У Маши тоже немного отлегло от сердца. Любимый хоть и в плену, а все-таки живой! И если не убили сразу, то есть большая вероятность, что не будут делать этого в дальнейшем. Но действовать нужно быстро, ведь Сергей в этот самый момент может подвергаться жестоким пыткам!
– Войсковой операцией дело не решить! – заявил Горыныч, дождавшись, пока солдаты унесут из кабинета Ворона. – В густой толпе мы его не опознаем. К тому же не исключается возможность, что Серегу могут использовать в качестве живого щита.
– Надо готовить спецоперацию! – рубанул Бэдмен. – Давайте думать, что для спасения Сереги делать!
– Сейчас его увозят в направлении Ак-Мечети. И почему они не пошли к Керчи? Город мы вчера взяли, попал бы Корбан-Гирей между двух огней! Надо заслать к татарам разведчиков, и лучше всего – прямо сейчас, пока они в беспорядке отходят. Момент для инфильтрации наиболее удачный! Вот только кого посылать? – задумчиво сказал Косарев, открывая ноутбук и сверяясь с досье. – Ага, один из лучших полевых агентов, отличное знание татарского, десять лет провел в плену, потом побег, присоединение к Новой армии в Путивле, служил в 1-м Драгунском полку, потом повышение в звании и перевод в Крым. Зовут его Савелий Прохоров, урядник Уланского полка.
– Уланский полк понес сильнейшие потери, – сказал Горыныч. – еще неизвестно, жив ли этот Савелий!
– А вот мы сейчас и выясним! – Мария сняла трубку внутреннего телефона. – Дежурный! Немедленно вызовите ко мне старшего сотника Торопца!
Через несколько минут в кабинет, прихрамывая, вошел Торопец.
– Как здоровье, Степан? – мягко поинтересовался Косарев.
– Отлично, господин воевода! – бодро отрапортовал сотник, вытягиваясь в струнку.
– Скажи-ка мне, Степан, когда ты в последний раз видел урядника Прохорова? – продолжил Косарев.
– Два дня назад, это он предупредил нас о подходе орды! – сообщил Торопец. – Затем воевода приказал ему продолжить наблюдение за татарами.
– Значит, непосредственного участия в бою он не принимал? – спросил Мишка.
– Насколько мне успели доложить, наши разведгруппы в общую свалку не лезли. Они перехватывали и уничтожали отдельные татарские разъезды, – пояснил Торопец.
– Отлично, из этого следует, что урядник Прохоров мог остаться в живых, – сказал Косарев. – Постарайся разыскать его и пришли сюда! А сам можешь отдыхать!
– Слушаюсь! – гаркнул сотник и, четко развернувшись через левое плечо, промаршировал на выход, стараясь не хромать.
– Хороший парень! – обронил Владислав.
– Да, – согласилась Мария. – И командир отличный, это он после пропажи Сергея привел войска в город.
Савелий Прохоров появился только через час. Оказалось, что он со своим десятком еще ночью ушел вслед за отступающими татарами. Вернулись уланы из рейда пятнадцать минут назад, притащив на аркане пленного тысячника. Разведчика поблагодарили за мужество и приказали готовиться к инфильтрации. Гарик и Мишка кратко обрисовали Савелию задачу. Опытный разведчик молча кивнул и почти бегом устремился собирать своих бойцов.
– А когда получим разведданные, то и решим, как действовать, – сказал Гарик. – Мишка, что ты там говорил про спецоперацию?
– К татарам надо пробраться тихо, на мягких лапах! – высказал идею Мишка. – У нас тут три десятка бойцов спецназа…
– Пора бросать дурацкие игры в благородный бой! – резко бросил Косарев. – Здесь вам не сафари! Надел бы Сергей «Юшман», как я ему советовал, – мы бы сейчас отмечали победу, а не думали, как его спасти!
Глава 14
Скрип несмазанных колес арбы раздражал меня даже больше, чем врезавшиеся в тело веревки и грубая ворсистая ткань грязного, провонявшего чужим потом чекменя. Единственное развлечение – высматривать сквозь прорехи в матерчатом тенте знакомые созвездия.
