– Порядка десяти миллионов. Для вашего проекта подняли
лимит до одиннадцати, но вы это заслужили. – Он улыбнулся и занялся
меню. – Вы, наверное, голодны, раз на работе не обедаете. – Он не
забыл ее слова.
Они сделали заказ. Еда и впрямь оказалась выше всяческих
похвал. За ужином они говорили о делах центра. У Кэрол было много масштабных
идей, а значит, и масса работы, но Чарли не сомневался, что она добьется
своего. Чарли оценил ее планы и сказал, что у нее не возникнет проблем с
получением грантов на следующий год, будь то от его фонда или от других.
Горячность Кэрол в который уже раз зарядила Чарли. Он любовался ею –
оживленной, вдохновенной, раскованной.
– Что ж, мисс Паркер, цели вы перед собой ставите
впечатляющие. Настанет день – и вы действительно измените мир. – Он верил
в нее на тысячу процентов. Удивительная женщина. В свои тридцать четыре года
она добилась больше, чем многим удается за всю жизнь, и все – своим трудом, без
чьей-либо поддержки. Он видел, что этот центр для нее – как ребенок, и тут
мысли его снова вернулись в русло личной жизни Кэрол, что занимало Чарли, надо
признать, гораздо больше, чем дела центра. По крайней мере в эту минуту.
– А вы-то сами? Чем занимаетесь в свободное время? Хотя
я вижу, что свободного времени у вас попросту нет. Неудивительно, что вам даже
поесть толком некогда. Спать-то успеваете?
– Не успеваю, – подтвердила Кэрол. – По мне,
сон – бесполезная трата времени. – Она рассмеялась. – Для меня
существует только работа и мои ребята. Занятия в группах. Я и по выходным
обычно в центре торчу. Но мне необходимо держать все под контролем.
– Я к своему фонду так же отношусь, – признался
Чарли. – Но должны же вы выкраивать время для себя?! Позволить себе иногда
развлечься? Вы как обычно развлекаетесь?
– У меня вместо хобби работа. Самое большое для меня
счастье – это открытие нашего центра. Больше мне в жизни ничего не
нужно. – Она говорила искренне, это было видно, но Чарли от таких слов
стало не по себе. В этом было нечто неправильное. Не может жизнь молодой
женщины состоять из одной только работы!
– И никаких мужчин? Собственных детей? И не тикают
биологические часы, напоминая, что пора создавать семью? – Он помнил, что
ей тридцать четыре года, что она училась в Принстоне и Колумбии – вот,
собственно, и все, что ему о ней известно, даже после проведенного вместе
вечера. Они все время говорили только о ее центре и его фонде. О его и ее
работе.
– Нет. Никаких мужчин. Никаких детей. И никаких
биологических часов. Я их еще несколько лет назад выбросила на помойку. И с тех
пор живу припеваючи.
– Как это понять? – Чарли не отступал, но Кэрол
как будто и не возражала. Он понимал, что она не станет отвечать, если не
захочет.
– Мои дети – это подопечные в центре. – Судя по
всему, Кэрол действительно не видела ничего необычного в таком образе жизни.
– Сейчас вы так говорите, а когда-нибудь пожалеете.
Женщина не может не думать о собственной семье. Замуж надо выходить вовремя. А
вот мужчина и в шестьдесят, и в восемьдесят может обзавестись семьей, если,
конечно, не боится стать посмешищем.
– Ну тогда так: когда мне будет восемьдесят, я
кого-нибудь усыновлю.
Она улыбнулась, и Чарли вдруг ощутил смутное дыхание
трагедии. Он хорошо изучил женщин. У Кэрол в прошлом произошло что-то страшное.
Он не знал, что именно, и не мог бы объяснить, по каким признакам догадался, но
он это явственно чувствовал. Слишком быстро она отвечала на вопросы, слишком
тверда была в своих решениях. Никто в мире не может быть так во всем уверен,
такими становятся, только пережив большое горе. Чарли это знал по себе.
