Но Кейт не могла сказать ему ничего определенного. Она
знала, что к лету ее беременность будет бросаться в глаза, а кому нужен такой
работник? Вряд ли ее возьмут даже секретарем в приемное отделение. Поэтому Кейт
решила, что, если с работой ничего не получится, она уедет на мыс Код и будет
жить там, пока не родится ребенок. Сразу после Пасхи она хотела взять
академический отпуск, и тогда ей придется наверстывать только один триместр.
Главное, чтобы осенью ее снова допустили к занятиям.
Ничего этого она, конечно, не сказала Энди, как ни хотелось
ей поделиться хоть с кем-нибудь своими переживаниями. Кейт не хотела шокировать
его, к тому же ей было не все равно, что подумает о ней Энди, когда узнает
правду.
— Наверное, я снова обращусь в Красный Крест — может
быть, они подыщут мне что-нибудь, — уклончиво ответила она и смущенно
опустила глаза: ей тут же стало стыдно, что она обманула его.
К счастью, Энди ничего не заметил. Стараясь сделать ей
приятное, он принялся уговаривать Кейт пойти с ним в кино, и в конце концов она
согласилась, лишь бы он отстал.
— Только давай не сегодня, ладно? Сегодня я что-то
неважно себя чувствую, — сказала она.
— Ну, с тобой каши не сваришь! — расстроился
Энди. — Я ведь приглашаю тебя просто как друг.
Но он видел, что Кейт действительно выглядит не совсем
здоровой, хотя от ходьбы и свежего воздуха на ее бледных скулах появилось
слабое подобие румянца.
— Впрочем, ладно, — вздохнул он. — В другой
раз — так в другой раз, если ты обещаешь. С гриппом шутить не приходится, после
него бывают всякие осложнения.
— Обещаю, — сказала Кейт, радуясь тому, что Энди
поверил ее уловке.
К этому моменту они, сделав по парку круг, вернулись к кафе,
где Энди оставил свой велосипед. Вскочив в седло, он махнул ей рукой и, нажав
на педали, покатил к выходу из парка. Его волосы развевались по ветру, темные
глаза улыбались, и Кейт подумала, что Энди, в сущности, очень славный.
Иногда — правда, достаточно редко — она задумывалась о том,
какими могли бы быть их отношения, если бы Джо не существовал вовсе. Энди ей
нравился, а когда он не пытался за ней ухаживать, Кейт было даже приятно иметь
с ним дело. Однако представить, что она могла бы питать к нему такие же
чувства, какие испытывала к Джо, Кейт не могла. При этом она была совершенно
уверена, что когда-нибудь Энди станет кому-то отличным мужем. Несмотря на
излишнее увлечение женским полом, он был добрым, порядочным и ответственным
человеком, а как раз эти качества нравились в мужчинах большинству девушек.
С внезапным сожалением Кейт подумала, что Джо совсем не
похож на Энди. Он чувствовал себя неловко среди людей, был до беспамятства
влюблен в свои самолеты и отнюдь не стремился к семейной жизни. То, что она
влюбилась в такого человека, как Джо, было удивительно и самой Кейт. И не
только влюбилась, но и ждала от него ребенка, хотя сама всегда осуждала
добрачные связи. Волей-неволей приходилось признать, что в последнее время
круто изменилась не только ее жизнь, но и ее взгляды, ее мировоззрение. Но Кейт
нисколько об этом не жалела. Ее наградой была сумасшедшая, непонятная любовь —
и ребенок, который медленно подрастал в ее чреве…
В последующие недели состояние Кейт немного улучшилось.
Утренняя рвота прекратилась, Кейт стала набирать вес, а главное, она
чувствовала себя гораздо бодрее и уже не хотела постоянно спать. Ей удалось с
успехом защитить несколько письменных работ, и Кейт почти поверила, что в конце
концов с учебой все обойдется. Кроме того, в один поистине прекрасный день она
получила от Джо сразу три письма, что ее несказанно обрадовало, так как перед
этим письма долго не приходили. Виновата в этом была, скорее всего, военная
цензура, просматривавшая все письма, чтобы никто из военнослужащих нечаянно не
выдал какой-нибудь тайны. Кейт приходилось видеть письма с фронта, на которых
живого места не было — они были сплошь исчерканы черной тушью или какой-то
специальной краской, и только к письмам Джо это не относилось. Он никогда не
писал ей ничего, что касалось боевых действий, а рассказывал в основном о
природе, о людях, с которыми встретился, и — изредка — о своих чувствах к ней.
В один из последних мартовских уик-эндов Кейт не поехала
домой, а отправилась с подругами в кино. В зале она неожиданно увидела Энди,
который явился туда с высокой блондинкой, которая училась на одном курсе с
Кейт. Блондинку звали Мирабель; она перевелась в Рэдклифф из Уэллсли совсем
недавно, но успела прославиться потрясающей фигурой, длинными ногами и ослепительной
улыбкой. Поговаривали, что из Уэллсли ее выставили за связь сразу с двумя
преподавателями, поэтому, когда Мирабель отвернулась, чтобы надеть свой
кардиган, Кейт состроила Энди смешную гримасу, а он в ответ показал ей язык.
После фильма Кейт и ее подруги сели на велосипеды и
отправились в общежитие. Для передвижений по студенческому городку велосипед
был очень удобен, и Кейт продолжала пользоваться им. Ей и в голову не
приходило, как это опасно, а подсказать было некому.
Они уже подъезжали к своему корпусу, когда из-за угла вдруг
вывернулся какой-то парень на мотоцикле. С пронзительным воплем он врезался в
самую гущу девушек и с такой силой ударил передним колесом велосипед Кейт, что
она пролетела несколько футов по воздуху и только потом рухнула на мостовую,
ударившись об асфальт бедром и виском.
Кейт сразу потеряла сознание и пришла в себя, только когда
другие девушки бросились ее поднимать. Перед глазами у нее все качалось и
плыло, но Кейт «все-таки встала на ноги, опираясь на плечи подруг. Совсем рядом
она увидела растяпу-мотоциклиста: неловко пригибаясь, он с трудом уворачивался
от двух девушек, которые с криками ярости лупили его портфелями по голове.
Парень был пьян, от каждого удара он шатался и чуть не падал.
Понемногу Кейт пришла в себя. Кроме головы и бедра, она
сильно ушибла руку, но, насколько она могла судить, все кости были целы. И
единственное, о чем Кейт могла думать, пока подруги, бережно поддерживая под
руки, вели ее в общежитие, это о ребенке. Она никому ничего не сказала, но,
оказавшись у себя, сразу легла и попросила Алисию, свою соседку по комнате,
принести ей из аптеки лед.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Диана — ее
другая соседка. — Все-таки эти ваши северные джентльмены — совсем не
джентльмены.
Она была родом из Луизианы и говорила с тягучим южным
акцентом, который Кейт всегда казался очень милым.
— Ты права, — ответила Кейт и улыбнулась, хотя и
говорить, и даже улыбаться ей было очень тяжело.
Тем временем Алисия принесла лед, и Кейт приложила холодные
компрессы к голове и бедру. Однако вовсе не эти ушибы беспокоили ее: вот уже
несколько минут Кейт ощущала в животе что-то вроде колик. Она даже подумывала о
том, чтобы обратиться в медпункт, но он находился на другом конце студенческого
городка, а Кейт не была уверена, что сумеет добраться туда без посторонней
помощи. К тому же она все еще не была готова доверить кому-нибудь свою тайну.
«Пожалуй, — решила Кейт, — лучше всего будет остаться в постели. Быть
может, ничего страшного не произошло, и завтра мне уже будет лучше».
