Молодой человек провел Чарли в небольшую скромную приемную и
предложил чашку кофе. Чарли отказался.
В открытую дверь приемной Чарли наблюдал за людьми. Мимо
двери проходили женщины, ребятня, подростки в форменных футболках, по которым
можно было определить волонтеров. Во дворе ребята играли в баскетбол. Чарли
увидел на стене объявление с приглашением женщин района на занятия по
профилактике жестокого обращения с детьми в семье. Чарли не был уверен, что
центр играет такую уж важную роль в жизни района, но по крайней мере обещанное
здесь исполняли. Он следил, как мальчишки кидают мяч в кольцо, когда перед ним
возникла высокая молодая блондинка. Она была в джинсах, кроссовках и такой же
форменной футболке. Чарли встал и пожал ей руку, она оказалась почти одного с
ним роста. Стройная, высокая, эффектная. Ей бы быть фотомоделью, а не
социальным работником. Она с улыбкой поздоровалась, но держалась при этом
официально и даже строго. Финансирование центру было нужно как воздух, но не в
характере Кэрол было пресмыкаться или лебезить, даже если бы от этого был толк.
Она так и не научилась заискивать, к тому же ей было не вполне ясно, чего от
нее ждет посетитель. Она пригласила Чарли в кабинет, при этом вид у нее был
довольно неприступный, словно она заранее приготовилась к обороне.
На стенах висели плакаты, графики, приказы, объявления,
официальные распоряжения органов власти, имеющие отношение к работе центра.
Номера горячих линий для лиц с суицидальными наклонностями, надзорных органов
за потреблением спиртного и наркотиков, плакат, обучающий технике
искусственного дыхания. Книжный шкаф был забит всевозможными справочниками,
книги лежали и на полу. Стол Кэрол был завален бумагами, лоток с входящей
корреспонденцией переполнился. И еще на столе было много фотографий детей,
вероятно когда-либо прошедших через центр. Это был кабинет очень занятого
человека. Чарли знал, что занятия во всех группах, в том числе и для жителей
района, Кэрол ведет сама. Единственный курс, который она доверила своей
помощнице, был для матерей. Его вела одна женщина из района, сама в прошлом
жертва насилия, которая прошла соответствующее обучение и теперь учила выживать
других. Кэрол Паркер все делала сама, разве что полы не мыла и не готовила еду.
Впрочем, в ее резюме говорилось, что в случае необходимости она и это готова
делать собственноручно. Такое уже случалось. Она была из тех женщин, о которых
интересно читать, но страшновато общаться лично. Правда, в последнем Чарли еще
не имел возможности убедиться, но внешности она, бесспорно, была незаурядной.
Когда же Кэрол села за стол и улыбнулась, он прочел в ее взгляде явное дружелюбие.
А глаза, пронзительно-синие, смотрели обезоруживающе открыто.
– Итак, мистер Харрингтон, вы решили нас
проинспектировать, – констатировала Кэрол Паркер.
