И когда она все глубже погружалась в донный ил, где ей и предстояло упокоиться, когда цвета во вспыхивающих образах не осталось вовсе, когда сознание уже почти угасло, внезапное томительно-нежное желание охватило ее, острая ностальгия по тому, чего вспомнить она уже не могла, тому, что — она это чувствовала — уходило от нее навсегда, а с этим желанием возникла яростная любовь к свету, к жизни, к звукам и запахам, вкусовым ощущениям и видам. Чувства эти нарастали, и ей казалось, что сейчас они ее разорвут… а потом они ушли.
Больше она никаких эмоций не ощущала. Внутри все стало черным, не осталось ни устремлений, ни целей, но через какое-то время у нее возникло желание, одно-единственное — убивать. Из прежней Салли она превратилась в существо без прошлого и пола. Серый, невероятно быстрый демон трансформировал ее в себе подобного, и теперь все они носили одно и то же имя: Опустошение. Оно поднялось. Оно огляделось. Оно начало искать.
* * *
Бейли Хокс
С порога ванной комнаты Сайлеса Кинсли Бейли наблюдал, как в свете фонарика пульсируют змееподобные организмы. Кирби Игнис назвал эти движения перистальтикой. По мере того как частота пульсаций увеличивалась, в активную фазу вошли и грибы-поганки с куполообразными шляпками. Кожица с их макушек начала расходиться, и вскоре шляпки уже выглядели головками налитых кровью членов с оттянутой крайней плотью, готовых к семяизвержению. Одновременно Бейли и Кирби поняли, что все это означает. «Назад», — вырвалось у Бейли. «Они сейчас выбросят споры», — объяснил Кирби. И они быстро отступили от порога, через спальню, к открытой двери, где остановились, чтобы посмотреть, не собираются ли грибы покинуть уютную ванную комнату и последовать за ними. Но грибы либо не располагали органами передвижения, либо охота за людьми не входила в их планы, потому что ни один змееподобный гриб из ванны не выполз.
В коридоре, после того как оба покинули квартиру Сайлеса, Бейли закрыл дверь, сожалея, что не может запереть ее на замок или приставить к ней стул. В пустых комнатах «Пендлтона», откуда, очевидно, вынесли все, пусть и по непонятным пока причинам, они не могли найти ни гвоздей, ни молотков, чтобы наглухо забить двери помещений, где обитали подобные твари, либо создать убежище, в которое не сможет проникнуть ничто смертоносное.
* * *
Том Трэн
Лучась тусклым внутренним светом, чудовище напоминало массивный клубень-мутант, выросший под землей, в радиоактивной почве, покрывшийся злокачественными опухолями, поначалу питавшийся минералами, но потом переключившийся на насекомых и червей, встроивший в себя их ДНК и со временем обретший сегментированное тело и отрастивший лапы, отвратительные клешни и пару роговых жвал, чтобы кусать и отрывать. Возможно, подумал Том, он видит перед собой какую-то инопланетную форму жизни, упавшую на Землю в метеорите, с самого начала обладающую самосознанием. А может, эта тварь обрела самосознание постепенно, живя у самой поверхности, как паук под крышкой люка, кормясь зазевавшимися крысами, кроликами, собаками, даже детьми, особенно детьми, и ее логово теперь больше напоминало братскую могилу. Пожирая их, тварь встраивала в себя их ДНК, мозг ее становился все больше, решал все более сложные задачи, и наконец этот монстр выбрался на поверхность бог знает с какой целью.
Тварь вновь взвыла пронзительным голосом сердитого, капризного ребенка. И Том не мог прочесть ее намерений в трех сверкающих серебристых глазах, хотя видел в них тот же голод, который слышался в пронзительном голосе.
Асимметричность строения чудовища и странные черты морды, напоминающей сборную солянку, говорили о том, что в его предках — множество видов, предполагалось, что эффективно такой организм функционировать не может, от природы он неповоротлив, в движениях неуклюж. Том уже собрался броситься к чудовищу, проскочить мимо, покинуть тропу и удирать сквозь густую растительность к восточным воротам. Он вдруг вновь стал мальчиком, быстрым, как ветер в горах, страх вернул его в детство, когда слабость рук компенсировалась быстротой ног, умом и неутомимостью. Но, прежде чем Том успел сдвинуться с места, монстр рванулся к нему, шипя и тяжело дыша, чуть ли не мгновенно вдвое сократив разделявшие их тридцать футов. Очевидно, Том ошибся, предположив, что монстр неповоротлив и неуклюж. Но тот вновь остановился, изучающе глядя на Тома. Похоже, никогда не видел такого зверя.
Том не услышал, как позади него щелкнул врезной замок, не услышал, как открылась дверь. Испуганно вскрикнул, когда сзади кто-то ухватил его за руку, не в силах поверить, что его хотят спасти, скорее ожидая, что за спиной появилось нечто не менее страшное, чем монстр, который стоял перед ним на тропе. Частые удары сердца так громко отдавались в ушах, что он едва расслышал слова, произнесенные голосом Падмини Барати: «Быстро! В дом!» Но он все-таки услышал ее, повернулся к ней и проскочил мимо нее в дверь.
Падмини тут же захлопнула ее и повернула барашек врезного замка.
Повернувшись лицом ко двору, Том безмерно обрадовался тому, что двустворчатая дверь из бронзы, а не из дерева, поскольку пришелец из преисподней стоял на прежнем месте. В желтоватом свете, сочащемся сквозь стеклянные панели двери, выглядел он не менее жутко, вроде бы покрытый блестящей молочной пленкой, с выпирающими через нее внутренними органами.
Серебристые глаза не отрывались от Тома, жвалы шевелились, словно чудовище представляло себе, каков он на вкус, и Том подумал, что темные образования внутри полупрозрачного тела, эти непроницаемые для света комки, возможно, мелкие животные, проглоченные монстром и находящиеся теперь в его пищеварительном тракте, чем-то похожи на тела, сброшенные в братскую могилу рядом с Нячангом.
[37]
Именно такая тварь и могла там ожить — или превратиться в ожившую противоположность жизни… глубоко зарытую в человеческий компост и перегной вьетнамских джунглей в Нячанге. Тварь эта никогда не рождалась, но обрела сознание в темноте, в продуктах разложения, в тепле, которое вырабатывается при разложении, и являла собой ужас Нячанга, обретший видимую, символическую форму. И теперь она пришла за Трэном Ван Лангом, известным ныне как Том Трэн, прожившим уже сорок пять лет и десятилетним мальчишкой видевшим эту бойню на открытом воздухе, когда десятки тысяч мужчин, женщин и детей расстреляли из пулеметов в длинном пруду, осушенном от воды, и еще не засыпали толстым слоем земли. Вместе с отцом он быстро обогнул край этой общей могилы и скрылся среди деревьев до того, как власти вернулись с бульдозерами: торопясь начать бойню, убийцы не успели доставить машины сюда заранее. За спинами беглецов джунгли окружили место бойни, молчаливый зеленый свидетель трагедии.
— Оно даже не пытается проникнуть внутрь, — отметила Падмини.
Том и сам ожидал, что чудовище начнет ломиться в дверь, но этого не произошло. Не стало оно и бить стекла клешнями.
