Кип улыбнулся. Он на десять лет младше Харди и не
англичанин, но тот был счастлив в рамках армейской дисциплины. Другие солдаты
обычно колебались, прежде чем назвать его «сэр», но Харди всегда громко и с энтузиазмом
выкрикивал это слово.
Он должен работать быстро, чтобы захватить взрыватель, пока
детали скованы льдом.
– Ты слышишь меня? Свистни. …О'кей, я слышал. Наливаю
последний верхний слой кислорода. Пусть он пузырится еще тридцать секунд. Потом
начинаю. Освежаю заморозку. …О'кей, я собираюсь выкрутить… о черт, сломалось.
Харди внимательно слушал и все записывал. Записи были
необходимы на тот случай, если что-то пойдет не так и ахнет взрыв. Кип мог
погибнуть от крошечной искры, блеснувшей в облаке испаряющегося кислорода. Да и
мало ли какой сюрприз мог быть заложен врагами в сложной конструкции? Другому
саперу, которому придется работать с такой же бомбой, нужно будет учитывать
альтернативные решения.
– Я использую гаечный ключ. – Кип достал его из кармана
гимнастерки. Ключ был холодный, и пришлось потереть его в руках. Он начал
извлекать блокирующее кольцо. Оно легко выкручивалось, и он сообщил об этом
Харди.
– «Сменился караул у Букингемского дворца…» –
насвистывал Кип. Он вытащил блокирующее кольцо, затем установочное кольцо и
выпустил их в воду. Он чувствовал, как они медленно кружили возле его ног. Это
все займет еще четыре минуты.
– «Связать свою судьбу с солдатом хочет ли она? Ведь
надо знать, что жизнь солдат опасна и трудна!»
Он громко пел, стараясь согреться. Грудь болела от холода.
Он попытался отодвинуться от стылого корпуса бомбы. Поднял руки вверх, к шее,
куда все еще попадал солнечный луч. Потом потер их, чтобы снять грязь, жир и
иней. Было трудно достать гильзу, чтобы захватить головку. Затем, к его ужасу,
головка взрывателя отломилась и отлетела.
– Плохо, Харди. Головка взрывателя полностью
оторвалась. Ответь мне, о'кей? Остальная часть конструкции его утоплена в
корпусе. Я не могу до нее добраться. Мне не за что ухватиться.
– На сколько еще хватит заморозки? – Харди был прямо
над ним. Прошло всего несколько секунд, но он уже прибежал сюда.
– Еще минут на шесть.
– Вылезайте, сэр, и мы взорвем ее.
– Нет, передай мне еще кислорода.
Он поднял руку и почувствовал ледяную канистру, которую
Харди незамедлительно спустил в яму.
– Я выпущу по капле эту мерзость в открытый механизм
взрывателя – туда, где отвалилась головка. Потом врежусь в металл. Буду
откалывать куски, пока не смогу за что-нибудь ухватиться. Теперь уходи, я буду
обо всем говорить.
Он едва сдерживал ярость по поводу случившегося. Кислород –
мерзость, как они его называли, – разлился по всей его одежде и шипел, когда
попадал в воду.
Он подождал, когда появится иней, и начал срезать долотом
куски металла.
Еще подлил кислорода, еще подождал и начал срезать глубже.
Когда лезвие притупилось, он оторвал кусок от гимнастерки,
положил между металлом бомбы и рабочим концом долота, потом ударил в торец
рукоятки долота молотком. Только эта тряпица защищала его жизнь от гибельных
искр Но худшая проблема заключалась в том, что у него закоченели пальцы. Они не
гнулись и ничего не чувствовали.
Он продолжал отбивать металл по краям вокруг оторвавшейся
головки. Снимал его слоями, надеясь, что заморозка примет этот вид
хирургического вмешательства. Долото нельзя направить прямо: существует
опасность задеть ударный капсюль, который воспламенит запальный стакан
взрывателя.
Это заняло еще пять минут. Харди не ушел, а стоял над ямой и
подсказывал ему, сколько еще будет действовать заморозка. Но на самом деле
никто из них точно не знал этого времени. Перед тем, как головка взрывателя
оторвалась, они замораживали другую часть; а температура воды, хотя и низкая,
была выше температуры металла.
Потом он что-то увидел. Контакт цепи колебался – тоненький
серебряный усик. Как бы до него дотянуться! Кип попытался снова согреть руки,
потирая их.
Он выдохнул, застыл на несколько секунд и игольчатыми
плоскогубцами разрезал проводок надвое до того, как снова вдохнул. Он с трудом
ловил воздух, а мороз побежденного металла обжег его руку. Бомба была мертва.
– Взрывателю конец. Запальный стакан выведен из строя.
Поцелуй меня.
Харди уже крутил ворот лебедки на подъем, а Кип пытался
вцепиться в веревку; но ему это плохо удавалось, ибо закоченели все мышцы. Он
чувствовал резкие рывки тали и с каждым разом все сильнее обвисал на кожаных
ремнях, которыми был обвязан. Он чувствовал, как его ноги вылезали из тисков
липкой грязи, как его доставали, словно древний труп из болота. Его небольшие
ступни показались из воды. Синий и коричневый – какое любопытное сочетание
цветов… Он потихоньку появлялся из ямы на солнечный свет – сначала голова,
потом торс…
Он висел там, медленно вращаясь под вигвамом из шестов,
которые держали блок. Харди обнимал его и одновременно расстегивал ремни
подвески, высвобождая грудь, талию, бедра…
Вдруг он увидел огромную толпу, которая наблюдала за ним с
расстояния метров в двадцать, слишком близко, что было очень опасно; в случае
взрыва они могли бы погибнуть вместе с ним и Харди. Сержанту, конечно, было не
до того, чтобы предупреждать и осаживать их.
Они молча наблюдали за ним, за индийцем, который склонился
на плечо Харди и вряд ли мог сам дойти сейчас до джипа со всем своим
оборудованием – инструментами, и канистрами, и одеялами, и переговорным устройством,
провода от которого все еще змеились вокруг бесшумно, будто прислушиваясь к
тишине в яме.
– Я не могу идти.
– Только до джипа. Еще несколько метров, сэр. Я соберу
все наше имущество, не волнуйтесь.
Они немного постояли, потом медленно пошли. Толпа молча
расступилась, давая дорогу. Люди смотрели на его смуглую кожу, босые ноги,
мокрую гимнастерку, наблюдали за его измученным лицом, которое не узнавало и не
воспринимало ничего.
Когда они дошли до джипа, Кипа начало трясти. По глазам
больно ударило отражение света от ветрового стекла. Харди пришлось поднять его
и устроить на пассажирское сиденье в джипе.
Когда Харди отошел за вещами, Кип медленно стянул мокрые
брюки и завернулся в одеяло.
Потом сел. Он так замерз и устал, что даже не в силах был
отвинтить крышку термоса с горячим чаем, который стоял рядом с ним на сиденье.
Он подумал: «Мне, кажется, и не было страшно там. Я был только зол – из-за моей
ошибки или из-за того, что в механизме мог оказаться сюрприз. Как реакция зверя
на опасность, когда убежать нельзя и следует защищать себя».
И он понял теперь, что только Харди продолжает видеть в нем
человека.
Когда стоит жаркий день, каждый обитатель виллы
Сан-Джироламо моет себе голову – сначала керосином, чтобы избежать появления
вшей, а потом водой.
