– Ты прав, мой принц. В старину братались чаще, и чары братства не были такой уж редкостью.
– Так что, легенды все-таки говорят правду?
– Скажем так – они врут не больше, чем любой вернувшийся из похода воин.
– И вы можете сделать это для нас, отец Еремий?
– Для вас? – переспрашивает настоятель. – Ты в самом деле этого хочешь, принц Валерий? Ты готов на всё, что принесет истинное побратимство?
– Без оговорок, – кивает Лека.
– И ты, Сергий? – Отец Ерема глядит мне в глаза пронзительным взглядом.
– Да, – отвечаю. – На всё, без оговорок.
– Побратим, связанный чарами братства, – настоятель качает седой головой, – это даже больше, чем кровный брат. Не слишком ли большая роскошь для будущего короля?
– В самый раз, – Лека сердится. – И кому какое дело?
– Прежде всего тебе. И ему. Твой брат, принц, может стать разменной фишкой в грязных играх. Помимо своей воли и совершенно для себя неожиданно. По плечам будет ему эта ноша?
– Все это может случиться и просто потому, что Серега мой друг. Вы же знаете нас обоих, отец Еремий. К чему эти вопросы?
– Если я знаю ответы, чадушко, это еще не значит, что я могу отступить от заведенного порядка. Вы должны ответить на мои вопросы, а я – решить…
– Извините, отец Еремий. Спрашивайте, мы ответим.
Настоятель кивает. От его обычной веселости не остается и следа. Почему-то мне становится страшно. Не того, что откажет. И подавно не того, что согласится! Просто холодок прошел по спине.
– А ты, Сергий, не думаешь, что кус тебе не по зубам? Брат принца и наследника короны – совсем не то, что побратим простого воина.
– Принц или простой воин, Лека это Лека, – отвечаю я. – Он мой друг. Самый лучший.
– Но пройдет время, и он станет твоим королем и господином. Готов ты с этим смириться, Сергий?
– Он этого достоин.
– И ты, Валерий, готов видеть в брате вассала, если интересы твоего государства потребуют им пожертвовать?
– Мы оба признаем вассалитет и смиряемся перед интересами государства, но до сих пор это не мешало нам дружить. Когда я стану королем, Серега будет моим капитаном, но это будет нескоро, отец Ерема! А сейчас – он мой друг и брат, как и я – его! Нам не для того нужно побратимство, чтобы дать нужное имя нашей дружбе. Просто может оказаться так, что кому-то из нас потребуется помощь.
– Что ж, я не откажу вам в обряде. Валерий, Сергий! – Отец Ерема уважительно, как перед взрослыми, склоняет голову. – Вы можете войти со мной во внутреннюю часовню миссии Братства. Я признаю вас достойными.
– Ну вот, – отец Еремий тяжело переводит дух. – Ваши побрякушки, чадушки, стали настоящими амулетами. На них теперь – доподлинные чары, а не те фокусы, что считают волшебством люди темные и несведущие. Вы связаны дружбой, родовыми амулетами и кровью на них, и чары братства свершились для вас.
– Спасибо, отец Ерема, – широко улыбается Серый.
– Спасибо, – Лека остается серьезен. – Отец Ерема, так теперь, если один из нас вдруг погибнет…
– А вот это, чадушко, тот самый случай, когда невозможно предугадать результат. Надежда есть, но… лучше бы вам не пришлось испытывать судьбу.
– И все же расскажите, отец Ерема, – рассудительно просит Лека. – Вдруг пригодится.
– Ваши амулеты связывают вас теперь. Это не обмен мыслями, эта связь более глубокая, и со временем она станет для вас такой же естественной, как дыхание. Вам ведь случалось передавать арканом сигналы?
– Конечно. Это умеет любой мальчишка.
– Любой простой мальчишка. И я рад, что наш будущий король знаком с играми детей воинов и пастухов. Сигналы, что пойдут по невидимому аркану меж вашими амулетами, подавать будет не разум ваш, но тело и душа. Когда телу плохо, оно молит о помощи. Даже если ты стиснешь зубы намертво и не проронишь ни звука – все равно. Не всякий крик слышен. Но и такой крик одного побратима разбудит амулет другого. А душа… Не воскресить того, кто убит в бою, кто ранен смертельно или неизлечимо болен. Людям не дано всемогущества, и глупо на это роптать. Но если телу всего лишь не хватило сил… или, так бывает, из человека выпили жизнь, оставив тело в целости – тогда может побратим воскресить его. Если всей душой пожелает. И все силы души своей – не пожалеет.
– И это подействует? Просто захотеть?! – Теперь Лека улыбается. Широко и радостно.
– Не просто, чадушко, совсем не просто. Любой из вас сможет влить сил ослабевшему. Поделиться радостью. Взять на себя боль. Пока жив побратим, многим можно помочь ему – лишь пожелав. Но в споре со смертью мало желания. Надо молиться. Искренне, от души, из глубины сердца – молиться. Вы веруете искренне?
– Конечно, – пожимает плечами Серый.
– Может быть, мы веруем не настолько искренне, чтобы надеяться на чудо Господне, – тихо поправляет Лека.
– Я должен был бы так сказать: «Дай вам Господь испытание, дабы укрепились вы в вере вашей». Но я не желаю вам такого испытания. Дай Господь тебе долгой жизни, полной достойных деяний, Валерий, мой принц и будущий король. Дай Господь тебе силы следовать за своим королем, храня верность побратиму, Сергий. Благослови вас Господь, чадушки…
2. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Обряд я увидеть не смог. Видение просто померкло на миг – и сменилось другим. Когда я попытался снова, вновь вышло то же самое. И в третий раз – опять.
Верно, не все таинства доступны любопытному взгляду.
После обряда «серебряная трава» оказалась на руке принца Леки. А на груди Серого висел на трехцветном «счастливом» шнурке серебряный степной волк с аметистовым глазом. Родовой амулет короля. Тот, который вроде бы сам король Валерий пожертвовал нашему монастырю…
Странно… странно и удивительно! Лежат передо мною два амулета, связавших когда-то своих хозяев чарами братства. Рядом. Как стояли рядом два тринадцатилетних пацана…
Я беру в руки серебряного Лекиного волка. Просто так беру, не для дознания. Подношу к глазам – увидеть, как подмигивает он мне острым аметистовым глазом. Для меня он сейчас – размытое, нечеткое пятнышко серебра с фиолетовым отблеском… но я ведь помню, какой он на самом деле.
Как же ты снова попал к Леке, остроглазый приятель?
Когда-нибудь я узнаю…
3. Бедовая сестренка
Отец Лаврентий, ранняя пташка, поймал нас троих, когда мы пристраивали меловую ловушку над дверью аббата Ефигения. Откроет дверь – тонкая бумага порвется, и мелового порошка как раз хватит обсыпать Фигушкина с головы до ног. Мел мы с Лекой стащили вчера от часовни. Недосчитаются толики для побелки, подумаешь! Тем более, все равно на Фигушкина пойдет – вполне, можно сказать, богоугодное дело!
