ночи, которую они провели здесь месяц назад. Вечером она по-прежнему была
бодра, почти весела, однако думать о Джо не перестала.
В воскресенье Кейт вернулась в общежитие, и там ее снова
мучили кошмары. Кейт снились горящие самолеты, которые падали, падали, падали в
бездну, и в каждом самолете — так ей казалось — сидел Джо. Несколько раз она
просыпалась с криком и даже выпила успокоительную таблетку, но это не помогло.
Всю неделю Кейт спала плохо, хотя никаких видимых оснований
для этого вроде бы не было. От недосыпания она постоянно чувствовала себя
разбитой и не могла дождаться выходных, надеясь отоспаться дома. Но в четверг
вечером ее неожиданно позвали к телефону. Это был Кларк, и, услышав в трубке
его голос, Кейт даже вздрогнула от неожиданности. Отец почти никогда не звонил
ей в колледж, не желая, чтобы Кейт думала, будто он ее контролирует. Но сегодня
Кларк не только позвонил, но даже спросил Кейт, не хочет ли она приехать
вечером домой, чтобы поужинать с ними. В комнате Кейт ждала незаконченная
письменная работа, но она сказала, что, конечно, приедет, хотя эта просьба
показалась ей довольно странной. Она даже испугалась, не заболела ли мама, а
отец не захотел говорить ей об этом по телефону.
И точно: как только Кейт вошла в дом, она сразу поняла —
что-то случилось. Правда, родители ждали ее в гостиной оба, но лица у них были
серьезными и печальными. Увидев Кейт, они поднялись ей навстречу, и Элизабет
поспешила прижать дочь к себе, чтобы та не видела, как она плачет.
Страшные новости сообщил ей Кларк. Как только Кейт села, он
посмотрел на нее в упор и сказал, что утром получил телеграмму от своего
знакомого в военном министерстве.
— Я весь день звонил друзьям в Вашингтон, и, к
сожалению, информация подтвердилась, — проговорил он и почувствовал, как
при виде тревожно расширившихся глаз Кейт у него сжалось сердце. — Самолет
Джо был сбит где-то над Германией во время одного из боевых вылетов. Это
произошло почти неделю назад…
Кейт негромко вскрикнула и схватилась за грудь. Как раз в
прошлое воскресенье у нее начались эти ночные кошмары.
— Он… он… Его… — Она так и не смогла выговорить
страшное слово, но Кларк отлично ее понял.
Один из летчиков его звена видел, как он падал. Он сообщил,
что Джо в последнюю минуту успел выброситься с парашютом, однако, что было с
ним дальше, никто не знает. Это произошло в непосредственной близости от линии
фронта, так что Джо мог быть убит еще в воздухе или захвачен в плен. Но ни по
данным разведки, ни по официальным каналам военного министерства никаких сведений
о нем пока не поступало. Мой старый товарищ по моей просьбе специально
просмотрел немецкие списки захваченных в плен британских и американских
офицеров, но в них о Джо ничего не говорится. Ты знаешь, что он летал под
вымышленным именем, но это имя тоже не упоминается ни в одной из полученных в
министерстве сводок. Существует довольно большой шанс, что немцы по каким-то
причинам не включили его ни в списки убитых, ни в списки захваченных в плен,
но…
Кларк заколебался, не зная, говорить ли ему все или ограничиться
тем, что он уже сказал. Вероятность того, что Джо попал в плен, была, по
совести сказать, ничтожно мала. К тому же, если это действительно произошло,
плен означал для него неминуемые страшные пытки. Фальшивые документы, которыми
снабдило Джо командование Королевских Военно-воздушных сил, вряд ли могли
помочь ему сохранить инкогнито. Джо Олбрайт был слишком хорошо известен,
слишком знаменит, к тому же когда-то он работал в Германии, и опознать его не
составляло особого труда. Однако в этом случае нацистская пропаганда не
преминула бы раструбить на весь свет об очередной победе доблестных люфтваффе.
И тот факт, что о Джо ничего не говорилось ни в официальных военных сводках, ни
в секретных сведениях, поступавших по каналам разведки, казалось Кларку очень
плохим признаком. Он понимал, что молчание официальной немецкой пропаганды
могло означать только одно: если Джо жив, то теперь он либо проходит
«специальную обработку» с целью склонить его к сотрудничеству с геббельсовской
пропагандистской машиной, либо подвергается жестоким пыткам как носитель важных
секретных сведений. И в том, и в другом случае ему было бы лучше умереть — так
считал Кларк, однако Кейт придерживалась другого мнения.
— Он не погиб? Скажи, мама, Джо жив? — спросила
она жалобно.
Кейт не могла, не хотела верить, что Джо может быть убит.
Когда-то давно, много лет назад, она уже потеряла любимого человека — своего
отца, и теперь этот кошмар повторялся. Нет, потерять Джо было стократ тяжелее!
Ведь она любила его, как никогда никого не любила…
— Официально он числится пропавшим без вести, —
сказал Кларк. — Но мой товарищ уверен, что Джо погиб. И так было бы лучше
для него…