Впрочем, она понимала, что миллион долларов – деньги
нешуточные, и он имеет на это право. Точнее говоря, фонд выделил им девятьсот
семьдесят пять тысяч – ровно столько, сколько Кэрол попросила. У нее не хватило
духу замахиваться на целый миллион, и она попросила дать столько, сколько
сумела собрать сама за три предыдущих года. Официальное извещение о том, что
фонд выделил им деньги в полном объеме, ее просто ошеломило. Она одновременно
подавала заявки в десяток разных фондов и везде получила отказ. Чаще всего
отказ мотивировали тем, что надо еще годик посмотреть, как у центра пойдут
дела, а уж потом решать насчет финансирования. Так что Кэрол была ему очень
благодарна, но все равно, как всегда, когда к ним наведывались спонсоры,
чувствовала себя дрессированной обезьянкой. Ее призвание – спасать чужие жизни
и лечить исковерканные души, все остальное ей неинтересно. Сбор денег она
расценивала как неприятную необходимость. Кэрол терпеть не могла кого-то
обхаживать в расчете, что дадут денег, и делала это только ради тех, кто
приходил к ней за помощью. Ей претило уговаривать людей, купающихся в деньгах,
выделить хоть какие-то крохи обездоленным детям. Что эти люди могут знать о
пятилетней малышке, которой плеснули в лицо раствором кислоты и теперь она на
всю жизнь останется слепой? Или о мальчике, которому мамаша прижгла щеку
раскаленным утюгом? Или о двенадцатилетней девушке, которую с малых лет
насиловал отец и у которой вся грудь в ожогах от сигарет? Как убедить этих
людей в том, что эти дети нуждаются в их помощи? Чарли еще не знал, что она
собирается ему сказать, но видел, каким волнением пылают ее глаза. Еще он
заметил легкое неодобрение в ее взгляде, брошенном на безупречный костюм,
дорогой галстук и золотые часы. Кэрол точно знала, что потраченным на них
деньгам нашла бы более полезное применение. Он мгновенно прочел ее мысли и
почувствовал себя идиотом, расфранченным павлином. И как он не подумал об этом
заранее?!
– Прошу прощения, что не оделся более подобающим
образом. Я к вам прямо с серьезной деловой встречи. – Это была неправда,
но не мог же он отправиться в ресторан в джинсах и кроссовках. Чарли снял
пиджак, расстегнул манжеты, завернул рукава, затем стянул галстук и засунул в
карман. Это мало что меняло, но он сделал все, что мог, и Кэрол улыбнулась.
– Простите, – извинилась она. – Пиар – не мой
конек. Я люблю свое дело. А вот расстилать перед высокопоставленными гостями
красную ковровую дорожку терпеть не могу. Во-первых, у нас ее нет, а если бы и
была, мне все равно было бы недосуг этим заниматься.
У нее были длинные волосы, она носила их заплетенными в
толстую косу. Что-то в ней было от женщин викингов. Она сидела за столом,
вытянув перед собой длинные ноги, и никак не была похожа на социального
работника. Тут Чарли вспомнил, что она училась в Принстоне, и, дабы растопить
лед, заметил, что они вышли из одной альма-матер.
– В Колумбийском мне больше понравилось, – честно
призналась Кэрол. Тот факт, что они учились в одном университете, не произвел
на нее никакого впечатления. – Там все было по-честному. По-моему,
Принстон слишком носится со своим престижем. Только и разговору, что об истории
заведения. Там больше изучают прошлое, нежели думают о будущем.
– Интересное наблюдение, мне оно в голову не
приходило, – заметил Чарли, отдавая должное меткости ее суждения.
Несомненно, Кэрол Паркер была женщиной прямой и даже строгой, но одновременно
было в ней нечто совсем иное. – Вы были в студенческом братстве? –
спросил он, не теряя надежды установить контакт или хотя бы найти точки
соприкосновения.
– Да, – вдруг смутилась она. – Я была в
«Коттедже». – Она помолчала, потом понимающе улыбнулась. Она знала этот
тип людей. Таких аристократов в Принстоне пруд пруди. – А вы – в
«Плюще». – В «Плющ» женщин не брали, даже в бытность Кэрол. Она терпеть не
могла этих парней-снобов. Теперь это казалось ребячеством и глупостью.
Чарли кивнул, она улыбнулась.
– Не стану спрашивать, как вы догадались. – Ясно
было, что ей знаком его тип людей, но больше она о нем ничего не знает. –
Могу я рассчитывать на ваше прощение?
– Можете, – рассмеялась Кэрол и в одно мгновение
помолодела. На ее лице не было никакой косметики, слишком много забот, чтобы
еще думать о такой безделице. – Взнос вашего фонда – залог того, что я вам
прощу что угодно, если только вы не станете издеваться над своими детьми.
