Но у короля находится вопрос для того, чьим вкладом в дело был только риск.
– Что ты думаешь о князе Гордии, Ожье? – спрашивает король.
– Сильный, – не задумавшись ни на миг, отвечает Ожье. – И понимает, чего хочет добиться. Каждую минуту. Даже когда я вывел его из себя так, что, думал, он самолично меня придушит… все равно. Он никому не позволит отвлечь себя от цели.
– Да, – тихо говорит король Андрий. – Это опасный враг. Но вассалом…
6. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Удивительно ли, что видение уходит внезапно, на полуслове?! Больше достойно удивления то, что я не валюсь без сил, столь много увидев за раз… и то, что Серж не растолкал меня раньше. Что ж, я успокоился. Смешно, конечно, тревожиться о людях, умерших так давно, что времена те стали легендой… но они ближе мне, чем многие из живущих сейчас незнакомцев.
– Знаешь, Серж, – говорю я, – иногда мне так хочется увидеть все это наяву…
– Но ты ведь так и видишь? Как наяву?
– «Как», – повторяю я. – Это на самом деле очень странно. Я помню, как пахнет степь ночью и как мерцает в темноте луноцвет. Я помню вкус вина. Помню, как замирает сердце, когда земля несется вскачь под копытами! А я ведь на лошадь в жизни не садился, Серж! Я живу чужими жизнями, и моя жизнь рядом с ними такая… такая…
– Так, – Серж садится рядом, всовывает мне в руки кружку с водой. – Допрыгались. Да ты пей…
Я пью, вода ходит в кружке зыбкими волнами. Свет Господень, да у меня руки трясутся! Этого только не хватало.
– Так какая, Анже? – спрашивает Серж. – Жизнь?
– Серая, – отвечаю я. – Тусклая. Одни и те же стены. Ни прошлого, ни будущего. Я ведь не об этом мечтал.
– Да и я об этом не мечтал, – тоскливо усмехается Серж. – Только, знаешь, друг Анже… приключения хороши, когда слушаешь байки менестреля в теплой таверне за кружкой вина, после сытного ужина. Приключения бывают в чужой жизни, друг Анже. А если они случаются с тобой, ты скорее назовешь их невзгодами…
Может быть, думаю я. Только ведь не в приключениях дело. Обидно то, что не увидеть мне таких глаз, какими Юля смотрит на Ожье…
7. Юлия, жена Ожье
– Вернулся, вернулся, вернулся, – Юлечка плачет и смеется, и никак не разожмет рук. – Ожье, мой Ожье… живой…
– Юли, – Ожье с трудом отрывается от поцелуев. – Ну что ты, Юли! Да с чего бы мне ни быть живым?!
– Я места себе не находила, Ожье… что-то было, признайся, я не могла так ни с чего с ума сходить! Ожье… ведь у нас будет сын.
– А может, дочка, – опомнившись от нахлынувшего восторга, шепчет Ожье. – Такая же красавица, как ты… повезет же кому-то!
– Сын, – счастливо улыбается Юлия. – Ты просто еще не знаешь. Я сказала Марго, а Марго Андрию… и король рассказал мне… здесь живет бабушка Егоровна такая, она всегда точно говорит. И помогает… Только, Ожье, она мне сказала знаешь что?
– Что, Юли? – вздрагивает Ожье.
Юлечка смеется:
– Что мне и помогать не понадобится! Легко и быстро, и сынок здоровенький. Только, знаешь, она так странно сказала… – Юля хмурится, замирает… и повторяет с чужой, значительной интонацией: – Свет Господень и благость его! Кого-то из вас коснулась благодать Господня, детонька, вот почему все будет хорошо. Вы просто выбрали удачный день для зачатия… или удачную ночь. Вот приедет муженек, пусть для сына имя выберет и Господу о том скажет с благодарностью. И тогда уж, детонька, ничего не бойся.
– Источник, – шепчет Ожье.
– Вода святая, исцеляющая, благодатная, – благодарно вторит Юлечка. – Правда… Ожье, как ты назовешь нашего сына?
– Сергий.
Ожье мимолетно удивляется – почему? Но имя пришло само, и… такое чувство, будто других имен и нет на свете!
– Правильно, – убежденно говорит Юли. – Если бы не Сергий…
ГРОЗНЫЙ ДЕДУШКА
1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Сын…
Несбывшееся для меня слово стучит в висках, рвет болью душу. Давно простил я свою любовь… отпустил и забыл. И даже благодарен был судьбе – за то, что ударила сразу, не стала ждать, пока едва проросшее чувство укоренится… за то, что нанесла рану, способную затянуться. Не мое, сказал я тогда себе. Не моя, и я – не ее. Встретим еще свою судьбу.
Встретила ли Катарина – не знаю. А мне не удалось. Беда одна не ходит… как раз тогда пало на меня чужое проклятие, тогда вслед за любовью своей чуть не потерял я и свет этого мира – и судьбой моей стало бегство. Бегство от себя, от дара своего… счастье, что окончилось оно монастырской кельей и дознанием, порученным мне во славу Господа. Могло быть хуже…
Но сына у меня никогда уж не будет…
2. Сергий и Сережка
«Серебряная трава» перечеркивает загорелое запястье двойной белой чертой. Амулет, побывавший с отцом в таких переделках, из которых не всякий герой смог бы вернуться живым. А до того хранивший маму. Амулет, который повязала на мамину руку королева Таргалы. Нина, королева-ведьма. Настоящий сильный амулет – какой еще помог бы маме не думать каждую минуту, где шкода-сыночек!
– Едут, – говорит Лека.
В самом конце Дворцовой виднеется отряд.
– Это они?
– На, глянь, – Лека протягивает мне «близкий глаз».
Я беру амулет в кулак. Ух ты! Вот это да! Кажется, руку протяни – и можно будет щелкнуть по носу короля Анри Грозного.
– Такой старый, – вырывается у меня. – У него же руки трясутся, погляди! Как он еще с коня не сверзился?!
– Не понимаю, – бормочет Лека. – Не мог он так сильно постареть за каких-то десять лет. Мама говорила, он железный прут в узел завязывал! И чтоб руки тряслись?!
Лека забирает у меня амулет. На этот раз он разглядывает своего деда так долго, что я успеваю заскучать. Издали отряд кажется темной кляксой, неторопливо текущей по Дворцовой. Я гляжу, как выстраивается почетный караул у внешних ворот, и жду.
– Знаешь, что я думаю? – Лека отдает мне амулет. – Не от старости у него руки трясутся. Ты, Серый, в лицо его вглядись. Он же просто бешеный!
Да… вижу. Такому королю да под горячую руку… наверное, с таким же лицом объявлял он бунтовщиком моего деда, маминого отца. И дочь свою, нашу королеву, тоже с таким лицом замуж отдавал. Ведь наш король Андрий потребовал ее в жены залогом мира. Грозный у Леки дедуля…
– Пора вниз, – говорит Лека.
– Угу.
Мы отползаем от края крыши, и…
– Та-ак! – Неведомая сила вздергивает нас на ноги. Ой… очень даже ведомая! – Валерий, мой принц, твоя мать давно ждет тебя. Опять скажешь, что забыл?