– Кэрол, вы меня не проведете, – осторожно
проговорил он. Он боялся, что спугнет ее и она спрячется поглубже в свою
раковину. – Вы же любите детей. И у вас наверняка есть мужчина. –
После сегодняшнего разговора он пришел к заключению, что подозрения насчет
нетрадиционной ориентации были напрасными. Ничто в ней не говорило о лесбийских
наклонностях, хотя Чарли понимал, что может ошибаться, как уже пару раз
случалось. И все же она не похожа на лесбиянку. Просто очень закрытый человек.
– Нет. Никакого мужчины, – бесхитростно отвечала
Кэрол. – Времени нет. И интереса тоже. Плавали уже, знаем. У меня уже
четыре года никого нет.
Чарли прикинул, что центр она открыла год назад. Уж не
безответная ли любовь заставила ее повернуть в этом направлении? Чтобы
залечивать и свои, и чужие раны?
– В вашем возрасте это большой срок, – заметил он,
и она улыбнулась.
– Вы все говорите о моем возрасте, как будто мне
двадцать лет. Я уже не девочка. Мне тридцать четыре. Совсем немало, на мой
взгляд.
Он посмеялся.
– Только не для меня. Мне-то уже сорок шесть.
– Вот именно. – Она быстро перевела стрелки на
него. – При этом вы не женаты, и детей у вас тоже нет. Что вы на это
скажете? Почему сами не заведете семью? Почему ваши часы не тикают, если вы на
двенадцать лет меня старше? – Хотя она готова была признать, что выглядит
он моложе.
Чарли вполне можно было дать на десять лет меньше, но в
последнее время он стал острее ощущать свои сорок шесть лет. Кэрол тоже
выглядела моложе своих лет. Ей можно было дать лет двадцать пять – двадцать
шесть. Они прекрасно смотрелись вместе, оба одного типа, их можно было принять
за брата с сестрой, недаром и самому Чарли при первой встрече Кэрол напомнила
сестру и мать.
– Мои часы как раз тикают, – признался он. –
Просто я еще не встретил свою единственную, но надежды не теряю.
– Все это чушь собачья, – припечатала
Кэрол. – Закоренелые холостяки всегда так говорят. Вы дожили до сорока
шести лет и не встретили ту, кого хотели бы сделать спутницей жизни? Да
оглянитесь просто вокруг, плохо искали. Нелепая отговорка – «не нашел свою
единственную». Тогда найдите себе что-нибудь взамен! – сухо проговорила
она и отпила вино. Чарли воззрился на нее с нескрываемым изумлением. Кэрол
смотрела прямо в корень, а самое неприятное – была абсолютно права, и он это
понимал.
– Ладно, сдаюсь. Были, наверное, и подходящие, но при
условии определенного компромисса с моей стороны, а я все искал свой идеал.
– Такого вам не найти. Никто не совершенен, думаю, что
в свои годы вы это хорошо знаете. Тогда в чем же дело?
– В страхе, – честно признал он. Впервые в жизни
он признался в этом вслух постороннему человеку. Чарли не ожидал от себя
подобной откровенности.
– Так-то честнее. А почему? – Она была настоящий
профессионал, Чарли только сейчас это понял. Заглядывать в чужую душу, читать
мысли – это ее работа. И любимое дело. Но Кэрол не хотела его обидеть. Ее
интерес был вполне искренним.
– Видимо, дело в том, что в шестнадцать лет я лишился
родителей, все заботы обо мне взяла на себя старшая сестра, а через пять лет
она умерла от опухоли мозга. Вот и все, моей семьи не стало. С тех пор в моем
сердце поселился страх. Страх потерять тех, кого я люблю. Вот поэтому я и боюсь
заводить семью, я так и жду, что опять случится что-нибудь страшное.
