С данным Буденным объяснением действий Первой конной в период Варшавского сражения нельзя не согласиться. Вообще, мы как-то привыкли представлять Семена Михайловича лихим рубакой, лишенным всякого оперативного кругозора. Мемуары, конечно, Буденный писал не один, а с помощью своих адъютантов не ниже чем в полковничьих чинах. Да и сам он все же окончил военную академию, пусть и заочно, по ускоренной программе. С его доводами насчет того, что Конармия не успела бы помочь советским войскам под Варшавой, даже если бы не было задержки в выполнении приказа о ее передаче Западному фронту, трудно не согласиться.
Но вот в чем Семен Михайлович заблуждался и в 1920 году, и на склоне лет, когда работал над мемуарами, так это в том, что взятие Львова Конармией стало бы лучшей помощью разбитым под Варшавой войскам Тухачевского. В мемуарах он писал: «Противник упредил нас своим контрнаступлением. Главком, разговаривая с M. Н. Тухачевским в 1 час 18 августа, заявил, что момент перегруппировки 12-й и Первой Конной армий упущен и надо усиливать Брест с тыла. На следующий день признал это и M. Н. Тухачевский.
Директивой же от 17 августа командующий Западным фронтом требовал ликвидировать люблинскую группировку врага. 12-й армии он приказывал перейти в наступление на Холм – Любартов, а Конной армии напрячь все силы и во что бы то ни стало сосредоточиться в назначенный срок в районе Владимир-Волынский – Устилуг, имея в дальнейшем задачей наступать в тыл ударной группировке противника.
Перед нами встала довольно сложная проблема. С одной стороны, мы видели, что положение наших войск на варшавском направлении действительно тяжелое, и сознавали всю свою ответственность. С другой стороны, простой расчет времени показывал, что задача, определенная нам директивой, явно невыполнима. Физически невозможно было в течение одних суток выйти из боя и совершить стокилометровый марш, чтобы 20 августа сосредоточиться в указанном районе. А если бы это невозможное и произошло, то с выходом к Владимир-Волынскому Конармия все равно не смогла бы принять участия в операции против люблинской группировки противника, которая, как уже говорилось, действовала в районе Бреста.
И кроме того, нам непросто было уйти из-под Львова. Уйди мы – и инициатива сразу переходила к противнику, что ставило польский участок Юго-Западного фронта в катастрофическое положение.
Силы львовской группировки противника, потрепанные Конармией, оставались еще достаточно мощными и активными. А нас по-прежнему никто не сменял. Одни наши малочисленные и измотанные боями 45-я и 47-я стрелковые дивизии были не в состоянии занять весь фронт Конармии. Надо иметь еще в виду, что группа И. Э. Якира действовала с открытым флангом, так как левофланговые войска 14-й армии далеко отстали.
В сложившейся к 19 августа обстановке, по нашему твердому убеждению, единственно правильным решением было продолжать наступление на Львов и какой угодно ценой овладеть им. Это привело бы к разгрому львовской группировки неприятеля и укреплению Юго-Западного фронта. Больше того, захват Львова создавал угрозу правому флангу и глубокому тылу противника, оперировавшего против наших армий на варшавском направлении. В этом случае белопольское командование неизбежно вынуждалось на переброску значительных сил в Львовский район с севера, что, безусловно, должно было облегчить положение отступавших соединений Западного фронта.
После овладения Львовом мы рассчитывали создать не менее двух галицийских дивизий, оставить их и группу И. Э. Якира в качестве заслона, а самим двинуться по кратчайшему пути в северо-западном направлении на Рава-Русскую, Красностав, Люблин, имея в виду нанести удар противнику из-за левого фланга 12-й армии.
Все эти соображения мы решили сообщить M. Н. Тухачевскому и просить его указаний. Из Борщовичей в Буек срочно выехал командир штаба и оттуда в 23 часа 30 минут 19 августа направил в Минск через штаб Юго-Западного фронта донесение следующего содержания:
«К данному моменту части Конной армии подошли к г. Львов с юго-востока и востока на 6 вер. Противник, накопившийся перед Конной армией в огромных силах в составе 1-й и 2-й кавдивизий, 5, 6, 12 и 13-й пехотных дивизий, одного полка 11-й пехдивизии и гарнизона г. Львова, состоящего исключительно из добровольцев, при 8 бронепоездах, многочисленной артиллерии и нескольких эскадрильях самолетов, оказывает отчаянное сопротивление на всех подступах к г. Львову и даже переходит в контрнаступление, причем противник стягивает к Львову резервы, подвозя эшелонами по железной дороге. За 18 и 19 августа взять г. Львов не представилось возможным, но через два-три дня Львов должен быть занят частями Конной армии. Оставление Конной армией занимаемого участка и замену ее другой частью в данный момент и при данных условиях я считаю абсолютно невозможным и могущим катастрофически отразиться на всем фронте, ввиду того что противник, оперирующий против Конной армии, хотя и понес в боях 17 и 18 августа огромные потери в живой силе, однако не потерял активности и способности в значительной мере повести наступление тот же час, как только Конная армия снимется с боевого участка. Группа же львовского направления, состоящая из 45-й и 47-й пехдивизии, не в состоянии удержать львовской группы противника, причем фланг 14-й армии отстал от нашего левого фланга на 60–70 вер. Донося о вышеизложенном, прошу ваших указаний, как поступить».
Все же на случай, если командующий фронтом не согласится с нашим предложением, подготовили приказ на отход армии за реку Буг.
Всю ночь мы с Климентом Ефремовичем не спали, ожидая ответа из Минска. Он поступил около 6 утра. M. Н. Тухачевский подтвердил директиву о движении Конармии в район Владимир-Волынского.
Мы сразу же разослали в соединения заготовленный приказ. Он требовал, чтобы после отхода за Буг 4-я дивизия сосредоточилась в селе Руда, 6-я – в Адамах, 41-я – в Побужанах, а 14-я – в Холоюве. Для прикрытия оставленных рубежей каждая дивизия должна была выделить по полку. С подходом частей И. Э. Якира и после смены пехотой эти полки присоединялись к своим соединениям».
Тут можно сказать только одно. Если бы каким-то чудом Конармия все же взяла бы Львов, этот успех погубил бы ее окончательно и бесповоротно. Конармейцы наверняка бросились бы грабить город, который был побогаче Ростова. Разложившаяся Конармия застряла бы в районе Львова на неделю-другую. В этом случае она наверняка была бы окружена сильной львовской группировкой польской армии, которой, возможно, помогли бы и другие части.
Уничтожение Конармии могло бы иметь стратегическое и политическое значение. В этом случае Пилсудский, может быть, рискнул бы продолжить войну с Советами, пополнив свои силы за счет петлюровцев и пленных красноармейцев. В этом случае неудавшийся поход на Варшаву мог бы превратиться в поход на Киев, а то и на Москву. А если бы мир с Польшей был все-таки заключен, то без Конармии ликвидация Врангеля могла затянуться, и, возможно, «черному барону» удалось бы увести в Крым из Северной Таврии значительно больше войск, чем это случилось в действительности, а заодно прихватить туда и хлеб нового урожая. И тогда у Русской армии белых, во всяком случае, появился бы шанс перезимовать в Крыму. А если бы в момент кронштадтского и тамбовского восстаний в Крыму оставалась бы еще сильная группировка белых, то для подавления крестьянских восстаний у советского руководства могло не хватить сил. Да и Махно тогда оставался бы союзником в борьбе с Врангелем, и ликвидировать махновское движение было бы весьма затруднительно.
