К тому времени родители перебрались в Санта-Фе, а когда Грею
исполнилось двадцать пять, они усыновили мальчика из племени навахо и назвали
его Бой. К Серому Воробышку прибавился Мальчик. Усыновление было сопряжено с
определенными трудностями, но в конце концов племя согласилось отдать ребенка.
Грею он казался симпатичным мальчишкой, но в силу разницы в возрасте виделись
они крайне редко. Когда Бою было восемнадцать, приемных родителей не стало, и
он вернулся в племя. С тех пор прошло семь лет, и, хотя Грей знал о
местонахождении брата, они никогда не общались. Раз в несколько лет он получал
письмо из Индии, от Спэрроу. Они никогда не были особенно близки, их юность
прошла в противостоянии причудам и выходкам эксцентричных родителей. Он знал,
что Спэрроу много лет искала настоящих отца и мать – наверное, мечтала о
нормальной семье. Она нашла их в Кентукки, обнаружила, что у нее с ними ничего
общего, и с тех пор с ними больше не виделась. У Грея никогда не возникало
желания искать собственных родителей, он не хотел добавлять в свой безумный
коктейль новых чудиков. Хватало и тех, с которыми вырос, и женщин, с которыми
он встречался. Их неурядицы, которыми он так горячо занимался, были из того же
разряда, что злоключения его детства и юности, и он чувствовал себя в этой
обстановке как рыба в воде. Но одно Грей знал твердо: он не хочет иметь детей и
подвергать их таким же испытаниям. Пусть детей заводят другие, такие, как Адам,
которые в состоянии дать им достойное воспитание. Про себя Грей знал, что ему
это не под силу, у него не было перед глазами примера хороших родителей, не
было настоящей семьи как образца для подражания. Зачем иметь детей, если ничего
не можешь им дать? Им владело одно желание – писать картины, и это у него
неплохо получалось.
Каковы бы ни были его гены, кто бы ни были его настоящие
родители, Грей был наделен от природы недюжинным талантом, и, хотя в деньгах он
никогда не купался, его работы были заметным явлением в живописи. Критики
единодушно признавали его достоинства. Но из-за того, что в жизни у него вечно
все шло кувырком, он так и не смог стать художником успешным и состоятельным.
То, что в молодости заработали его родители, они потом спустили на наркотики и
странствия. Грей привык обходиться малым, отсутствие денег его не тревожило.
Что имел, он всегда отдавал другим, тем, кто, по его мнению, больше нуждался. И
ему было все равно, купается ли он в роскоши на яхте у Чарли или мерзнет в
своей студии в нью-йоркском районе Митпэкинг. Есть в его жизни в данный момент
женщина или нет, его тоже не особенно волновало. Его главным интересом была
работа. И друзья.
Грей уже давно убедился, что, хотя женщины временами и
обладают определенной привлекательностью и ему даже нравится ощущать рядом
теплое тело, способное согреть студеной зимней ночью, все они в той или иной
степени сумасшедшие, во всяком случае, те, которые оказывались в его постели.
Да и друзьям заведомо было известно: если женщина с Греем, она почти наверняка
тронутая. Это был его крест, его всю жизнь неудержимо тянуло к эксцентричным особам,
что и неудивительно после того ненормального детства, какое ему выпало. И он
был убежден, что единственный способ снять это заклятие или лучше сказать –
проклятие, наложенное на него его чокнутыми приемными родителями, это не
обрекать на безумный образ жизни еще и своих детей. Грей любил приговаривать,
что оказывает человечеству большую услугу тем, что зарекся иметь детей. Этот
зарок он никогда не нарушал. И знал, что не нарушит и впредь. Он говорил, у
него на детей аллергия, а у них – на него. В отличие от Чарли Грей не искал
идеальной женщины, он был бы рад найти когда-нибудь одну нормальную. А пока те,
что встречались на его пути, наполняли его жизнь приключениями, а при
расставании – и чувством облегчения, которое испытывал не только он, но и его друзья.
– Итак, чем займемся сегодня? – спросил Чарли,
когда все трое позавтракали и распластались на палубе.
