Молоденький солдатик-араб заступил в караул через час после полуночи. Его пост находился на небольшой деревянной вышке внешнего периметра военного городка. Перед самым разводом парнишка успел хорошо угоститься тушеной бараниной с чесноком и перехватить кружку дрянного турецкого кофе и теперь пребывал в благодушном настроении. Неспешно поковырявшись в зубах ногтем, солдат лениво оглядел пространство перед забором и смачно сплюнул вниз. Внезапно над головой раздался тихий гул. Парень посмотрел вверх и успел увидеть несколько теней, промелькнувших в белом киселе облаков. И почти сразу за спиной, в городке, полыхнуло несколько взрывов. Потом еще и еще. Пару минут солдатик завороженно смотрел на это зрелище. Потом его отвлекло новое событие – из низких грозовых туч вынырнуло два десятка русских десантных турболетов, похожих на огромных черных скорпионов. От ужаса солдатик, позабыв про винтовку, сполз на пол площадки и тупо смотрел, как десантники в черных матовых комбинезонах редкими цепями бегут к ограде. Через несколько секунд кто-то выстрелил из реактивного огнемета, и вышку накрыло огненное облако…
Когда на рассвете сипахи ударной дивизии «Копья Аллаха» ворвались на территорию комплекса Эль-Убайла, их глазам предстала ужасная картина. Все свободное пространство между раскрошенных в щебень строений занимали груды трупов солдат охранного полка. Посреди плаца на пике торчала голова бригадного генерала Али Абу-Бакара, обмотанная красным лоскутом. Капитан сипахов сорвал эту тряпку, втоптал ее в грязь и с ненавистью процедил сквозь сжатые зубы: «Атаманский полк…»
Несколько отставших турболетов еще садились на палубу «Памяти Меркурия», а Русское командование уже подводило итоги операции. Такого ошеломляющего успеха не ждали даже завзятые оптимисты. В ходе сорокаминутного боя была полностью уничтожена почти половина полка штатного состава и несколько отдельных подразделений халифатцев. Вторая половина охранного полка, пока у них за спиной шел бой, так и не решилась покинуть долговременные огневые сооружения внешнего периметра обороны. Фактически сражение превратилось в бойню. Среди казаков было несколько десятков раненых, но никто не погиб.
Добытые в бункере материалы указывали на создание халифатцами средств доставки для какой-то «сверхбомбы». А захваченные ученые и специалисты при проведении блиц-допросов в один голос твердили, что саму бомбу им уже предоставили некие новые друзья, с виду – негры из экваториальной Африки, называющие себя «гвардейцами Чаки».
И только через несколько часов стало известно о пропавшем при возвращении «Филина» хорунжего Зюлина. Он летел в арьергарде отряда, и самого исчезновения никто не видел. Пилоты двух соседних турболетов доложили потом, что видели яркую вспышку белого света. Тщательные поиски на море окончились безрезультатно. Тяжелый десантный турболет, двадцать восемь казаков и два летчика словно растворились.
Глава 2
Я внимательно прочитал распечатку радиограммы от Журавлева. В сообщении не было чего-то особенного. Это было обычное еженедельное донесение. Старший воевода Журавлев докладывал, что в Москве и на западных границах новой империи все спокойно. Ну, еще бы! После подавления в прошлом году мятежа Шуйских и разгрома пятидесятитысячного татарского войска в Европе и на южных рубежах царила некоторая растерянность.
Окрестные правители пока еще не знали, что с нами делать: то ли собрать войско побольше и все-таки прихлопнуть, то ли попытаться выведать, отчего это мы стали такими борзыми.
Вот уже восемь месяцев личного времени мы являлись гостями этой реальности, где с нашей мощной подачи динамично развивалось сильное Русское государство. Мы – это наша неразлучная троица и гости из параллельных реальностей: Косарев, Крюков, Шевчук и Катя Тихомирова. Ну и, естественно, Маша – на правах моей невесты и главного координатора. Дома, на «базовой», осталась только Лена Старостина, заявившая, что она столичный журналист и не собирается зарывать свой талант в глуши.
Перечитав послание Журавлева еще раз, я встал и, с хрустом потянувшись, подошел к огромному окну. Наш с Машей терем стоял у самой вершины холма, и вид отсюда открывался великолепнейший. Изгиб Южного Буга, белые тела моторных катеров, стоящих у причала, зеленая пена садов, освещенная прямыми лучами полуденного солнца, ярко-красные крыши коттеджей. А всего полгода назад, когда мы начали возводить город, здесь было зимнее становище ногаев.
Объем работ был проделан громаднейший. Поначалу все материалы, от гвоздя до бревен, приходилось таскать с «базовой». Только пару месяцев назад, когда в нашем городе открылась торговля, купцы стали завозить сюда лес и камень. На выжженных солнцем каменистых склонах были построены ступенчатые террасы. На них насыпался отборный чернозем. Сложная система орошения позволяла высаживать на террасах даже деревья. Теперь эти сооружения напоминали висячие сады Семирамиды.
Город, названный в честь отца нашего государя Грозным (в начале семнадцатого века этот «позывной» незаурядного во всех отношениях царя еще не вошел в употребление, но мы не преминули рассказать Дмитрию, под каким прозвищем вошел в историю его отец), окружала система глубоко эшелонированной обороны. Она состояла из вооруженных пулеметами и малокалиберными зенитными орудиями дзотов, траншей, минных полей и заграждений из колючей проволоки. Такая линия могла остановить танковую дивизию вермахта. И эта оборона не казалась нам чрезмерной – ведь наше поселение находилось в глубоком тылу Крымского ханства. Новый русский город Грозный размещался точно на месте города Николаева. То, что строительство не пришибли сразу после начала, иначе как чудом не назовешь.
Против нас действовало сразу несколько сильных врагов. В первую очередь ногаи из Едисанской орды – Силистрийского пашалыка Османской империи. Затем татары из Крыма. Ну и казаки не побрезговали бы пограбить москалей… В текущий период их отношение к нам было совсем не братским.
От крупных неприятностей спасало то, что в Османской империи сейчас было тяжелейшее внутреннее положение, как бы не гражданская война. Да и персы во главе с Аббасом не давали им спокойно жить. А более мелким игрокам нас было не взять: полсотни пулеметов и два десятка минометов – это довольно веский аргумент! Зимой и весной мы успешно отбили несколько нападений силами до трехсот-четырехсот человек.
Повезло, что тогда враги не собрали большого войска. А сейчас уже было поздно – мы способны отразить любой штурм.
На этот год нами была запланирована разведка боем в Крым. С более крупной операцией мы уже опоздали – на дворе была середина мая, а ходить на Крым в поход иначе как зимой или ранней весной нельзя. Летом татары выжигают траву. Поэтому Скопин-Шуйский и Журавлев, разместив Новую армию лагерями в Курске, Белгороде и Воронеже, отвели этот год на перевооружение и подготовку. Большой поход должен быть только один, первый и последний.
Кроме регулярных частей, численность которых достигла сорока тысяч, винтовками вооружалась и поместная конница. Их, по самым скромным подсчетам, было уж никак не меньше пятидесяти тысяч человек. Опытных и умелых воинов. А ведь еще на подходе были калмыки! Если их подманить и направить в нужном направлении… Они и так в конном бою посильнее татар будут, но можно и им винтовочек подкинуть!
