— Твои родители знают? — спросил он после долгой
паузы.
— Нет, они даже не догадываются. Я собиралась сказать
им в апреле: ведь мне все равно пришлось бы взять в колледже академический
отпуск. Но однажды мы с подругами возвращались из кино, и на нас налетел
какой-то пьяный на мотоцикле. Я упала… Вот поэтому все и случилось.
Джо был в ужасе. Он никогда не оказывался в подобном
положении — в положении отца неродившегося ребенка. С его знакомыми случалось
что-то похожее, но он всегда был очень осторожен, стараясь не навлечь беду на
женщину, с которой был близок. Только с Кейт… О, это было совсем другое дело.
Ее он любил… и поэтому потерял голову.
— Тебя забрали в больницу? — спросил он,
поморщившись, как от боли.
— Нет. Сначала я думала, что ничего страшного не
произошло, и вернулась в общежитие. А потом мне помогли девушки, которые живут
со мной в одной комнате. Они немного разбираются в медицине, одна даже
закончила курсы медсестер, так что мне ничего не грозило.
Кейт не хотела посвящать Джо в ужасные подробности: она была
уверена, что от этого он только сильнее огорчится и испугается. В самом деле,
ну зачем ему знать, что смерть была совсем рядом? Достаточно того, что она сама
это поняла. Если бы кровотечение продлилось еще хотя бы полчаса, они бы сейчас
не разговаривали. В лучшем случае она осталась бы инвалидом, а в худшем…
— Бедная моя девочка, сколько же тебе пришлось
пережить! — вздохнул Джо.
Кейт показалось, что он произнес эти слова как-то рассеянно,
и она догадалась — почему. Сейчас Джо думал не о ней, а о том, что, если бы не
произошло этого несчастья, сейчас бы у него уже был крошечный сын. Или дочь.
Для него эта мысль, судя по всему, была совершенно ошеломляющей.
Джо и в самом деле думал о своем несостоявшемся отцовстве, и
ему было очень грустно, и все же он не мог осуждать Кейт. Больше того, он
восхищался ею, ее нелегким и ответственным решением, восхищался мужеством,
отвагой и преданностью Кейт. Не ее вина, что ей не удалось довести дело до
конца. Она старалась сделать так, как будет лучше для него, и за это он был ей
бесконечно благодарен.
— Странно, — проговорил Джо после долгого
молчания. — Очень странно. Знаешь, Кейт, мне казалось, что если с тобой
случится что-то… ты мне обязательно скажешь. Больше того, когда в прошлый раз я
вернулся в Англию, я почему-то только об этом и думал. Я почти не сомневался,
что у тебя… у нас будет ребенок. Но ты ничего не писала, а спрашивать мне не
хотелось: я не знал, может быть, в твоем колледже тоже читают почту, которую
получают студентки. Правда, вскоре мне стало не до того, но эта странная
уверенность… Почему ты все-таки ничего мне не сказала, Кейт?
— Я… мне не хотелось, чтобы ты беспокоился. У тебя,
наверное, и без того забот хватает, — вздохнула она.
Джо пожал плечами. — Нельзя же постоянно, день и ночь,
думать только о том, как уцелеть, как пережить завтрашний день. Так и свихнуться
недолго, — ответил он. — Жаль, что ты мне не написала — ведь это был
и мой ребенок…
«Мог бы быть», — подумала Кейт, и снова ее охватили
отчаяние и горечь. Она ничего так не желала, как быть с Джо, воспитывать его
ребенка, но, как видно, это ей было не суждено, по крайней мере — пока. А
учитывая все, что творилось вокруг, это, возможно, было даже к лучшему.
— Я рад, что ты подумала о мерах
предосторожности, — добавил Джо, словно прочитав ее мысли. Он тоже запасся
профилактическими средствами, так как не хотел рисковать. На данном этапе
ребенок мог только осложнить им жизнь.
