Какое-то время он тащился от себя, до смерти напуганного, но продвигающегося вперед, но теперь из героя стремительно превратился в обычного худосочного Уинни. Разработка стратегии подразумевала серьезный внутренний разговор, а он, к своему глубочайшему разочарованию, обнаружил, что в стрессовой ситуации ничего не может сказать даже себе. Буквально слышал слова отца, что он оказался бы куда лучше подготовленным к чрезвычайным обстоятельствам, если бы не читал столько книг, а осваивал тхэквондо и учился играть на мужских музыкальных инструментах, если бы провел лето или два, сражаясь с аллигаторами, и приложил усилия к тому, чтобы вырастить волосы на груди. Пока на груди Уинни не выросло ни одного волоска, и многое говорило за то, что уже и не вырастут.
Бедная Айрис. Она собрала всю волю в кулак и сделала самое трудное из того, что только могла сделать, и все для того, чтобы оказаться в компании клинического ботаника, ботаника года, десятилетия, века. Она, вероятно, думала, что он — Кларк Кент, тогда как он, если брать героев комиксов, тянул только на Спанч-Боба Квадратные Штаны. Поскольку со стратегией ничего не вышло, он принялся подбирать слова, чтобы сообщить ей дурную весть.
Разумеется, эти слова никак к нему не приходили, и пока он изо всех сил пытался их отыскать, частички светящихся грибов неспешно падали перед ним, мимо его открытых глаз, как желтые снежинки. А когда за первой порцией снежинок последовала вторая, он с запозданием осознал, что они означают.
Он сказал себе: «Не смотри вверх», — как будто то, что вот-вот могло случиться, случилось бы лишь при условии, что ему приснилось все это путешествие в будущее. Если ему все это приснилось и частички светящихся грибов никогда не падали перед ним, тогда он и Айрис будут в безопасности. Если ему приснится прежний «Пендлтон», тогда они разом вернутся туда, и худшим, о чем он мог тревожиться, стал бы отец, появившийся в их квартире с очередным подарком: боксерской грушей и перчатками.
В снах, если ты говоришь себе: «Не смотри вверх», — ты все равно рано или поздно туда посмотришь, и в этом реальная жизнь ничем не отличается от снов. Уинни закинул голову назад, вонючая тряпка сползла с лица, и посмотрел поверх ухмыляющегося черепа, привалившегося к нему, в яростные глаза чудовища с пулеобразной головой, которое висело на стене ногами вверх, и его лицо находилось в каких-то двух футах. Серые губы разошлись, обнажая острые серые зубы.
* * *
Бейли Хокс
Последовав за Свидетелем в квартиру «2-Е», Бейли поначалу подумал, что вернулся в «Пендлтон» 2011 года. Прежняя обстановка, все на своих местах, мебель, стеллажи с научными книгами, подсвеченный аквариум. Разница состояла лишь в пыли на стеклах и отсутствии рыбок. Все электрические лампочки горели, светящиеся грибы сюда не проникли.
— Что это? — спросил Бейли, заранее зная ответ.
— Святилище, — ответил Свидетель. — И меня можно назвать его хранителем.
Том Трэн завороженно вертел головой, воспринимая перенос квартиры Игниса Кирби в «Пендлтон» будущего магией или чудом.
— Хранителем чего? — спросил Бейли.
— Истории ушедшего теперь мира, — ответил Свидетель, — а главное, периода, когда появилось Одно.
— Ты не являешься его частью, — вспомнил Бейли. — Одно это разрешает?
— Я родился в 1996-м. Мне было уже далеко за двадцать, когда я одним из первых воспользовался полным спектром биомэмсов не только для тела, но для мозга. Вот почему я могу удерживать в памяти всю историю мира. Не старею. Не болею. Меня можно убить только с крайней степенью насилия, потому что я… восстанавливаюсь.
— Бессмертие.
— Практически да.
— Сокровенная мечта человечества, давно желаемое благо.
— Да.
Глядя на Свидетеля, Бейли увидел меланхолию в его глазах, почувствовал, как она изливается на него.
— Бессмертие… и одиночество.
— Да.
— Последний человек на земле, — вставил Трэн.
— Я все-таки постчеловек. Киборг. Человек, соединенный с миллиардами наномашин.
Из глубины квартиры донесся голос:
— Я слышу Бейли Хокса?
* * *
Уинни
Зависнув на стене над Уинни, существо зашипело, и между его серыми зубами появился поблескивающий тоже серый трубчатый язык. Уинни не знал, для чего предназначена эта трубка, но не сомневался, что укус — сущие пустяки в сравнении с тем, что может сделать с ним этот язык, возможно, он способен, как вакуумный отсос, содрать всю плоть с его костей, оставив один лишь скелет.
Парализованный ужасом, он чувствовал, что стал еще меньше, чем обычно. Знал, что всегда должен выбирать трудный путь, никогда — легкий. Но эта философия его подвела, потому что трудный путь привел его к смерти, и умереть ему предстояло независимо от того, принял бы он бой или попытался убежать. Он не мог сразиться на равных с таким большим и сильным чудовищем и не мог убежать от него. Так что вариантов оставалось два: быстрая или более быстрая смерть.
Айрис, наверное, тоже подняла голову, наверное, тоже увидела чудовище, расположившееся над ними на стене. Ее рука обмякла, больше не пыталась расплющить костяшки его пальцев, и она начала нервно дергать Уинни за руку, словно подумала, что он уснул и его надо будить, чтобы он сумел их защитить.
И еще Айрис произнесла фразу, вроде бы не имеющую смысла:
— Теперь мы пойдем на луг, чтобы обсохнуть на солнышке.
Слушая ее дрожащий голос, Уинни напомнил себе, что Айрис — не отважная героиня в приключенческой истории, которую он строил в голове. Она отстранена от мира и всегда будет такой, и в жизни у нее гораздо больше проблем, чем у него. Быть худым и застенчивым, никогда не знать, что сказать людям, иметь отца, который почти такая же выдумка, как Санта-Клаус… все это сущие пустяки, просто ничто в сравнении с аутизмом. Если она решилась взять его за руку, если хранила молчание в этом их убежище среди костей и сгнившей материи, несмотря на все страхи, которые распирали ее, тогда он, видит Бог, может сделать нечто большее, чем умереть быстро или еще быстрее.
Держась за стену двумя ногами и рукой, чудовище медленно протянуло к Уинни левую руку. Концом длинного пальца надавило на середину лба, над переносицей, примерно так же, как священник касается лба верующих в Пепельную среду.
[48]
Палец был холодным, как смерть.
Айрис не отличалась силой, он — тоже, но все-таки считал себя сильнее. А это означало, что он должен ее защищать. Его отца природа силой не обидела, действительно не обидела, и он затевал драки в барах и засовывал людей головой в унитаз, но не всегда силу используют неправильно, иной раз можно использовать силу, пусть ее у тебя совсем ничего, ради правого дела. Даже если ты обречен с самого начала, ты можешь встать лицом к врагу и замахать худенькими ручонками. Жизнь и дана для того, чтобы никогда не сдаваться, ни при каких обстоятельствах. Уинни вновь избрал трудный путь, возможно, наитруднейший: решил, что вступит в бой, без надежды на успех и не ожидая награды.
