— На это я и рассчитывал, — невозмутимо заметил
Джон и подмигнул Диане, которая как раз подала устриц. Все шестеро друзей очень
любили блюда из морепродуктов, поэтому на сегодня в качестве главного блюда у
Дианы был запланирован омар «Термидор», после которого она собиралась подать
салат и сыр, купленный специально для Паскаль, утверждавшей, что она чувствует
себя обманутой каждый раз, когда после главного блюда вместо сыра или ветчины
подают какую-нибудь траву под майонезом. На десерт была приготовлена
тихоокеанская треска в лимонной глазури, которую Эрик обожал, а все другие
горячо одобряли. Меню, таким образом, было по-настоящему праздничным, и все
предвкушали приятный и спокойный вечер. — Господи, нигде я не ем так
вкусно, как у тебя! — заметил Джон, когда Диана появилась из кухни, держа
на вытянутых руках блюдо с только что вынутой из духовки треской, и под дружные
аплодисменты поставила ее на стол. — Послушай, Паскаль, почему бы тебе не
взять у Дианы пару рецептов вместо того, чтобы кормить меня кровяной колбасой,
кишками, мозгами, почками и прочей гадостью?
Ты бы никогда не позволил мне тратить деньги на нормальную
еду, — хладнокровно парировала Паскаль. — Кроме того, ты сам сказал,
что тебе нравятся мозги. Очевидно, своих у тебя не хватает.
— Я солгал, — быстро нашелся Джон. — Больше
всего на свете я люблю запеченную треску и омаров, — добавил он, лучезарно
улыбнувшись хозяйке дома.
Услышав это заявление, Роберт усмехнулся. Постоянные
пикировки супругов Донелли забавляли его даже теперь, после двадцати пяти лет
знакомства, и точно так же относились к ним и остальные. Ни Моррисоны, ни Смиты
никогда не волновались за Джона и Паскаль. Впрочем, и собственные браки тоже
казались им очень крепкими, а партнеры — верными и надежными. И это было
вдвойне удивительно в сегодняшнем мире, в котором было так много уродливого,
странного, проходящего. Им всем посчастливилось найти идеальных спутников
жизни, и за это они не переставали благодарить судьбу. Впрочем, и отношения
между всеми тремя парами отличались редкой гармонией; их союз был союзом
настоящих, верных друзей, которых теперь осталось так мало. Роберт любил
называть их компанию «шесть мушкетеров», и хотя их интересы были очень разными
— зачастую даже противоположными, — это не мешало оставаться друзьями.
Было уже начало двенадцатого, когда в завязавшемся общем
разговоре Энн случайно упомянула о том, что в этом году и Джону, и Эрику
исполнилось шестьдесят и что теперь она не чувствует себя такой древней (самой
Энн шестьдесят исполнилось в прошлом году).
— Да, Энн права: шестьдесят — возраст солидный,
особенно для мужчин. У женщин-то, как известно, не бывает возраста. Словом, я
считаю, что это нужно как-то отпраздновать, — сказала Диана, когда гости
сели пить кофе и Джон закурил свою ритуальную сигару. Из всей компании
постоянно курили только он и Паскаль, которая то и дело позволяла себе одну-две
затяжки — особенно после плотного обеда в обществе друзей. Мода на курение
среди женщин пришла сравнительно недавно, но Паскаль покуривала всегда — даже
когда танцевала на сцене. У нее в столе или в сумочке всегда лежала пачка
французских «Галуаз», и, как ни странно, сигарета шла ей, несмотря на ее
хрупкое телосложение.
— У тебя есть какие-нибудь предложения? — лениво
проговорил Роберт, улыбнувшись жене. — Может быть, нам всем стоит
отправиться в клинику косметической хирургии и сделать себе подтяжку лица? Я
имею в виду мужчин, разумеется, — ведь наши женщины ни в чем подобном не
нуждаются!..
Услышав эти слова, Эрик не сдержался и заговорщически
подмигнул Диане. О том, что она побывала в кабинете пластической хирургии, они
не сказали даже друзьям — это был их маленький секрет. Эрик сам нашел Диане
врача, не желая, чтобы она обращалась к подругам за советом.