Днем было повеселее – я прислушивался к выстрелам пушек, а потом по крикам татар пытался определить, в каком еще месте им наваляли наши. Корбан-Гирей оказался упорным парнем – гнал и гнал своих обкуренных воинов на колючую проволоку и минные поля. Так что до вечера я не скучал.
Периодически я устраивал целые шоу, требуя вывести меня по нужде, накормить, напоить. При этом старался выдумать для охранявших меня гвардейцев ругательства позаковыристее. Десятник скрипел зубами от злости, но категорический приказ хана не трогать меня даже пальцем выполнялся неукоснительно. Потом мне это надоело. Кураж постепенно пропал. Я, наконец, осознал, в каком безвыходном положении оказался. Быстрого освобождения не предвиделось.
До Ак-Мечети отступающая орда добиралась пять суток. Все это время меня не беспокоили. По прибытии в город я сразу же очутился в подземной тюрьме. Мне показалось, что гвардейский десятник вздохнул с облегчением, передавая поднадзорного зверовидному надзирателю. Надзиратель, больше похожий на питекантропа, чем на нормального человека, бесцеремонно схватил меня за воротник чекменя и, волоком протащив по слабо освещенным коридорам, впихнул в узкую, как шкаф, каморку. Лязгнул засов, и я остался в полной темноте. Веревки снимать не стали. «Блин, доигрался! – подумал я. – кажется, пора начинать думать о душе́!»
Чтобы хоть как-то отвлечься от грустных мыслей, я начал громко петь песни. Репертуар у меня был богатый, и по пьяному делу я с друзьями мог драть глотку часами. Но в нынешней обстановке мой пыл быстро иссяк. Исполнив восемь раз первые две строчки из припева песни «Владимирский централ» Михаила Круга (других слов этой песни я не знал), постарался устроиться поуютнее, насколько позволяли связанные конечности и голый пол, и заснул.
Проспал я, наверное, довольно долго. Потому что, проснувшись, почувствовал, что промерз до костей, а лодыжки и кисти словно отнялись. Но достаточно было пошевелиться, как ощущение озноба прошло, а по венам снова побежала кровь. Находящийся в чужой для него реальности организм моментально восстановил постоянство своей среды. Из-за этого полезного свойства я спокойно перенес несколько суток, скрученный по рукам и ногам.
Лязгнул засов. Тусклый свет факела резанул по привыкшим к темноте глазам, подобно магниевой вспышке. На пороге камеры появился давешний надзиратель. Он молча поставил на пол котелок с похлебкой и глиняную бутыль с водой и уже собирался закрыть дверь. Я ласково окликнул его:
– Слышь ты, придурок! А как я буду жрать со связанными за спиной руками?
На узеньком покатом лбу неандертальца появилось несколько складок. Было заметно, что мыслительный процесс для надзирателя – дело непривычное. Постояв пару минут, мужичок что-то промычал и воткнул факел в петлю на стене. Одной рукой схватив за грудки, надзиратель легко поднял и поставил меня вертикально, а потом, достав из-за пояса короткий нож, двумя взмахами перерезал веревки. Вероятно, он привык, что освобожденные от пут пленники на первых порах слабы, как котята. Со мной эта шутка не удалась!
Правой рукой, без замаха, я въехал татарину в печень. И тут же локтем левой – в горло. Такое ощущение, будто бью по скале. Неандерталец даже не покачнулся. В его глазах мелькнуло удивление, но ответные действия последовали немедленно. Огромные волосатые лапища попытались схватить меня за плечи. Я скрутом вывернулся и от души врезал коленом в пах. Вот сейчас я почувствовал, что угодил в мягкое! Надзиратель хрюкнул и начал складываться, как перочинный ножик. Воспользовавшись моментом, я попытался выскользнуть в коридор. Как бы не так! Что-то тяжелое угодило по затылку (скорее всего, кулак), в глазах потемнело, и сознание вылетело из меня, как пробка из бутылки.
