Он прошел дальше в холодную темноту, в Пещеру Пловцов, где
оставил ее. Она все еще была там. Она отползла в угол, плотно закутавшись в
парашютный шелк. Он обещал ей вернуться. Он тоже предпочел бы умереть в пещере,
в ее уединении, в окружении пловцов, застывших в наскальных рисунках. Берманн
как-то говорил ему, что в азиатских садах можно смотреть на скалу, и будет
казаться, что это вода, а если ты смотришь на неподвижную поверхность озера, то
она покажется твердой, словно скала. Кэтрин выросла среди садов, дыша их
влажными тенями, для нее были привычными понятия «решетка, увитая зеленью» или
«корабельная роща». Ее страсть к пустыне была временной. Она полюбила ее
неприступность из-за него, ибо хотела понять, почему ему так хорошо в уединении
среди раскаленных песков. Она всегда любила дождь, ванну в клубах пара, влагу,
медленно обволакивающую ее, ей нравилось наполовину высунуться из окна в ту
ночь в Каире, пропитаться дождем, а потом, не вытираясь, одеться, чтобы все еще
чувствовать на себе эту влагу. Точно так же она любила семейные традиции,
учтивые церемонии и классические стихи. Ей была ненавистна мысль умереть здесь
вот так, незаметно. Нить, которая связывала ее с предками, была осязаема, в то
время как он стер из памяти и свой путь к настоящему, и откуда он ведет. И он
удивлялся, как она могла полюбить его, несмотря на все его отрицательные
качества и полную безымянность.
Она лежала на спине, в позе, типичной для захоронений в
средние века.
Я подошел к ней, обнаженный, совсем как тогда, в нашей
комнате в Южном Каире, я хотел раздеть ее, я хотел любить ее.
Что ужасного в том, что я делал? Разве ты не прощаешь все
тем, кого любишь? Ты прощаешь эгоизм, желание, обман до тех пор, пока ты –
причина, мотив, цель… Ты можешь заниматься любовью с женщиной, у которой
сломана рука или у которой лихорадка. Она высасывала кровь из моей раны на
руке, а я делал то же, когда у нее была менструация. Есть слова в европейских
языках, которые не так-то просто перевести на другие без потерь, например фелхомалия.
Оно похоже на могильный сумрак, потому что означает близость между мертвыми и
живыми.
[74]
Я взял ее на руки, нарушив ее сон и тонкий саван из
парашютного шелка.
Я вынес ее на солнце. Оделся. Моя одежда высохла и стала
ломкой от жары.
Я снова взял ее на руки. Сделал для нее сиденье из своих
рук. Когда мы вышли на песок, я повернул ее так, что она смотрела назад, через
мое плечо. Она была очень легкой. Я помню, как носил ее на руках по комнате, а
она оплеталась вокруг меня и была похожа на веер, принявший человеческое
обличье, – руки расставлены в стороны, пальцы раскрыты, как у морской звезды.
Так мы шли к северо-восточной долине, где был спрятан
самолет. Я знал дорогу без карты. У меня на спине громоздилась канистра с
горючим, которую я взял с собой и нес весь путь от опрокинувшегося грузовика.
Потому что три года назад без горючего мы оказались бессильны…
* * *
– А что случилось три года назад?
– Она была ранена. В 1939 году. Ее муж погиб при
крушении самолета. Он планировал совершить самоубийство, прихватив с собой на
тот свет и нас обоих. В то время мы уже не были любовниками. Думаю, слухи о
нашей связи каким-то образом дошли до него.
– Она была сильно ранена, и вы не могли взять ее с
собой?
– Да. Единственной возможностью спасти ее было оставить
ее там и пойти одному за помощью.
* * *
В пещере, после всех этих месяцев разлуки, одиночества и
гнева, они опять были вместе, опять разговаривали на языке любви, отметая
границы, которые сами воздвигли между собой, повинуясь законам общества, в
которые ни один из них не верил.
Тогда в ботаническом саду она ударилась виском о столбик
ворот в порыве решительности и ярости. Она была слишком горда, чтобы быть
тайной любовницей. В ее мире не предусматривалось места для лжи. Он повернулся
и покачал пальцем:
– Я еще не скучаю по тебе.
– Будешь.
За время их разлуки он ожесточился и стал независимым. Он
избегал ее общества. Не выносил ее спокойного вида, когда она смотрела на него.
Звонил им, разговаривал по телефону с ее мужем и слышал в трубке ее отдаленный
смех. В ней было то особое очарование, которое привлекало многих. За это он
тоже ее любил. Но теперь он уже ничему не доверял.
Он заподозрил, что у нее появился другой любовник. Каждый ее
жест казался ему обещанием. Однажды в холле она схватила Раунделла за лацканы
пиджака и потрясла его, со смехом говоря что-то при этом, а тот пробормотал
что-то в ответ. Он следил за ними в течение двух дней, чтобы убедиться, что
между ними ничего нет. Он больше не верил в ее последние ласки и нежности. Он
допускал только два варианта: или она с ним, или нет. Она была не с ним. Если
она передавала ему бокал с напитком, он не принимал его. Если за обедом она
показывала на вазу, в которой плавала лилия из Нила, он демонстративно
отворачивался. У нее появились новые хорошие друзья, в круг которых не входили
ее муж и он. И он мог объяснить, почему, ибо хорошо знал человеческую природу:
если женщина расстается с любовником, она почти никогда не бывает снова так же
близка с мужем.
Он купил тонкую папиросную бумагу и вклеил несколько страниц
в «Истории», туда, где были описания войн, которые его совсем не интересовали.
Он записал все аргументы, которые она могла иметь против него, пытаясь быть
объективным, посмотреть на себя со стороны, увидеть себя ее глазами.
* * *
В конце августа, как раз перед войной, он отправился в последний
раз на плато Гильф-эль-Кебир, чтобы свернуть базовый лагерь. Ее муж должен был
забрать его. Мужчина, которого они оба любили – до того, как полюбили друг
друга.
Клифтон прилетел в Увейнат вовремя, точно в назначенный
день. Шум его самолета нарушил покой затерянного оазиса. Он летел так низко,
что воздушной волной срывало листья с акаций. «Мотылек» скользил над впадинами
и выемками местности, а он стоял на вершине огромного камня, обозначенного
синим брезентом. Затем самолет устремился к земле, направляясь прямо на него, и
упал, врезавшись носом в песок метрах в пятидесяти от камня. Из-под шасси
выбивалась голубая полоска дыма. Огня не было.
Видно, ее муж обезумел. Решил покончить сразу со всем
треугольником. Убить себя. Убить ее. И убить его – либо подмяв его (если
удастся) обломками самолета, либо тем, что теперь не было выхода из пустыни.
Но она не умерла. Он вытащил ее из самолета, из его мертвой
хватки, из последних объятий законного супруга.
* * *
– Почему ты так ненавидел меня? – шепчет она ему в Пещере
Пловцов, превозмогая боль от ранений. У нее сломано запястье, раздроблены
ребра. – Ты вел себя безобразно. Как раз тогда Джеффри и начал подозревать
тебя. Я до сих пор ненавижу это в тебе – уходить от реальной жизни в пустыню
или бары.