Солнце стояло высоко, был уже почти полдень, погода – лучше
не бывает. Адам сказал, что хочет пройтись по магазинам, купить что-нибудь для
детей. Дочь обожала подарки, сын же был неприхотлив. Оба обожали отца, хотя с
матерью и отчимом были в прекрасных отношениях. У Рэчел и ее педиатра было двое
общих детей, которых Адам предпочитал не замечать, хотя он и знал, что Аманда с
Джекобом их очень любят. Адам о них и слышать не желал. Он так и не простил
Рэчел ее измену. И никогда не простит! Он давно убедился, что все женщины
стервы. Мать вечно пилила отца и отзывалась о нем весьма нелестно. Отец всегда
молча сносил попреки. Сестра Адама была похитрее матери и всего добивалась
нытьем. Или же выпускала коготки и шипела. Адам был убежден, что идеальных
женщин не существует и надо идти своей дорогой. Пока ему удавалось не
задерживаться долго возле одной юбки. Но по-настоящему он расслаблялся и
притуплял бдительность только на борту этой яхты, в компании Грея и Чарли. Или
же со своими детьми.
– В час магазины закроются на обед, – напомнил
Чарли. – Можем съездить после перерыва, ближе к вечеру.
Адам припомнил, что в Сен-Тропе магазины открываются после
сиесты только в половине четвертого, а то и в четыре.
Они только что позавтракали, хотя Адам, после вчерашних
излишеств, осилил только один круассан и кофе. Желудок вообще был слабым местом
Адама – несколько лет назад у него нашли язву. Это была обратная сторона нервной
работы, но он не роптал. За долгие годы он поднаторел в деле отстаивания
интересов спортсменов и звезд, эта работа нравилась ему и приносила
удовлетворение. Он вносил за своих клиентов залог, когда они попадали в
кутузку, договаривался об условиях их концертных турне, вел бракоразводные
дела, следил за выплатой алиментов их бывшим женам и любовницам и подписывал
бумаги о содержании их внебрачных детей. Он чувствовал себя востребованным,
постоянно был в форме и не желал себе другой работы. И вот теперь он наконец в
отпуске. Адам обычно брал отпуск дважды в год – месяц на яхте у Чарли в августе
был святым делом, а еще он выкраивал недельку зимой, чтобы отправиться с Чарли
на Карибы. Грей в этом путешествии никогда не участвовал, в его память навечно
въелись воспоминания о безумной жизни на Карибах с приемными родителями, и он
говорил, что ничто не заставит его туда вернуться. Конец августа Адам неизменно
посвящал недельному отдыху с детьми и путешествовал с ними по Европе. В этот
раз он, как всегда, должен был встретиться с ними в последнюю неделю месяца.
Дети сядут в Нью-Йорке на самолет, прилетят за ним в Ниццу, после чего они
втроем отправятся на неделю в Лондон.
– А что вы скажете, если мы на время сбавим обороты и
бросим якорь? Встанем, к примеру, напротив пляжа и двинем на катере на берег,
пообедаем в «Клубе 55», а? – предложил Чарли, и все дружно закивали. Это
был их обычный план действий в Сен-Тропе.
На борту яхты у Чарли были все мыслимые развлечения для
гостей – водные лыжи, гидроцикл, небольшой парусник, доски для виндсерфинга,
оборудование для подводного плавания. Но трое друзей большую часть времени
просто наслаждались бездельем. Они проводили время за обедом и ужином, за
выпивкой и общением с женщинами, немного плавали. А вот спали, наоборот, очень
много. Особенно Адам, который всегда приезжал вымотанный до предела и говорил,
что единственное место и время, где ему удается нормально выспаться, – это
яхта Чарли в августе месяце. Только тут его наконец отпускали все заботы.
Правда, он ежедневно получал факсы из конторы и регулярно проверял электронную
почту. Но все секретари, помощники и партнеры знали, что беспокоить его в
августе можно только в случае крайней необходимости. Кто осмелится – пусть
пеняет на себя. В августе Адам наконец позволял себе забыть о делах и клиентах.
Все, кто его знал, понимали, что после трудов праведных он заслужил передышку.
Зато потом, в сентябре, с ним было намного проще иметь дело. Заряда
положительных эмоций, полученных в компании с друзьями, ему хватало на много
недель, а то и месяцев.
