– Целиком и полностью, Василь Василич! – с готовностью отвечаю я, пробираясь за ним по заснеженной тропинке, а потом уж и по сугробам, по колено в снегу. Мимо нас медленно елозят две старушки-лыжницы в дутых куртках и вязаных гетрах. Где-то вдали визжит сирена, напоминая, что мы все еще в городе. Вокруг царит лесное безветрие. Меж стволов изредка мелькает силуэт лыжника или неторопливая ссутуленная фигура гуляющего с собакой. С веток там и тут беззвучно опадают ватины снега. Воздух пропитан небом и льдом. А еще кажется, что совершенно обособленно от далеких гудков, выкриков и гула, между стволами трепещущих на холоде берез по сугробам бродит морозная звенящая тишина.
– Вот и умник. Слухай дальше. И дыши глубже – мы в глушь парка зашли, воздух тут вкусный, без единого выхлопа. Итак, около года я благополучно гастролировал. Все складывалось потрясающе. Повсеместно шокировал своими навыками людей. Налаживал ясную теплую погоду, стирал облака по вызову всех, кто в этом нуждался. Мановением руки устраивал молнию. Ударив три раза мокрой рубашкой по памятнику Ленина, при большом стечении народа неоднократно вызывал бури и тут же собственноручно их устранял. Иногда хулиганы бес совестные обводили меня вокруг пальца. Денег не платили, получив погоду в свое распоряжение, выталкивали взашей. А бывало и собак спускали вдогонку. Ну, я их грозой наказывал, нагонял над их крышами метель. Иногда жадные люди в награду дарили мне что не жалко. Ношеный, но крепкий пиджак я заработал за пятнадцать минут, устранив грозовую тучу над дачей известной актрисы. Кофейный сервиз дали за радугу в день рождения дочки начальника металлопрокатного завода. Иной раз люди откупались ужином. С жареной картошкой на сале, которую я очень люблю и всегда ем с благодарностью. Но некоторые платили хорошо. А подчас год спустя присылали посылки с вареньями. Или письма, а между страницами вкладывали денежку. Побывал я тогда в Саратове и Нижнем Новгороде. Потом еще в Воронеже, в деревне Малые Щепы, в селе Тютицы Ленинградской области, в Ростове-на-Дону, Боровске и три раза в Залесском Переславле. Популярность моя возросла. Еженедельно объявлялись ко мне с телевидения. Японцы как-то нагрянули, я по их просьбе помахал немножечко вениками, прямо перед камерой устранил дождь, стер пару грозовых туч. Все это задокументировано на пленку. Немцы наведывались. И турки. Всех интересовали таланты доброго волшебника, повелителя погоды. Стал я еще увереннее строить планы на будущее, опираясь на заработок колдуна. Наметил завести выходной вельветовый костюм с галстуком. И подлечить зубы: они у меня уже в то время никуда не годились. Потом еще первой жене к Новому году, дай, думаю, подарю старой карге обогреватель. Она в деревне живет, у них холодно, дров не хватает. В общем, задумал и запустил в небо мысль хорошенько подзаработать. А мысль, как известно, материальна. Тем более принадлежащая Василь Василичу Дыдылдину. Поэтому я был уверен, что все получится. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через два дня. И вот, наконец, мысль моя превратилась в утренний междугородный звонок. Беспокоили, как оказалось, из Тверской области. Сказали, хотят, чтобы я разбил пасмурность, прекратил холодрыгу и наладил хорошую погоду над дачей по случаю коллективной бани семерых бизнесменов. Обещали доставить на место на легковой машине. Клялись, что в награду будет баня, ужин, ночевка в комфортабельной комнате. И немного наличности. Во, думаю, жизнь улыбнулась! Ну, говорю себе, Василь Василич – молодец! Крепко задумал и добился, чего хотел. На следующий день, ближе к вечеру, спустился с сеточкой: у подъезда на зависть всем соседям ждал меня зеленый автомобиль «Москвич». Не новый и почему-то без номеров. Насторожило, но внимания придавать не стал. В машине поджидали два здоровых мужика в спортивных костюмах. Молчаливые и все время курили. Ехали мы долго, окружными дорогами мимо заводских заборов и невзрачных деревень. Неожиданно эти двое оборачиваются и говорят: «Папаша-волшебник, место засекреченное», – и завязали мне пыльной косынкой глаза. Подозрительным показалось, но решил, ладно, бизнесмены из фирмы. Надо так надо. Сквозь ткань видел отблески фонарей. Потом и они оборвались – ехали в кромешной тьме по колдобинам и кочкам. Все на свете отшиб на их жестком сиденье, аж в спину вступило. Потом вывели они меня наружу, в ночь. Повязку скинули, схватили