Потом они долго лежали, отдыхая, и наконец Кейт спросила,
когда, ему кажется, кончится война. Прежде чем ответить, Джо долго думал, потом
тяжело вздохнул:
— Хотел бы я сказать, что скоро, но… Я не знаю, Кейт,
честное слово — не знаю. Германия еще сильна, и по-прежнему многое, если не
все, зависит от русских. Если бы не они, боюсь, сейчас бы мы сражались с
немецкими десантами на нашем Атлантическом побережье. — Лицо Кейт вытянулось,
и Джо поспешно добавил: — Впрочем, мне кажется, что если мы в Англии очень
постараемся, то совместными усилиями сможем закончить все за год или чуть
больше.
Именно затем, чтобы обсудить один из аспектов этой проблемы,
Джо и приехал в Штаты. Речь шла о самолетах улучшенной конструкции, которые
превосходили бы немецкие в скорости, маневренности и вооружении. До сих пор —
на четвертом году войны — немцы продолжали регулярно бомбить британские города.
Сколько бы бомбардировщиков и истребителей ни сбивали союзники, сколько бы
заводов и фабрик ни уничтожали, у немцев всегда находилось, чем заменить
выбывшую из строя технику. «Третий рейх» оказался мощной, прекрасно отлаженной
машиной, уничтожить которую было очень непростой задачей. Кроме того, несмотря
на ряд внушительных побед на море, поставить на колени Японию тоже не
удавалось. Система ценностей, традиции и обычаи японцев — все было непонятно,
чуждо как европейцам, так и американцам. Стратегия и тактика японской армии то
и дело ставила командование союзников в тупик, и поэтому правила ведения войны
приходилось менять буквально на ходу. Между тем японские самолеты, пилотируемые
летчиками-камикадзе, продолжали топить военные и транспортные суда и сбивать
самолеты, а японские береговые укрепления огрызались огнем сотен орудий, не
позволявших американским транспортам хотя бы приблизиться к островам для
высадки десанта. В результате, поздней осенью сорок третьего года боевой дух
союзнических войск был чрезвычайно низок.
Кейт следила за происходящим по газетам и сообщениям радио,
но все-таки это представлялось ей более или менее отвлеченной абстракцией.
«Потери в живой силе» она воспринимала не так остро, как гибель тех, которых
она знала. К этому времени уже больше двух десятков ее знакомых студентов
Гарварда пали на полях сражений, многие были ранены и лечились в различных
госпиталях на Восточном и Западном побережьях. Каждый раз, когда Кейт узнавала,
что кто-то из ее друзей ранен или убит, она чувствовала, как ее сердце
сжимается от горя и жалости, и тогда она принималась молиться, чтобы с Джо не
случилось ничего подобного.
Этой ночью они много занимались любовью и много
разговаривали: времени было слишком мало, а им столько хотелось сказать!
Страсть, то пригасая, то разгораясь вновь, снова и снова бросала их в объятия
друг друга, и весь остаток вечера они старались не думать, не вспоминать о
войне.
За все время они так ни разу не вышли из комнаты — даже ужин
заказали в номер, и пришедший официант вежливо поинтересовался, уж не медовый
ли у них месяц. Этот вопрос рассмешил обоих, однако в их веселости была и
горькая нотка.
В этот день, до краев заполненный невероятным, ослепительным
счастьем, они совсем не говорили о будущем и не строили никаких планов. Кейт
хотелось только одного: быть рядом с Джо, и еще — чтобы он остался жив. О себе,
о том, что нужно ей, Кейт не задумывалась. Она знала, что Элизабет не одобрила
бы подобного «легкомыслия», но ее мать не понимала одного — того, что
обручальное кольцо не смогло бы ничего изменить и не сохранило бы Джо жизнь. Да
и он, похоже, не собирался просить у Кейт ничего сверх того, что она согласна
была дать ему по собственной воле. Впрочем, она и так отдавала ему все, что
только было в ее силах…
