– Двадцать шесть.
– Старше, чем я.
– Старше Ханы. Мог бы ты влюбиться в нее, если бы она не
была сильнее – тебя? Я хочу сказать: она может и не быть сильнее. Но не важно
ли для тебя знать, что она сильнее, чтобы влюбиться в нее? Смотри. Она одержима
англичанином, потому что он знает больше. Когда мы разговариваем с этим парнем,
нам кажется, что мы в огромном поле. Мы даже не знаем, англичанин ли он. Может
быть, и нет. Видишь ли, я думаю, что легче влюбиться в него, чем в тебя. Почему
так происходит? Потому что мы хотим знать, как все происходит, из чего все
складывается. Те, кто умеет говорить, умеют обольщать. Слова заводят нас в
тупик. Больше всего мы хотим расти и меняться. Дерзкий новый мир.
– Я так не думаю, – сказала Хана.
– И я тоже. Но я тебе скажу, что думает об этом человек
моего возраста. Самое ужасное, что другие думают, будто к этому возрасту у тебя
уже сформировался характер. Проблема среднего возраста в том, что окружающие
люди думают, будто ты уже полностью сформировался. Вот так!
Караваджо поднял руки напоказ Хане и Кипу. Она встала,
подошла к нему сзади и обняла его за шею.
– Не делай этого. Хорошо, Дэвид? – Она мягко взяла его
руки в свои. – У нас уже есть один безумный любитель поговорить наверху.
– Да ты посмотри на нас – мы сидим здесь, как вонючие
богачи в своих вонючих виллах на этих вонючих холмах, когда в городе становится
слишком жарко. Сейчас девять утра – наш старый приятель наверху еще спит. Хана
одержима им. Я одержим здоровьем Ханы, своим «душевным равновесием», а Кип,
того и гляди, подорвется на мине. Зачем? Ради чего? Ему всего двадцать шесть. В
британской армии ему привили определенные навыки, американцы продолжают
развивать их, создается команда саперов, им читают лекции, их снаряжают и
отправляют сюда, в роскошные холмы. Тебя просто использовали, старина, как
говорят в Уэльсе. Лично я больше здесь не останусь. С меня хватит. Я хочу
отвезти тебя домой. К черту этот город дожей!
– Не говори так, Караваджо. С Кипом ничего не случится.
– А как же тот сапер, который вчера подорвался на мине?
Как его звали?
Кип ничего не ответил.
– Как его звали?
– Сэм Харди, – Кип подошел к окну и повернулся к ним
спиной, показывая, что не хочет говорить об этом.
– Беда у всех у нас в том, что мы там, где нас не
ждали. Что мы делаем в Африке, в Италии? А что Кип делает здесь, очищая от мин
здешние сады? Скажи мне, ради Бога! Какое ему дело до войн, в которые
ввязывается Англия? Фермер на так называемом западном фронте не может подрезать
дерево, не сломав пилу. А почему? Да потому, что в стволе полно шрапнели,
которая осталась там еще с прошлой войны. Даже деревья разбухают от болезней, которые
мы принесли. В армии тебе промывают мозги, внушая свою идею, и оставляют тебя
здесь, а сами идут дальше, еще куда-нибудь, неся беду, эти меднолобые вояки, у
каждого из которых всего одна извилина, да и та – чаще всего след от фуражки с
золотым шитьем… Нам всем пора отсюда сматываться.
– Но мы же не можем оставить англичанина.
– Англичанин уже давно не с нами, Хана. Он с бедуинами
в пустыне или в своем английском саду с флоксами и прочим дерьмом. Возможно, он
даже не помнит ту женщину, вокруг которой все время крутится, о которой
пытается что-то рассказать. Он даже не знает, где сейчас находится, черт
побери.
Ты думаешь, я рассердился на тебя, ведь так? Потому что ты
влюбилась, да? Такой ревнивый дядюшка. А я боюсь за тебя. Я хочу убить
англичанина, ибо это единственное, что может спасти тебя, вытащить тебя отсюда.
Он и мне начинает нравиться, вот какой опасный этот человек. Покинь свой пост.
Как Кип может любить тебя, если ты недостаточно сильна, чтобы заставить его
перестать рисковать своей жизнью?
– Потому что. Потому что он верит в цивилизованный мир.
Он цивилизованный человек.
– Первая ошибка. Правильнее было бы сесть в поезд,
уехать отсюда и нарожать кучу детей. А может, нам пойти и спросить у
англичанина, у нашего ястреба, что он думает по этому поводу?
Почему тебе не хватает силы? Только богатые могут позволить
себе не быть сильными. Им приходится идти на компромисс. Они уже давно зажаты в
тисках своих привилегий. Они вынуждены защищать свое имущество. Никто так не
скромен, как богатые. Уж поверьте мне. Но они должны соблюдать правила
дерьмового цивилизованного мира. Они объявляют войну, потому что у них есть
репутация, и они не могут ею пренебречь. А вы двое? Нет, мы трое? Мы свободны,
и нам ничего не мешает. Сколько саперов умирают? А ты почему еще живой?
Запомни: удача – дама капризная.
Хана наливает молоко в свою чашку. Потом льет белую жидкость
на темные пальцы Кипа, на запястье и выше, до локтя, потом вдруг
останавливается. Кип сидит, не двигаясь.
* * *
К западу от дома находится длинный узкий сад, расположенный
на двух уровнях: традиционная терраса, а выше – более заросший тенистый сад, в
котором каменные ступеньки и бетонные статуи почти незаметны под зеленой
плесенью от дождя. Сапер поставил палатку именно здесь. Льет дождь, из долины
поднимается туман, и капли влаги падают с ветвей кипарисов и елей на этот
кусочек сада на склоне холма, наполовину очищенный от мин.
Только костры могут осушить постоянно сырой и затененный
верхний сад. Хана собирает в кучу остатки досок и балок, разодранных артобстрелами
и бомбежками, ветки, сорняки, вырванные во время прополки, скошенную траву и
крапиву и тащит сюда, а вечером, в сумерки, они с Кипом сжигают все это. Костры
сначала дымят, дым от горящих растений стелется по кустам, поднимается вверх к
деревьям, а затем рассеивается на террасе перед домом. Через открытое окно до
пациента доходят эти запахи, он слышит доносящиеся ветром голоса, время от
времени смех из дымного сада. Он старается по запаху определить, что горит в
кострах. Кажется, розмарин, молочай, полынь, что-то еще есть там, без запаха,
возможно, дикая фиалка или ложный подсолнух, который должен расти на кислых
почвах этой местности.
Английский пациент дает Хане советы, что выращивать. «Пусть
ваш итальянский друг достанет вам семена, он, кажется, крупный специалист по
этой части. Что вам нужно, так это сливовые деревья. А еще красную гвоздику.
Если вам нужны латинские названия для вашего друга – это «Силене виргиника».
Красный чабрец тоже не помешает. Если вы хотите, чтобы в саду пели зяблики, посадите
орешник и вишни.»
Она все аккуратно записывает, потом кладет ручку в ящик
маленького столика, где хранит книгу, которую читает ему, а также две свечи и
спички. В этой комнате она не держит медикаменты, а прячет их в других
комнатах. Она знает, что рано или поздно Караваджо опять примется искать
морфий, и не хочет, чтобы он беспокоил англичанина. Она кладет листок со
списком растений в карман платья, чтобы отдать потом Караваджо. Теперь, когда в
ней проснулось физическое влечение, она чувствовала себя неловко в компании
трех мужчин.