под руки, повели по дорожке, выложенной кафелем. Честно говоря, начал возмущаться такому обращению. И в ответ на мое расстройство небо вдали громыхнуло грозой. Долго ли, коротко ли, привели меня в тесный сарайчик. Справа доски навалены, на ящиках пылятся пустые кастрюли, корзины и чугуны. Под потолком осиное гнездо здоровенное. И развешаны веники зверобоя. «Садись, – говорят, – папаша-волшебник. Рюмочку тебе налить для бодрости?» – «Не папаша я вам, – отвечаю, – и для бодрости в рюмке не нуждаюсь». – «Не груби, – говорят, – а то приструним». Из соображений безопасности я помалкивал и ждал, что будет дальше. Выдвигают бизнесмены эти на середину помещения ободранную кухонную тумбочку. Один из них, здоровенный мордоворот, объявляет: «Сейчас мы тебя на чистую воду выведем. Испытаем, какой ты колдун!» И выкладывает потихоньку на тумбочку фотокарточки. Ничего особенного, на каждой – человек. Кто на курорте. Кто на фоне фонтана. Люди как люди. Мужчины и женщины. Кто-то постарше, в платочке. Кто-то помоложе, с бантами или в румянах. Одни снимки черно-белые, самодельные. Другие хорошего качества, из ателье. И раскладывает их передо мной бритый бизнесмен в напульснике, очень похожий на живодера, но я молчу, наблюдаю, волнение сбрасываю в небо. И начинает накрапывать по крыше сарайчика сочувственный к моему положению дождь. Тем временем бритый бандит одна к одной заполняет фотокарточками всю тумбочку. «Смотри сюда, – говорит, – папаша-волшебник. Перед тобой сто фотографий. На девяноста девяти из них люди живые, существуют и по сей день. А на одном снимке – мертвый и поныне человек. Найдешь мертвого – отпустим домой. Не найдешь – пеняй на себя». – «А погода, – спрашиваю, – как же?» – «Погода подождет, не хитри. На раздумья даем пять минут. Время пошло». Хлопнули дверью, заперли одного. Полминуты колотило и трясло от волнения. Никак не мог сообразить, что к чему. Ну да потихоньку собрался. Догадался, что дела хуже некуда: нахожусь в незнакомом месте. Километрах в трехстах от столицы. Никто не знает, где меня разыскивать. Бандитов семеро, и все – здоровенные мужики. А выпустят, не выпустят – шут знает.
Помещение освещала тусклая лампочка. Темновато, пакостно, нехорошо. Да еще смотрели на меня с фотокарточек девяносто девять живых и один мертвый человек, если верить бритому мордовороту и его дружкам с золотыми цепями. Жуткое дело, я тебе скажу, пресс-секретарь. Любой на моем месте в штаны бы наложил. А я нет. Я ж колдун, обязан всегда быть в форме и контролировать процец. Взял себя в руки, волнение пресек, страх сбросил в небо. Раз надо, начал рассматривать портреты людей. Не подсмеивайся, сказочник, это не шуточки. Думаешь, так просто отличить живое от мертвого? В таком деле, сынок, требуется звериное чутье и крепкий магический ум. Ты хоть раз задумывался, сколько вокруг нас мертвого из того, что считают живым? И сколько живого среди того, что зарыто в землю или объявлено мертвым? В таком случае вот тебе следующее журналистское задание: как-нибудь с утреца, на свежую голову, отправляйся погулять по городу. Выйди в красивое место столицы, остановись на перекрестке дорог, на перепутье улиц и переулков, оглядись вокруг и задайся вопросами: где тут мертвое, что тут живое. Поезжай в переполненном вагоне метро по кольцевой линии, но не прячься за книжкой, а приглядись внимательней к людям. И постарайся понять: кто из них на самом деле живой, кто здесь мертвый, и как такое стало возможно. Почему то или сё считается живым? А пятого и десятого сторонятся как мертвого? Где между ними контрольно-пропускной пункт? Сразу ли умирают, в один трагический момент? Или все-таки постепенно, день за днем отходят, многие годы. Есть ли возможность полумертвое вернуть к жизни, остановить посреди турникета. Вот какие проблемы требуют от тебя разрешения в ближайшем же будущем. Но самое главное, в чем ты обязан разобраться, сказочник, – жив ли ты сам, по живым тротуарам ходишь или по мертвым шоссе скитаешься, живы ли твои дни, мысли и дела? К живому ты стремишься, живое задумал или метишь в покойники, тянешься к мертвечине? Не остекленел ли твой взгляд, не остановилось ли сердце, чувствуешь ли ты, куда дует ветер, замечаешь, как движутся облака? Будь живым, сынок. Не надо по собственному желанию выбирать мертвые дни и мертвые дела. Это говорит твой начальник, главный метеорологический чародей России и всего мира.
