Я запнулась. Последние дни мы много говорили о моих воспоминаниях. С Ясей говорили.
– Последние дни ты забыла о том, что надо бояться, – кивнул Степаныч. – Ты захотела вспомнить. Захотела так сильно, что Повелители сочли нужным обезопаситься. Яся классный специалист, но ей не хватает осторожности.
Слова Степаныча странно путаются в моей голове. Путаются, смешиваются… вроде ясно все, а чего-то не хватает. Какой-то важной для понимания мелочи.
– Начни сначала, – чуть усмехнувшись, предложил Степанычу Алик. – Она же ничего не знает. И не понимает.
– И то, – согласился Степаныч. – Значит, так… Этот мир принадлежит Светлой Империи. Иллам. Высшей расе, говоря их словами. Естественно, раз они – высшие, все остальные – скот и быдло. Ты понимаешь, о чем я?
Нет, я не понимаю. Понимание где-то здесь, близко… словно за стеклянной стеной… вот, рядом – а не достать.
– Мне кажется, я встречалась с… с ними. – Слово «иллы» не идет на язык. Запрет, вопит что-то внутри, запрет! Забудь, или… или? – Я не помню, – прошептала я. – Только страх.
– Страх? – Алик смешно поднял брови. – Ты все-таки чувствуешь страх, кошка?
– Сейчас уже нет, – растерянно ответила я. – Но когда я услышала… это слово… меня скрутило. Сильно.
– Все правильно. Вполне в их вкусе, я хотел сказать. – Алик выплевывает слова, словно жгучую отраву, с исказившимся лицом и ощутимой ненавистью в светлых глазах. – Конечно, ты встречалась с ними, иначе тебя бы здесь не было.
– Это их мир, – повторил Степаныч. – Полигон. Экспериментальная площадка. Ты понимаешь?
– Да, – шепотом призналась я. – Не то, что вы говорите, мне будто мешает что-то. Но смысл – да, понимаю. Мы – лишь прах под ногами, это я помню.
– Ты попала сюда после промывки мозгов как объект для тренировки. Там, в поселке, тебя взяли под контроль. Твой мозг, понимаешь? Он подчинился им помимо твоей воли.
– Они убили мою волю, – согласилась я. – Мне кажется, я могла бы вспомнить, как это было. Если бы не страх.
– Есть одно средство… очень простое. Твой мозг будет закрыт. К тебе вернется все, что ты забыла. Ты сможешь и помнить, и контролировать себя. Хочешь?
Хочу ли я?
– Не знаю. Я сейчас как не я, голова чужая будто… и страшно, так страшно!
– Не бойся, кошка! – Алик привстал и пересел ближе ко мне, почти рядом. – Ты – не ты сейчас, да, но ты станешь собой. Настоящей. Будь ты тряпкой, они не стали бы вышибать из тебя память.
Ох и жутко мне стало! Прах под ногами, надсадно выл во мне темный ужас, сдохнешь в муках и сгниешь в отбросах, без смысла и без… ПУСТЬ! Пусть, оборвала я пакостный вой, плевать, лучше так, чем жить тем, во что я превратилась.
– Ваше право, – сказала я.
– Нет, кошка, не в праве дело. Наше право было – шлепнуть тебя или отпустить. И оно уже кончилось. Здесь – зона свободного выбора. Как говорится, колхоз дело добровольное. Может, кому-то больше нравится быть прахом в пыли, чем отвечающим за себя человеком.
– Что такое «колхоз»? – невпопад спросила я.
– А фиг его знает, – отмахнулся Алик. – Важно то, что сейчас твой выбор станет и твоим приговором. Любой выбор, понимаешь? Или – или, без отступного.
– Эта ваша защита – она навсегда, так?
– С гарантией, – Алик зло усмехнулся. – Засекут – всё. Хана. Потому что снять не смогут ни лаской, ни таской. Разве что вместе со шкурой. Вот так, кошка. Хочешь?
– Хочу! – вскинулась я. – Давай!
– Погоди, – снова вступил Степаныч. – Видишь ли, Альо, эта защита тоже… так скажем, чужеродна. Я считаю, ты должна знать это и решать, представляя себе последствия. Хотя, если честно, я и сам их толком не представляю.
– Но ведь вы с Аликом защищены?
– Мы с Аликом, Алан, Яся, Марик. Из нашего поселка больше никто. Хотя я предлагал еще кое-кому.
– Они отказались? – удивилась я. – Тогда как случилось, что вы еще живы?
– Сдается мне, нас уже записали в покойники, – спокойно сказал Алик. – Как раз этой ночью. Ты дальше слушай, кошка.
– Я постараюсь коротко и по существу, – продолжил Степаныч. – В организм вводится порция чужеродных генов от невосприимчивого к ментальному воздействию донора. Мы предполагаем, что в организме реципиента они начинают вести себя подобно вирусу, внедряясь в клетки нервной системы. Не знаю, насколько это предположение соответствует… никто из нас не специалист в таких вопросах. Но факт, что после пересадки реципиент приобретает ментальную устойчивость донора. Проверено на людях и ханнах, так что с тобой должно пройти нормально.
– Я ничего не поняла, – призналась я. – Кроме результата. Но результат меня устраивает, так что можете начинать.
– Я объясню понятнее, – вдруг подал голос дракон. – Люди почему-то любят сложные термины, тогда как жизнь по сути своей проста. Уважаемая Альо, моя раса не воспринимает телепатию. Я подарю вам свою чешуйку. Когда она рассосется в вашем теле, вы тоже перестанете воспринимать телепатию. Людям очень хочется объяснить себе, почему так происходит. Но не все ли равно, как именно действует защита, если она действует безотказно? Моя чешуйка станет неотъемлемой частью вашего тела. Вы согласны породниться с драконом, уважаемая Альо?
Я встала. Не знаю, откуда это всплыло, но я поблагодарила его по всем правилам драконьего этикета. И я видела, ему это приятно.
Алик тем временем рылся в аптечке и с каждой секундой мрачнел.
– Что ты там? – спросил Степаныч.
– Обезболивающего нет, – растерянно сообщил Алик. – Дурак, не подумал проверить аптечку! Что же делать, кошка, это ж боль адская, нельзя же так…
Я не сразу нашла ответ. Просто потому, что мне и мысли не пришло ни о каких обезболивающих. Я забыла, оказывается, о нормальной для людей щадящей медицине, забыла о корабельных медкомплексах и ваннах с биогелем, накрепко забыла, а сейчас вот – от одного слова! – вспомнила. Вспомнила, и осознала, сколь чудовищно велики провалы в моей растоптанной Повелителями памяти, и испугалась – что же еще я забыла? Что сделали со мной? А потом до меня дошло, о чем речь, я как-то сразу вернулась в настоящий момент, к себе нынешней, к себе, потерявшей право если не на жизнь, то на уважение уж точно. И возмутилась:
– Прогуляйся до вашего поселка и освежи память! Анке правильно сказала, после таких дел не лечить надо, а живьем в землю закапывать.
– Анке никогда так не сказала бы. И никогда не стала бы подстрекать людей к расправе. Очередная забава высшей расы. Такая же, как и с тобой.
– Алик, я не знаю, может, это и была их забава, но мне от этого не смешно. Честное слово. По всем известным мне законам за то, что я там у вас натворила, возмездием может признаться только смерть. А если это не моя вина, а… их забавы… это же еще хуже! Получается, что я в любой момент могу натворить таких дел, что мало не покажется! Алик, что угодно, только не это! Пожалуйста!!!
