Когда с него снимали повязки, он, голый, снова чувствовал
себя беззащитным перед полыхающим в огне самолетом. Они завернули его в
несколько слоев войлока. Интересно, какое удивительное племя нашло его? В какой
стране растут такие мягкие финики, которые бедуин, находящийся рядом с ним,
сначала разжевывал сам, а потом клал ему в рот? Тогда, среди бедуинов, он
совсем забыл, откуда он сам. Возможно, его сбил в воздушном бою какой-то умелый
противник.
Позже, в госпитале в Пизе, каждую ночь ему казалось, что он
видит рядом то же лицо бедуина, который разжевывает финики до мягкости и кладет
их ему в рот.
То были ночи мрака для него. Он не слышал ни разговоров, ни
песен. Бедуины замолкали, когда он просыпался. Он возлежал в гамаке и мысленно
тешил свое тщеславие, представляя сотни бедуинов, суетящихся вокруг него, а
среди них, возможно, и тех двоих, которые нашли его, сорвали с его головы шлем,
объятый языками пламени, похожими на оленьи рога. Тех двоих, которых он мог
узнать только по вкусу слюны от разжеванного финика и по глухому звуку бегущих
ног.
Она сидит, читая при дрожащем свете лампы-керосинки, время
от времени бросая взгляд сквозь дверной проем в длинный коридор виллы, в
которой до этого размещался военный госпиталь. Здесь она жила вместе с другими
медсестрами до того, как все уехали, когда фронт передвинулся на север и война
еще немного приблизилась к концу.
Читая английскому пациенту по вечерам, она открыла для себя
новый мир – мир книг, который позволял ей забыть о своем затворничестве и стал
нитью, связывающей ее с внешним миром. По ночам, склонившись над столом, она
читала о молодом юноше-сироте из Индии, который учился запоминать с одного
короткого взгляда разрозненные драгоценные камни и иные предметы, лежащие на
подносе, разговаривать на разных диалектах, тренировать разум и волю, не
поддаваться гипнозу
[2]
.
Книга лежала у нее на коленях. Вдруг она поняла, что вот уже
пять минут неотрывно смотрит на семнадцатую страницу, где кто-то загнул угол,
словно какой-то знак. Она разгладила страницу рукой. Что-то быстро пронеслось в
ее памяти, словно мышь по чердаку над потолком, словно мотылек в ночном окне.
Она снова посмотрела в коридор, хотя кого она могла там увидеть? Ведь, кроме
нее и английского пациента, никто не живет на этой вилле, вилле Сан-Джироламо.
С голоду они не умрут, ибо в развороченном бомбами фруктовом саду по склону
выше над домом она посадила немного овощей, а из соседней деревни время от
времени наведывался мужчина, которому она меняла мыло, простыни или еще
что-нибудь, оставшееся от военного госпиталя, на продукты – фасоль или мясо.
Однажды мужчина принес ей даже две бутылки вина, и тогда каждую ночь,
дождавшись, когда англичанин уснет, она осторожно выскальзывала из-под одеяла,
торжественно наполняла себе небольшую мензурку, садилась за столик напротив
приоткрытой двери и продолжала одна читать книгу дальше, отхлебывая вино маленькими
глотками.
Поэтому англичанину, когда следующим вечером она читала
снова вслух, пропустив то, что прочла ночью одна, порой, наверное, трудно было
следить за сюжетной линией, которая прерывалась, подобно тому как на дороге
бывают участки, снесенные бушующей стихией, или подобно выеденному саранчой
куску гобелена, и последующие события обрушивались на слушателя – а вникал ли
он вообще в повествование? – неожиданно, словно кусок штукатурки, который
неплотно держался на содрогающейся от бомбежек стене и вдруг среди ночи
отвалился и упал.
Вилла, в которой сейчас они нашли свое пристанище, очень
напоминала такую книгу с недостающими главами. В некоторые комнаты было
невозможно войти, потому что вход был завален камнями. Внизу располагалась
библиотека, которую через дыру от тяжелого снаряда то и дело заливал дождь, а
по ночам туда попадал лунный свет. В углу стояло вечно промокшее кресло.
Ее не особенно волновало, что англичанину доводится слушать
не всю книгу подряд. Она даже не пересказывала ему кратко содержание той части
книги, которую прочитала одна. Она просто приносила книгу и говорила «страница
девяносто шесть» или «страница сто одиннадцать». Это было единственным
вступлением к чтению. Она брала его руки и, поднеся их к лицу, вдыхала их запах
– это был все еще запах болезни.
– Кожа на ваших руках загрубела, – однажды сказал он.
– Это от работы в саду, от сорняков и колючек.
– Будьте осторожны. Я предупреждал вас, что будет
трудно.
– Я знаю.
Затем она начала читать.
Это отец рассказал ей о том, что по запаху рук можно
определить состояние здоровья человека. А еще интереснее он говорил о собаках.
Всякий раз, оставаясь один дома, он наклонялся к собаке и вдыхал запах
подушечек ее лап. Он любил повторять, что это самый чудесный запах в мире,
который действует почище любого глотка бренди. А какой букет! Увлекательные
рассказы о путешествиях! Она делала вид, что ей это неприятно, но лапы действительно
были чудом: они никогда не имели запаха грязных мест. «Конечно, пес побывал
возле церкви! – говорил ее отец. – А потом в таком-то саду…» Потом дорога шла
через высокую траву, цикламены – по запаху лап можно было догадаться о всех
путях и дорожках, которые прошли эти лапы за день.
Что-то, похожее на мышь, быстро пронеслось по перекрытию над
потолком, и она снова оторвала взгляд от книги.
Наступил день солнечного затмения, который они ждали. Они
сняли с его лица маску из трав. Где он? И что это за цивилизация, которая умеет
предсказывать погоду и затмения? Если взять за ориентир Эль-Ахмар (или
Эль-Абьяд
[3]
?), то, должно быть, это одно из северо-западных племен пустыни.
Люди, которые смогли найти человека, упавшего с неба, и наложить ему на лицо
маску, сплетенную из трав.
На нем был покров из травы. Его самым любимым местом с
зелеными насаждениями были травяные луга в Кью
[4]
, где краски так нежны и
разнообразны.
Напрягая зрение, он попытался хоть что-то рассмотреть в
полутьме. К тому времени они уже научили его простирать руки к небу, чтобы
вобрать жизненную энергию из Вселенной, подобно тому как пустыня притягивала
самолеты. Его перетаскивали на носилках, сделанных из войлока и веток. Высоко в
небе около закрытого Луной солнечного диска он увидел медленно движущиеся
вереницы фламинго.
Он чувствовал, как на его кожу постоянно накладывали мази, и
наступала темнота. Однажды ночью он услышал высоко в воздухе звук, похожий на
перезвон колокольчиков на ветру. Через некоторое время звук прекратился, и он
заснул с желанием услышать его снова, этот странный звук, напоминающий крик
снижающейся птицы (может быть, фламинго?) или лисы пустыни, которую один из
бедуинов носил в кармане своего бурнуса.