— А что? По-моему, небольшая операция пойдет Джону на
пользу! — добавил Роберт, в упор глядя на друга. В самом деле, в последнее
время у него появилось несколько глубоких морщин возле глаз и в уголках рта, но
они странным образом ему шли, придавая лицу Джона выражение мужественное и
решительное.
— Ему не подтяжка нужна, а липосакция, —
проворчала Паскаль и, щурясь от дыма, поглядела на мужа. — Иначе он скоро
перестанет умещаться в кресле.
— Это все из-за кровяной колбасы и мозгов с горошком,
которыми ты меня кормишь, — прокурорским тоном заявил Джон.
— А если я перестану тебя ими кормить? —
осведомилась Паскаль.
— Тогда я тебя просто задушу, — отозвался Джон,
делая зверское лицо и одновременно протягивая жене сигару, чтобы она могла
затянуться. Паскаль затянулась дважды и зажмурилась от удовольствия.
— Да нет, я серьезно! — проговорила Диана, бросив
взгляд на часы и убедившись, что до полуночи остается еще полчаса — вполне
достаточно времени, чтобы обсудить ее идею. — Надо же как-то отпраздновать
тот факт, что наши мужчины достигли настоящего совершеннолетия!
Из всех шестерых только ей и Паскаль еще не было
шестидесяти, и Диана вовсе не спешила пересекать этот рубеж. В самой цифре «шестьдесят»
ей чудилось что-то значительное и… неотвратимое.
— Почему бы нам не отправиться вшестером в еще одно
путешествие? — предложила она.
— Но куда? Куда мы поедем?! — театрально
воскликнул Роберт, но в глазах его сверкнул огонек интереса. Он и Энн любили
бывать в экзотических странах. Каждый раз, когда позволяла работа, они вместе
отправлялись в какое-нибудь место, где «еще не ступала нога белого человека».
Прошлым летом они побывали в Индонезии, чуть не погибли во время массовых
беспорядков и… остались очень довольны приключением. Во всяком случае, оба
утверждали, что этой поездки они не забудут до конца жизни, что было очень
похоже на правду.
— Как насчет Кении? — с надеждой осведомился
Джон. — Мне бы очень хотелось снова побывать на настоящем сафари!
Ты только перепугаешь всю африканскую живность! — с
презрением ответила Паскаль. Несколько лет назад она ездила с мужем в Ботсвану
в национальный охотничий заповедник и осталась очень недовольна тем, что ей
пришлось жить в палатке, отмахиваться от мух и комаров и каждую минуту ждать,
что на них наступит один из слонов, которые разгуливали вокруг лагеря,
нисколько не боясь людей. Впрочем, она бы не согласилась ехать куда-то, кроме
Парижа, даже если бы ей предложили самые лучшие условия. В Париже у Паскаль было
полно друзей и родственников, с которыми она мечтала повидаться, однако
подобная перспектива не устраивала Джона. Он терпеть не мог ходить с Паскаль к
ее родственникам и знакомым и слушать бесконечные разговоры «на их лягушачьем
языке», как он выражался, из которых он не понимал ни слова, да и не хотел
понимать. Джон обожал жену, но ее родня не вызывала у него никаких чувств,
кроме раздражения.
— Я ненавижу Африку, ненавижу грязь и мух, —
заявила Паскаль решительно. — У меня есть предложение получше. Давайте
лучше все вместе двинем в Париж, а? Уверяю вас: мы чудесно проведем время!
С твоей матерью, что ли?.. — проворчал Джон, заново
раскуривая сигару, которая успела погаснуть. — Бьюсь об заклад: мадам Жардин
будет на седьмом небе от счастья, если мы все остановимся у нее. Только
предупреждаю: каждое утро нам придется стоять в очереди, чтобы попасть в ванную
комнату, потому что моя дражайшая теща имеет привычку сидеть там по полчаса, не
меньше! Она, видите ли, прихорашивается, прежде чем выйти на улицу, и все равно
у нее такое лицо, что… Если бы в Париже сохранились конные экипажи, от нее бы,
наверное, лошади шарахались! Кроме того, существует еще тещина мама…
