В Сиене
[105]
она видела фреску, на которой был изображен
средневековый город. В нескольких десятках сантиметров от его стен краски осыпались,
так что даже искусство не гарантировало безопасности в окрестных садах и полях
путешественнику, покидающему замок. Она чувствует: именно там Кип и проводит
целые дни. Каждое утро он спускается с нарисованной сцены в хаос отвесных
обрывов и утесов. Рыцарь. Святой воин.
Она еще видит, как его форма цвета хаки мелькает между
деревьями. Англичанин назвал его фато профугус – «бегущий от судьбы». Она
догадывается: Кип чувствует радость и удовольствие от того, что может начинать
эти дни, подняв голову и лицо вверх и посматривая на верхушки деревьев.
* * *
В начале октября 1943 года из саперных подразделений,
которые уже работали в Италии, отобрали лучших специалистов и перебросили по
воздуху в Неаполь. Кип был среди тех тридцати, которых доставили в этот
город-ловушку.
Отступление немцев в итальянской кампании было самым
замечательным и ужасающим за всю историю войн. Наступление войск союзников, на
которое по планам должен был уйти один месяц, продолжалось целый год. Их путь
был опален огнем взрывов. Во время передислокации армий вперед саперы сидели на
крыльях автомобилей и внимательно осматривали поверхность земли, замечая любые
неровности и разрыхления почвы, где могли быть мины. Продвижение шло невероятно
медленно. Каждая воюющая сторона считала своим долгом установить мины. На
севере, в горах, партизаны из отрядов коммунистов-гарибальдийцев, носившие
красные шейные платки, тоже опоясывали дороги проводами, которые вели к минам,
и мины детонировали и тот момент, когда по ним проезжали немецкие машины.
Трудно представить масштабы минной войны в Италии и Северной
Африке. У слияния дорог на Кисмайо и Афмадоу
[106]
было найдено 260 мин. В районе
моста через реку Омо
[107]
– 300. 30 июня 1941 года южноафриканские саперы заложили
на подступах к Мерса-Матруху 2700 мин типа «Mark 1b», а через четыре месяца в
той же местности британские саперы сняли 7806 мин и перевезли их в разные точки
для повторного использования.
Мины делали из всего что попало. Сорокасантиметровые
оцинкованные трубки подрывники заполняли взрывчатым веществом и расставляли по
дорогам, где могла проходить военная техника. В домах прятали мины в деревянных
коробках. Трубчатые мины заполняли гелигнитом, отходами металла и гвоздями.
Южноафриканские саперы помещали железо и гелигнит в шестнадцатилитровые
канистры из-под горючего, которыми уничтожались бронемашины.
В городах было тоже несладко. Едва обученные саперные
подразделения были срочно привезены морем из Каира и Александрии. Восемнадцатый
дивизион прославился тем, что в течение трех недель в октябре 1941 года
обезвредил 1403 бомбы высокой взрывной силы.
В Италии положение было намного хуже, чем в Африке.
Взрыватели с часовым механизмом вели себя очень странно, как в ночном кошмаре;
пружинные механизмы отличались от тех, которые делали немцы до этого и на
которых обучались специалисты союзников. Когда саперы вступали в города, они
шли по улицам, вдоль которых свисали мертвые тела с деревьев, балконов, из окон
зданий. Немцы наносили ответный мстительный удар, убивая по десять итальянцев
за каждого погибшего немца. Некоторые висящие трупы тоже были заминированы и
должны были взрываться, уничтожая прикоснувшихся к ним людей.
Немцы сдали Неаполь 1 октября 1943 года. Во время атак
союзников месяцем раньше, в сентябре, сотни жителей переселились в пещеры за
городом. Отступая, немцы разбомбили входы в пещеры, вынудив людей оставаться
под землей. Среди тех, кто был в пещерах, началась эпидемия тифа. А суденышки в
гавани были спешно заминированы под водой.
Тридцать саперов вошли в город-ловушку. Стены общественных
зданий были напичканы бомбами замедленного действия. Почти каждое транспортное
средство выглядело ненадежным. Саперы с подозрением относились к любому
предмету, который находился в осматриваемой комнате. Они не доверяли ничему
разложенному на столе, как бы заманчиво или, наоборот, отвратительно этот
«натюрморт» ни выглядел.
Неаполь продолжал оставаться военной зоной еще шесть недель,
и все это время Кип был там. Через две недели обнаружили жителей в пещерах.
Лица этих людей были черными от грязи и тифа. Цепочки их, тянущиеся в
госпитали, напоминали шествие призраков.
Четырьмя днями позже взорвалось здание центральной почты,
раненых и погибших было 72 человека. В городских архивах сгорела богатейшая в
Европе коллекция средневековых хроник.
20 октября, за три дня до того, как должны были запустить в
действие восстановленную электростанцию, в руки союзников добровольно сдался
германский офицер, который рассказал, что и районе порта установлены тысячи
бомб, связанные с пока обесточенной электрической системой. При подаче
напряжения город взлетит на воздух. Его допрашивали более семи раз с разной
степенью пристрастия, и все-таки ответственные лица не до конца были уверены в
правдивости показаний немца. Тем временем все из города были эвакуированы.
Полуживые дети и старики, беременные женщины, те, кого вытащили из пещер,
животные, автомобили на ходу, раненые солдаты из госпиталей, пациенты
сумасшедшего дома, священники, монахи и монахини. К вечеру 22 октября 1943 года
в городе осталось только двенадцать саперов.
Электричество должны были включить в три часа следующего
дня. Никто из саперов раньше не оказывался в абсолютно пустом городе, и это
были самые странные и волнующие моменты в их жизни.
* * *
По вечерам над Тосканой прокатываются грозы. Молния может
ударить в шпиль любого строения или в любой металлический предмет, выступающий
над поверхностью земли. Около семи вечера Кип обычно возвращается на виллу по
желтой дороге, обсаженной кипарисами. Как раз в это время и начинается гроза
(если она начинается), согласно средневековому опыту.
Кажется, ему нравятся такие устойчивые во времени события, к
которым можно привыкнуть. Хана и Караваджо замечают его фигуру еще издали,
когда он останавливается, чтобы посмотреть на долину и определить, настигнет ли
его дождь. Они возвращаются в дом. Кип продолжает восхождение по дороге,
которая медленно сворачивает направо, а потом столь же неторопливо налево.
Слышен хруст его ботинок по гравию. Порывы ветра догоняют его и бьют по
кипарисам так, что те склоняются, дотрагиваясь веточками до рукавов его
рубашки.
Следующие десять минут он идет, не будучи уверенным в том,
что останется нынче сухим. Он услышит дождь до того, как почувствует на себе
его влагу – звук капель, падающих на сухую траву, на листья оливковых деревьев.
Но сейчас пока только дует свежий ветер с холмов, предвестник грозы.
