А после этого шел и требовал от Грега, Николая, Лизы, Василия, Леонида, даже иногда от Джека еще работы, еще заданий.
Еще задач, около которых побыстрее можно поставить галочки, отметки об исполнении. Приблизить заветное время, когда он сможет пригласить свою девушку на Марс.
Она готова была прилететь, она этого и не скрывала. Даже призналась, что начала копить деньги. И у нее есть целых тридцать тысяч евро в банке. Отложенных специально на то время, когда билеты на Марс хоть немного подешевеют.
И она не просила его ни о чем. Все как-то складывалось само собой. Оба понимали, что только успех Данилы на Марсе позволит им встретиться. По-настоящему встретиться, не в видеочате с трехминутной задержкой между фразами.
Теперь это стало не только карьерой, вызовом судьбе или преодолением преград настоящими первопроходцами. Теперь терраформирование Марса стало для него личным делом.
Настолько личным, что пару раз он даже задумывался, не психологи ли компании подсунули ему эту девушку. В качестве дополнительного мотиватора, в качестве чего-то, что удержит его от безумия одиночества. Мужского одиночества, одиночества без женщины рядом.
Но подобная разработка казалась слишком уж навернутой даже для тех, кто сумел создать Джека. К тому же она, девушка, казалась такой настоящей, такой искренней, такой… влюбленной в него, что он не мог поверить, что все это может оказаться всего лишь игрой.
Не хотел верить. Раз за разом откладывая подобные мысли на потом, предпочитая обманываться до самого конца, разочароваться непосредственно в финале, а не тащить этот груз сквозь время. Так было проще, так можно было выдержать, так было полезней для дела. Нельзя превращать такой хороший драйвер для усердной работы в помеху, в обузу.
Он тоже проходил все необходимые психологические курсы и понимал, что любой факт, любое событие и любое чувство можно использовать как во вред, так и на пользу. Себе, окружающим, делу.
Лучше было любить без оглядки, верить без сомнений, биться за результат до последнего.
* * *
Девять следующих монет им спустили вчера. Агентство так навострилось сбрасывать контейнеры, что Николай на этот раз даже начал ворчать, что они губят ему лишайник, – посылка упала менее чем в километре от базы, а все это пространство сейчас сплошь было покрыто ковром, о котором могли только мечтать северные олени.
Для того чтобы заработать первую монету, им понадобилось почти четыре года.
Они заработали следующие девять меньше чем за год.
Это внушало оптимизм.
И хотя Данила понимал, что ему не светит заработать достаточно до ближайшей волны, но вот на следующий раз… Пятьдесят седьмой год звучал вполне реалистично.
Контейнер спустили слишком поздно, ближе к закату, и Грег наотрез отказался выпускать вездеход в ночь, как бы близко ни казался груз.
Они поехали за ним с самого утра, когда еще только-только начало светать. Втроем, как всегда, Грег не разрешал слишком большой части команды одновременно находиться на поверхности.
Единственный прорыв, которого им удалось добиться, – сапфировую башню он приравнял к техническим помещениям базы по уровню угрозы. Все легче. Это означало, что на подземных ярусах с полным жизнеобеспечением должен был оставаться один человек. Остальные, по мнению Грега, вполне могли подниматься в башню. Все.
Они так никогда этого и не сделали, просто не желая оставлять Грега одного. Конечно же, при малейших попытках сломить сопротивление и отпраздновать что-то наверху всем вместе он тут же соглашался остаться подежурить.
Против таких ударов под дых они оставались бессильны.
Но зато они беззастенчиво расходились по разным частям базы и поверхности, оставляя кого-то одного в жилом секторе, поднимаясь по двое, иногда даже по трое на башню.
Вездеход вел Василий. Данила сидел рядом. Николай, увязавшийся, чтобы «проследить лично, как колеса вездехода безобразно уродуют идеальный слой дикорастущего лишайника», зевал сзади.
Конечно, лишайник не рос здесь сплошным ковром, это все еще оставалось лишь мечтами Николая. Василий то и дело объезжал заросшие участки, чтобы лишний раз не слушать проповеди Николая о том, что «именно такие, как он, и гробят всю экосистему тундры».
Это продолжалось долго, и по взгляду Василия Данила видел, что тот уже мечтает побыстрей доехать до контейнера.
– Это же надо! – Николай зевал, засыпал прямо на ходу, но не замолкал. Лишь иногда его голос становился тише, а речь – менее связной. – Чего тебе тогда в этой тундре не жилось? Ездил бы там, рвал бы своими варварскими гусеницами тысячелетиями растущий олений корм, стрелял бы по оленям из карабина. Жил бы в юрте, как человек, а не как мы, больше похожие на кротов.
– Да не жил я никогда в тундре, отстань, – устало отпирался Василий.
– Да? Странно… Ты так профессионально ездишь по моему лишайнику, что почти меня убедил, что прожил там полжизни. Все же для этого требуется некий опыт. Не каждый сможет вот так, без подготовки, кромсать беззащитные растения. Но у тебя, видимо, врожденный талант.
Василий объехал еще одну заросшую полянку, наехал из-за этого колесом на крупный булыжник, чертыхнулся и двинулся дальше.
– Нет, серьезно! Скажи мне, за каким лешим ты приперся на Марс с таким-то талантом? Жил бы где-нибудь в джунглях, рубил бы самым большим мачете самые беззащитные пальмы…
Николай замолчал.
Вопрос был задан.
Может быть, он был задан случайно, а возможно, весь предыдущий спектакль разыгрывался только ради этого.
Василий даже притормозил.
– Ты прождал четыре года! – наконец сказал он. – И не смог мне задать этот вопрос нормально? Последние два из этих четырех лет я готовился, думал, что ответить. Даже советовался с Джеком, можете вы поверить? И ты тут теперь придуриваешься?
– Тем не менее вопрос задан. И на него надо как-то ответить, – улыбнулся Данила.
– Зачем ты здесь? – полностью проснувшимся голосом спросил Николай.
– Да со мной все просто, Джек не даст соврать. Кем бы я был на Земле? Слесарем-самоучкой? Мастером на все руки? Дядькой, который может починить все на свете? Так я и здесь все то же самое, но еще и первопроходец. Пионер. Слесарь, который, возможно, зарабатывает миллионы, ну или скоро их заработает. Где вы еще видели практикующего слесаря-миллионера, а? Со мной все просто, мне нравится не просто крутить гайки, но крутить их еще и в сложных местах. В труднодоступных местах. Когда предпусковой подогреватель в самой глубине между двумя двигателями, так, что дотягиваешься до винтов лишь кончиками обмороженных пальцев. Когда колеса тонут в плавящемся асфальте, а надо, чтобы радиатор не кипел. Когда ветер сносит тебя вместе с рюкзаком, и с фалом, и еще и с камнем, который ты взял за балласт. А ты, собственно, не от ветра вышел спасаться, а чинить генератор.
